Рассвет для солнца (СИ) - Баскакова Нина - Страница 6

— Не понял. Я давно не была в городе. Решила молодость вспомнить.

— Которая проходила в гаражах?

— Было дело, — ответила Зина и замолчала. Ее собеседник разговор не продолжал. — Ничего не меняется. И одновременно все изменилось. Я наверное скажу, как старуха, но я не понимаю нынешнюю молодежь. Ты ее понимаешь?

— А чего понимать?

— Вот сегодня вспомнила, как раньше тусили на том же месте. Мы ругались. Мирились. Хотели выбраться из города, стать людьми. Были и те, что упрямо шли по стопам отцов. Кто-то свой путь искал. Одних уже нет на этом свете, другие в тюрьме. Третьи выбрались. Сегодня с сестрой поссорилась. Я ей говорю, что мы можем многое, она упрямо считает, что ничего не можем, а жизнь закончилась. И самое страшное, что она и раньше так считала.

— А разве может быть иначе?

— Блин, люди. Все ведь в наших руках. Мы сами строим свою жизнь. Если я хочу изменить жизнь, то я ее меняю. У меня была цель выбраться, я выбралась. Да, пришлось работать. Много учиться. Но я выбралась. Потому что была цель.

— Смысл. У тебя он был. Когда его нет, то и делать ничего не хочется, — ответил мужик.

— А у тебя есть смысл?

— Нет.

— Не понимаю я этого. У вас прям в городе эпидемия.

— Да не эпидемия. Просто смысла нет. Ты посмотрим вокруг, что твориться. Одни живут богато, а другие бедно. Расслоение в обществе нереальное. Я могу устроиться только за такие копейки, что стыдно их получать.

— А кем ты работаешь?

— Я не собираюсь гнуть спину за деньги, которых хватит на три похода в магазин.

— Поэтому ты не работаешь. А на что живешь? Хотя, не говори, за счет родителей. Пока жива мать, то будет она тебя содержать, а потом найдешь какую-нибудь бабу, за счет которой будешь жить. Так?

— У меня нет таких долгих планов.

Зина закурила. Она смотрела перед собой, глубоко задумавшись. Может стоило уехать, пока сама не заразилась унынием? Что же они все такие отчаявшиеся?

— Дай сигаретку, — попросил мужик.

— Свои иметь надо, — буркнула Зина, но протянула пачку. Даже зажигалкой снабдила.

— Я тебя здесь раньше не видел.

— Я тоже. Тебя раньше не видела. И что теперь? — она посмотрела на него. Тонкие брови подняты вверх. Вишневая помада лежит на губах, как у той модели в рекламном ролике. Местные девчонки пытались повторить, только выглядело пошло. А у этой как должно быть.

— Ты модель? — спросил он. Ответом его был удивленный взгляд, а потом смех.

— Похожа? — спросила она.

— Иначе не стал бы спрашивать, — спокойно ответил мужик. Зина вновь посмотрела на него, отмечая темно-карие глаза, на которых не было ресниц, острый нос, чистые щеки, полные губы. Сложно сказать, сколько ему было лет. Но не больше тридцати пяти. Тунеядец, который ничего не добился в жизни. Она отпила пива. Возможно в разводе. Имеет детей. Может сидел раньше. Такие любят получить все, при этом не работать, поэтому, скорее всего, воровал.

— Лестно такое слышать, — ответила Зина. — Но ты не прав.

Опять молчание. Как ни странно, но молчание не давило. Где-то забрехала собака. Ответом ей был автомобильный гудок. Кто-то жарил шашлыки. Тянуло дымом и жареным мясом.

— Я уже и забыла как это никуда не спешить, — ответила Зина. — Вот так сидеть и смотреть на мир, что словно остановился. Все вокруг куда-то бегут, бегут и не могут остановиться. Раньше была такая игрушка, юла. Ее заводишь, и она начинает кружиться. У юлы были разноцветные полоски и от этого казалось, что она, как девчонка, кружится в разноцветной юбке. А у подруги была юла в виде карусели с белыми лошадьми. И когда ее заводили, то лошади скакали по кругу. Настоящая миниатюрная карусель, которая могла увести в сказочные дали. Раньше я так думала и завидовала подруги. Потом сама оказалась в такой карусели. Бегаю по кругу, куда-то стремлюсь. Толку от этого никакого нет.

— А я никуда не стремлюсь. Зачем?

— Это не дело. Нам с тобой надо найти золотую середину. Мне замедлится, а тебе пинка отвесить, чтоб разогнать, — ее слова вызвали смех.

— Тебя как звать?

— Зина.

— Архип. Ну вот, опять смех, — он не обиделся. Понимающе улыбнулся.

— Извини, — выставляя вперед ладонь, сказала Зина. — В честь кого тебя так приложили?

— Прадеда.

— Мне тоже досталось. Так что понимаю.

— Зинаида, Зина. Еще не плохо звучит, если не вспоминать «резиновую Зину», которую купили в магазине.

— Вот-вот. А тебя Хипом друзья кличат.

— Друзья Хипом, мать Ариком. По мне Хип лучше звучит.

— Брутальнее. Хип-хоп и все такое.

— Типа того.

— А я как была Зиной, так и осталась.

— Это плохо?

— Не знаю, — она задумалась. Опять ушла в воспоминания.

— Ты так и будешь здесь сидеть и мерзнуть?

— Я вроде не мерзну. Не так уж и холодно. Раньше здесь было шумно. Кто-то заходил, кто-то выходил. Было много людей.

— А теперь остались лишь те, кому некуда деваться, — ответил Хип.

— Может это не так и плохо? Этот город — он как дерево.

А мы листья и ветки. Пока будут живы корни, будут появляться новые ветки, то есть семьи. Будут ветки, значит, появятся листья. Это уже дети. Листья улетают, но пока целы ветки и корни, то жизнь будет продолжаться. Разве это плохо?

— Хорошо листьям. Они могут лететь. Что-то увидеть, что-то узнать. А может им улыбнется удача и они окажутся в букете какой-нибудь девчонки и еще долго простоят в вазочке. Или их засушат между страничек книги. Это намного лучше, чем терпеть перепады погоды веткам и корням.

— Какой ты умный, — поджала губы Зина.

— Просто продолжил твою мысль. Здесь нет ничего такого, — пожал плечами Хип.

— Тогда я продолжу твою мысль. Ты рассматриваешь только положительные моменты, где листья оказались в тепле и продолжили жизнь, пусть в виде букета или гербария. Но сколько листьев оказываются в кучах, которые сгребает дворник! Ты про них забываешь. Да, мы сами выбираем кем становиться, листьями там или ветками. А может и корнями. Но это не значит, что сделав выбор, то надо завидовать другим.

— На твой взгляд, что лучше?

— О, раньше я считала, что лучше быть вот таким листочком, который доверятся ветру, и полетит следом за ним. Только ветер он играет листочками. Ему нравится их кружить, а потом в грязь опускать. Поэтому доверять ветру нельзя. Так же как и надеяться на случай и удачу, покупая каждую неделю лотерейный билет. Надо самостоятельно решать, что делать, как жить. Пусть это страшно. А знаешь почему страшно?

— Почему?

— Потому что винить в неудачах будет некого, — ответила Зина. — Человек же любит обвинять всех и вся, боится ответственности. Листком, которые оторвался от родного дерева и пошел против ветра сложно, пусть и интересно. Не каждый такое выдержит. Намного легче быть веткой дерева. Она крепко привязана к дереву. Веток много. Если что, то другие помогут. А еще есть корни, которые не оставят. Тут нельзя говорить, что хорошо, а что плохо. Это такой же спор, какая профессия важнее: врач, учитель, полицейский или космонавт. Да все хороши, только для каждой нужны определенные качества, склонности характера.

— Наверное, так это и есть. Только порой веткой становиться не хочешь, а листком быть не можешь.

— Тогда будь ветром, который это дерево будет качать, — ответила Зина. — Но это еще сложнее.

— И получается, что вся наша жизнь — сложное дерьмо.

— Да почему дерьмо? — возмутилась Зина. — Если хочешь, то это твое право смотреть на окружающий мир, как на дурнопахнующую кучу. Я предпочитаю считать мир дорогой, где каждый кусок принадлежит разным управлениям. Одно управление хороший и ровный асфальт проложили. Другое управление сэкономило и гравием засыпало. А третье — песок привезли, а то и вовсе глину, по которой ноги скользят. Четвертое управление использует какое-то новое покрытие, которое с подогревом, поэтому на нем снега нет. Мы же едем по этой дороге. То летим по ней, то вязнем в песке.

— Ты умная.

— Это оскорбление? — хмыкнула Зина.