Муж поневоле (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер" - Страница 28

— Вот это — ауроскоп, — вещал он, положив руку на продолговатый кристалл в толстой металлической оправе. — Он позволяет определять параметры ауры живого существа, одновременно снимая показатели с двадцати семи аурных оболочек. Положи ладонь сюда, — попросил мужчина.

Подчинившись, я с любопытством прижал конечность к матовой пластине в основании кристалла, и над ним с секундной задержкой загорелась радуга из пяти цветов разной интенсивности. Самым ярким был оранжево-жёлтый, правда, чуточку грязноватый, словно ложку дёгтя подмешали.

Криво ухмыльнувшись, Иквус пробормотал:

— И правда, маг огня, интересно…

Глядя на изображение, я понял, что это — замаскированная под огонь моя собственная магия проклятий. Остальные четыре цвета почти терялись на этом фоне, но я и так знал, что это. Те предрасположенности, что выявились при поступлении в академию. Не пропали ещё…

Далее мне показали синхромаготрон, линейный усилитель магических частиц, регистрационную заклинательную камеру и счётчик Дамби. По поводу последнего Иквус сказал, что изобрёл его сам и назвал в честь старого знакомого, а регистрирует он напряжённость магического поля.

Потом мы вернулись к алхимическим экспериментам со средством для роста волос, и получив теперь уже правильный состав, Сева вызвал Грукомина с целью провести натурный эксперимент.

Сам гном-заказчик зелье пробовать не стал, но нашёл через полчаса добровольца из числа наименее нужных гномьему сообществу членов.

Брыкающегося “добровольца” усадили в кресло четверо практически квадратных гномов-стражников, после чего зафиксировали руки, ноги и шею толстыми металлическими захватами, а рот разжали, вставив в него металлическую трубку диаметром в пару дюймов и воронку для залива зелья.

— Наука требует жертв, — негромко пробормотал я, видя это, а подопытный, услышав меня, замычал неистовей и принялся брыкаться в два раза интенсивней. Правда, ему это не сильно помогло, захваты держали крепко.

— Может его того? — предложил я, стукнув кулаком по ладони.

— Убить? — поднял бровь Иквус.

— Не, вырубить, — пояснил я, однако маг покачал головой и произнёс со зловещей улыбкой:

— Тщательно зафиксированный пациент в анестезии не нуждается.

После этих слов доброволец потерял сознание самостоятельно, и мы аккуратно влили ему в глотку состав. А дальше, убрав воронку с трубкой, принялись ждать результат.

— Ну что, когда должно подействовать? — нетерпеливо спросил Грукомин, крутясь возле кресла.

— Подождите, — остановил гнома маг, — резкое преобразование может убить, поэтому действие растянуто по времени.

Да, забыл сказать, принесённый в жертву науке гном был без накладной бороды. Что это значит, забрали ли её перед экспериментом или вовсе не выдавали — я не знал, но на круглую и всю в буграх безволосую морду смотрел с некоторым интересом.

— Насколько растянуто? — уточнил гном.

— Минут на двадцать-тридцать.

— А, ну тогда ладно, подождём, — и Грукомин опёрся на трость, продолжив наблюдение.

Наконец я увидел, как на подбородке добровольца, всё так же висящего в захватах без сознания, начинает пробиваться какой-то пушок. Спустя минуту волоски заметно увеличились в размере и почернели, а затем медленно, но верно принялись расти в длину. В лаборатории стало тихо-тихо, все, затаив дыхание, впились взглядами во всё увеличивающуюся растительность на лице гнома.

— Наконец-то… — с придыханием произнёс Грукомин, зачарованно подходя и касаясь рукой ставшей курчавиться бородки. Но внезапно пучок волос остался у него в руках, а следом и другие волоски стали выпадать один за другим, и через несколько минут подбородок подопытного оказался столь же девственно чист, как и прежде.

— Неудача, — вздохнул Иквус, а гном вторил ему тяжёлым стоном. — Но в этот раз она смогла вырасти вдвое больше, значит, мы на верном пути.

— Верно, — насупившись и вновь принимая невозмутимый вид, согласился Грукомин, — прогресс виден, а следовательно, ваша работа продолжается, мастер. Что ж, до завтра.

— До завтра, — хором произнесли мы, а гном, проследив за тем, как стража отцепляет добровольца и уволакивает в коридор, неспешно вышел вслед за ними.

Посмотрев на лужу мочи, оставшуюся на каменной сидушке, Сева со вздохом прошёлся по ней заклятьем, буркнув:

— Слабоватый попался.

— И что теперь? — поинтересовался я.

— Теперь буду размышлять над рецептурой, — ответил Сева задумчиво. — Общее направление, похоже, действительно получилось нащупать, надо с дозировкой поиграть, но предварительно кое-какие расчёты сделать…

Видя, что мужчина и не думает уходить, я спросил:

— И что, ты и ночью будешь здесь сидеть?

— Были такие планы, — подтвердил собеседник, опять подходя к алхимическим шкафам, но я, догнав его, крепко схватил протянутую было к колбам руку.

— Слушай, давай на сегодня ты плюнешь уже на эту работу, а? Съездим в Салис, возьмём винца, посидим, поговорим как старые знакомые. У меня новостей столько! Да и тебе, думаю, есть что рассказать. Кстати, домовые твои такое учудили… Да и не только они. В общем, пойдём. Неделями, небось, носа отсюда не показываешь.

— Ну почему, — попытался увильнуть Сева, — вчера же был…

— Да что ты там был! А мы нормально отдохнём, выпьем, закусим. Культурно! Ну же, соглашайся.

— Ладно, — нехотя произнёс Иквус, — чёрт с тобой, пошли.

— Вот и славно, — заулыбался я.

А когда мы уходили из лаборатории, я всё-таки звезданулся в спешке ногой об стол, пребольно ударившись мизинцем, и с шипением заскакал на одной ноге. Так я и выскочил наружу, в мыслях матеря на чём свет стоит и гномов, и их архитектуру, и до кучи Иквуса с его маниакальной страстью заставлять мебелью все имеющиеся площади.

Колба с испорченным зельем от удара покачнулась, сдвинувшись с места, а затем, не удержавшись на краю стола, почти без всплеска канула в котёл, так неудачно оказавшийся прямо под ним.

В первые полчаса практически ничего не происходило, только цвет жидкости медленно менялся с одного на другой, пока окончательно не стал в ядовито-зелёным. Ещё через полчаса стенки котла не выдержали, буквально съеденные агрессивной жижей, и та, пролившись на пол, жадно вгрызлась в ставший вдруг мягким и податливым камень, проедая себе путь строго вниз.

И надо же было такому случиться, что через пару часов неустанного проедания камня на глубине километра жижа вскрыла находящееся под большим давлением месторождение природного газа, почти полностью состоящее из бесцветного и не имеющего запаха метана, который стремительно рванул по открывшемуся каналу прямо внутрь цитадели гномов, заполняя залы, ходы и галереи одну за другой.

Что послужило первопричиной взрыва — доподлинно неизвестно, но стоило искре возникнуть, как огненный вал прокатился по внутренностям изрядно изъеденной гномами горы, заставив ту мелко задрожать и затрястись. Когда волна вышибла бронированные двери оружейных складов, разом сдетонировали и они, буквально сотрясая землю на многие километры вокруг.

А далее гора медленно, поднимая тучи пыли, сложилась сама в себя, погребя некогда величественный гномий град Гардункар, впитавший мощь Казан-Бума, Наврота и Барагоста, а теперь точно так же, как и они, ставший просто историей. Так закончились дни гномьей расы, обрекая немногих выживших на жалкое и полное опасностей существование в этом недружелюбном мире.

Когда земля под караван-сараем затряслась, мы с Иквусом, хоть и изрядно налакавшиеся вина, но всё ещё пребывавшие в твёрдом сознании и крепком теле, мигом подорвались, покидая опасное во время, как мы думали, землетрясения помещение.

Калим, тоже пока бодрствующий, рванул вслед за нами, а Алладину, что спала на тюфяке, быстро закатали в одеяло и вынесли на плечах.

Оказавшись в толпе таких же полуголых, взбудораженных и толком не проснувшихся людей, мы остановились, тревожно вслушиваясь в далёкий гул. А затем кто-то заорал: