Тихий маленький город (СИ) - Дашевская Анна Викторовна "Martann" - Страница 13

На самом деле мне удалось проспать почти четыре часа, и пока я была свежа, как маргаритка.

– Мост? Какой мост? – удивился бывший.

Если бы я не прожила с ним десять лет, так и фальши в голосе бы не заметила. Не поверила бы, что она есть – ну какое отношение может иметь фармацевтический магнат из Москвы к строительству моста в маленьком городе Кириллове? Ах, да, диверсификация и непрофильные активы…

Значит, вот почему ты сюда приехал? Ну и прекрасно, а меня зачем достаёшь?

– Ходил слух среди населения, что собираются строить мост через Волгу, – пояснила я охотно. – Правда, соседки мои говорят, что такой слух возникает примерно каждые десять лет, так что особо верить не рекомендовали.

– И что ты об этом думаешь?

– Ничего, – я пожала плечами и зажмурилась, подставляя лицо солнечным лучам. – Какая мне разница? Мне на той стороне и делать-то нечего…

– Странно, будто совсем другая женщина стала, – Макс обошёл вокруг меня, я видела его тень сквозь чуть приоткрытые веки. – А внешне не изменилась. Но моя бывшая жена готова была лететь в Венецию, если ей не хватало лампы на рабочий стол, или во Владивосток, если она вдруг решала, что никогда не ела свежевыловленного гребешка.

– Капризная была дама, должно быть. Ладно, Макс, повеселились – и будет. Мне спать пора, тебя дела ждут. Рада была повидать.

Развернувшись, я быстро пошла по улице в сторону реки. Встречным только кивала, не останавливаясь поговорить – а было их немало, встречных. Будто из всех окрестных домов вылезли старухи и смотрели, с кем это ведьма говорит посреди улицы.

Вот интересно, как долго Макс пробудет в городе? Успеет ли кто-то бросить в него этими словами – «наша ведьма»?

Поздно вечером мне позвонил Егоров. Скупо поздоровался и сразу перешёл к делу:

– Я получил сведения: Светлана Лиховцева, в девичестве Иванцова…

– Дочка кирилловского мэра?

– Племянница. Но любимая, и воспитывалась в его семье после гибели брата. Ей тогда было всего три года.

– А сейчас?

– Девятнадцать.

– Немного. Школу-то хоть закончила?

– Обижаете, сударыня! Даже и с золотой медалью! – хмыкнул майор.

– И где Макс её подцепил?

– Девочка поступала в Москве в первый медицинский, на платное. Поступила, конечно, это понятно. А господин Лиховцев приходил по делам к ректору, ну, и увидел её. Всё, мне нужно идти, труба зовёт!

Егоров отключился, и я рассмеялась. Смеялась так долго, что испугалась начинающейся истерики и со всей силы ущипнула себя за руку.

– Ну вот, добилась своего? – сказала себе укоризненно. – Теперь будешь носить синяк на видном месте… Нет, но каков Макс! Интересно, это был сознательный поступок, или судьба подложила ему новые грабли на том же месте? Впрочем, честно-то говоря, наш брак был вполне удачным, и для него, и для меня. Если бы не тот гололёд, если бы не та собака…

Тут я призадумалась: я огорчена произошедшим? Конечно, формально я многое потеряла: жизнь в Москве, квартира, удобства, тусовка, развлечения, магазины, путешествия за границу… Даже ковид нисколько не помешал нам с Максом, мы оба одни из первых привились Файзером и летали, куда хотели.

Что же получено взамен?

Вот этот дом, из окна которого сквозь деревья видно Волгу. Маленький тихий городок, в котором оказалось неожиданно приятно жить, ненапряжно, без вытягивания шеи и вставания на кончики носков. Работа. Соседи, и то, что они начали меня всерьёз уважать. Записки Агнии Николаевны, её методы, этот новый и безумно увлекательный опыт…

Получается, что я даже выиграла, да?

Бог с тобою, незнакомая мне девушка Светлана! Забирай Макса и всё, что к нему прилагается, и постарайся быть счастливой.

Ещё неделю после девятого мая Кауфман продолжал болеть. Он, конечно, рвался в бой, но не сумел победить утроенные силы – мои, главного врача и медсестры Леночки, взявшей на себя персональную опеку над Михаилом Марковичем. У каждого их этого триумвирата была своя причина: я считала Кауфмана лучшим из учителей, какие встречались мне в жизни, Леночка имела личный интерес, а Алексей Петрович Воропаев справедливо опасался, то без заместителя его собственная жизнь станет значительно более скучной и менее солидной.

Беда была в другом: свалились с сильнейшей простудой ещё три врача, оголив, таким образом, фронт до полного бесстыдства.

Делать было нечего, жители Кириллова продолжали болеть, и Воропаев, посопев, подписал приказ о возложении на меня обязанностей дежурного врача в режиме аварийной ситуации, то есть, сутки через сутки. С выплатой двойной ставки, разумеется.

Я приходила в больницу к двум часам дня и оставалась до следующего утра. Шла домой, отсыпалась, занималась какими-то своими домашними делами и возвращалась на работу назавтра к двум. Продлился такой режим девять дней, или пять дежурств, и всё это время я мало, что замечала вокруг, кроме пациентов.

В один из дней, когда я была дома, пришёл сосед Иван Ксенофонтович. Долго мялся в прихожей, многословно извинялся, что побеспокоил, мол, все знают, сколько на тебя сейчас нагрузили… Из этого я сделала вывод, что информация на нашем левом берегу распространяется с обычной скоростью, махнула рукой и сказала:

– Всё нормально, работа есть работа. Что случилось-то, Иван Ксенофонтович?

– Да хотел у тебя что-то успокоительное попросить. Варвара очень уж хандрит…

Я удивилась и встревожилась: эта пара даже среди моих соседей отличалась особой выдержкой и железобетонным спокойствием. И чтобы она захандрила?

– Весеннее ухудшение самочувствия, или повод есть?

– Собачка наша пропала. Ну, ты знаешь, Гулька, мелкая которая.

О да, собачку я знала! При первом знакомстве эта самая Гулька попыталась цапнуть меня за щиколотку, выше она не доставала. Только моя быстрая реакция уберегла новенькие джинсы от дырок. Впрочем, Варвара эту маленькую дурочку любила без памяти.

– Так может, сбежала? Течки у неё не было? – спросила я, доставая успокоительный сбор и записывая на прицепленной к горлышку сигнатурке: «принимать по столовой ложке за два часа до сна».

– Нет, не было. Да и старенькая она уже, куда ей сбегать? От дивана до миски только и ходила…

– Значит, найдётся. Вот настойка, я написала, как принимать. Больше не стоит, а то и в уборную ночью не проснётся.

Сосед ушёл, а я пожала плечами и занялась своими делами.

Во вторник, как обычно, за промыванием для глаз пришла бабка Марьяна. Бывшая актриса самозабвенно собирала сплетни и разносила их по всему нашему берегу, притаскивала и мне. А что ж я, чужая, что ли?

И, положа руку на сердце, какие у неё ещё развлечения?

– Представляешь себе, Настя, у Петровича суку щенную украли! – выпалила бабка, едва войдя в дверь. – Ну, или сбежала, но это вряд ли, ей со дня на день щениться.

– Давно?

– Да нынче ночью! Сам Петрович только что в голос не воет, у него на щенков этих очередь длиннющая, за полгода записываются.

– А что ж остальные собаки не подняли тревогу?

– Ну, во-первых, эту суку, Норту, он отдельно держал последние дни, – обстоятельно начала Марьяна, усаживаясь поудобнее. – А во-вторых… Настя, у тебя время-то есть, россказни мои слушать? Тебе ж дежурить ещё?

Боже мой, вот это да! Чтобы Марьяна Павловна готова была просто так отказаться от возможности рассказать последние новости? Такая забота тронула меня почти до слёз. Нет, правда, я оценила и ответила почти любезно:

– Мне к двум в больницу, так что всё нормально. Чаю хотите?

Пока я заваривала укрепляющий сбор, бабка рассказывала:

– Так вот, Петрович говорит, что остальные собаки ночью подняли было лай, но тут же и заткнулись. Он и не стал беспокоиться, уже знает: если они коротко взлаивают и всё, значит, кто-то идёт мимо чужой. Если рычат – значит, чужой остановился возле забора.

– А если залез?

– Ну, тогда они просто бросаются и опрокидывают незваного гостя, и держат, пока хозяин придёт, – усмехнулась старуха, становясь вдруг на мгновение удивительно похожей на свои молодые фотографии.