Тихий маленький город (СИ) - Дашевская Анна Викторовна "Martann" - Страница 38

– А свечи в церкви вы не видели?

– Видели, но… как бы вам объяснить? На какие-то явления не обращаешь внимания, потому что они в порядке вещей. Книги в библиотеке или книжном магазине, грибы в лесу, свечи – в церкви. Я знаю, что в каких-то случаях службу проводят ночью, так что и не задумался, прошёл мимо. А возвращались наверх мы по лестнице, рядом с вашим домом. Тропинка была скользкая.

Пока Афанасьев говорил, я соображала: значит, о ритуале он не знает. Или знает, но не говорит. Однако последствия принесённой клятвы должны были ещё долго не давать ему мне врать. Так что ритуал, жрун и прочие потусторонние неприятности – это всё-таки из другого паззла. Вот потому картинка и не складывалась.

– С вами был ещё один человек, кто он?

– Ещё один? – он наморщил лоб, вспоминая. – А, Валерка? Ну, он, собственно, не с нами был, а с Сорокиным персонально. Костя его нанял в качестве персонального водителя, только по воде. Во всяком случае, мне он сказал, что ему приходилось по десять раз в день переправляться из одной части города в другую, выгоднее было заплатить лодочнику сразу за полный день.

Мне показалось, что это какой-то странный расчёт, но я не стала спорить. Что я понимаю в лодках, кроме того, что они маленькие и качаются?

Бывший начальник полиции засобирался домой; было видно, что он устал, и я предложила:

– Давайте, я вас отвезу. Тут, конечно, недалеко, но раз нога болит, не стоит её перегружать.

– Спасибо, да неловко как-то…

– Ловко-ловко, поехали! И завтра после консультации с Семёном Марковичем – сразу ко мне, хорошо?

Я сознательно не стала в этот раз расспрашивать Афанасьева о предках, о прадеде, о наследстве. Во-первых, мне нужно было хорошенько обдумать то, что он уже рассказал. Во-вторых, я вовсе не была уверена, что мне стоит влезать в историю с тендером на строительство моста, тут и пришибить могут случайно. И last but not least, в-третьих, вовсе не факт, что наш мент вообще в курсе истории с участком.

И ещё хорошо бы узнать, был ли в нашей стране хоть один случай реституции?[4]

Утром я хотела позвонить в больницу, а потом подумала, и решила съездить. Очень уж было интересно, что скажет Кауфман о методах лечения коллег из областного военного госпиталя.

Увы, любопытство – одна из главных черт моего характера. Ладно, словечко «увы» здесь лишнее: я нисколько не огорчена тем обстоятельством, что мне интересно там, где кто-то другой лишь пожмёт плечами и отойдёт. И история, начавшаяся с трупа под моим кустом боярышника, вроде бы не касается меня напрямую; более того, постепенно становится небезопасной. Но если я не узнаю, в чём там дело, буду уже не я.

Это ведь настоящий детектив, случившийся прямо у моего порога! И что же, получится, что я дошла до финальной сцены, где сыщик собирает всех персонажей и рассказывает, кто и почему убил тётушку Салли, перевернула страницу – а последняя глава напечатана на финском языке?

Или на монгольском, что в данном случае не существенно.

Кауфман сидел в ординаторской и посмеивался:

– Ну, я же знал, что ты не выдержишь и примчишься проверять, не обидел ли я твоего протеже!

– Да ладно вам, Семён Маркович! Лучше скажите, что вы думаете о его состоянии?

– Думаю, что оно существенно улучшилось по сравнению с днём, когда ты отыскала его в нашем подвале.

– И всё?

– Нет, конечно. Я изучил назначения, созвонился с лечащим врачом, посетовал на то, что в нашей кирилловской аптеке многих препаратов нет, а больному трудно за ними ездить в Ростиславль… Кстати, части наименований нет и там, надо заказывать. В общем, половину мы отменили, две трети оставшегося сократили и оставили только необходимое. Плюс физиопроцедуры, благо у нас появилась пара новых аппаратов…

– Уже?

– Представь себе!

Он весь лучился довольством.

– И где Афанасьев сейчас?

– Как раз-таки на физиотерапии. И будет там ещё… – Кауфман взглянул на часы. – Ещё час. В понедельник приедет невролог, я договорился о выездных консультациях раз в месяц, вот пусть и начнёт свою работу с болей в ноге у нашего пациента. Ты права, это, конечно, психосоматика…

И мы заговорили о разных профессиональных делах, не имеющих отношения к данному повествованию.

После процедур бывший начальник полиции был расслаблен и благостен. Кажется, даже нога у него болела меньше, потому что на трость он почти не опирался.

– Ну что, Николай Иванович, теперь едем подбирать вам травы?

– Спасибо, Анастасия Александровна. Я ваш должник навеки.

– Сочтёмся.

Мы снова сели в гостиной, и Крис немедленно залез к гостю на колени.

Я выложила на столик перед Афанасьевым несколько баночек и пакетиков, а поверх всего – листок с подробным описанием, что и как использовать. Он внимательно выслушал, спрятал всё это в сумку, где уже лежали рецепты от Кауфмана, и посмотрел на меня.

– Анастасия Александровна, вы ведь хотели вчера ещё о чём-то спросить, но не стали?

– Не стала. Я была уставшей, вы тоже, а дело не срочное.

– Спрашивайте сейчас.

– Скажите, Николай Иванович, что вы знаете об истории своей семьи?

Выдержка у Афанасьева, надо сказать, железная. Он бровью не повёл на этот неожиданный вопрос. Только уселся в кресле поудобнее да откинулся на спинку.

– Практически ничего. Мамы не стало, когда мне было десять лет, а отец… С отцом я практически не говорил. В детстве ему со мной было неинтересно, когда я стал подростком, я… не хотел его видеть. А потом его не стало. Так что несколько фотографий, официальные документы о наградах, дипломы – всё, что есть. Почему вы спрашиваете?

– Потому, что чем глубже я закапываюсь в эту историю, тем яснее понимаю, что она связана с вашей семьёй. Ещё точнее – с вашим прапрадедом, купцом Паисием Варфоломеевичем Бухвостовым.

– Вот как? Поверите, я даже не знал его имени и фамилии. То есть, погодите, вы хотите сказать, что первый убитый в этой серии, Александр Бухвостов – мой родственник? Фамилия не самая частая…

– Получается, так. Четвероюродный брат. Или где-то около того. Кузен, в общем.

– Так вот о чём шла речь… – Афанасьев потёр лоб. – Погодите, дайте подумать.

Я не стала ему мешать, думать иногда бывает полезно.

Пошла на кухню, поставила чайник, достала любимую смесь – хороший чёрный чай с добавкой земляничного листа и китайской камелии. Заварила. Выложила в вазочки оставшееся от Агнии Николаевны варенье, клубничное и вишнёвое. Составила всё на поднос и отнесла в гостиную.

Мой гость сидел с закрытыми глазами, поглаживал развалившегося на коленях кота. Я негромко окликнула его:

– Николай Иванович, давайте чаю выпьем.

Молчание не было давящим – он думал о своём, я о своём.

О своём бывшем муже.

Почему-то мне пришло в голову, что зря я, уезжая из Москвы, устроила такую карусель – смена гостиниц, незнакомые никому нотариусы и юристы. Макс вовсе не собирался меня преследовать или как-то вредить, ему в тот момент вообще было на меня наплевать. И ещё – он отлично знал, что при необходимости ему довольно будет одного звонка, чтобы отыскать нору, куда я забилась. А вот сейчас я зачем-то господину Лиховцеву понадобилась, и вот он, уже практически у меня на пороге …

Наконец Афанасьев отставил чашку и спросил:

– Вы в курсе, отчего умер мой отец?

– Только недостоверные слухи, – не стала я сдавать участкового.

– Вот вам истинная правда: ваша бабка его прокляла. Агния Николаевна ведь бабушка вам?

– У нас значительно более дальнее родство. Моя мама была троюродной внучатой племянницей Агнии Николаевны. И что, вы верите в проклятия?

– Я видел его воздействие собственными глазами, – просто ответил он. – И всё хотел прийти к госпоже Апраксиной и расспросить её, как и за что, да вот, не успел, – он вздохнул глубоко, будто собирался нырнуть в холодную воду. – Костя Сорокин говорил со мной о некоем наследстве моего прадеда. Я был уже изрядно пьян, только отмахнулся. Но речь шла об участке земли где-то здесь, поблизости, который прадед купил задолго до революции…