Пораженец (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 41

— Нет-нет, там, конечно, большие ученые, но нет такого размаха, как здесь. Я вижу у вашей страны грандиозное будущее.

Я с трудом сдержал гордую улыбку. Слова Альберта неожиданно сильно тронули меня. Стараюсь, черт побери, стараюсь. Только бы жизни хватило.

И он уехал, чтобы успеть домой на Рождество.

Крайне своевременно — бахнуло через две недели.

Полнотой первые сообщения о взрыве в Сараево, разумеется, не блистали. Террорист оказался не один, а как минимум еще трое: одного убили, одного ранили и повязали сразу, еще один пытался скрыться, но его схватили днем позже. Показания арестованные дали одинаковые — покушение организовано сербскими националистами.

А дальше все посыпалось, как домино.

Австрийцы выкатили ультиматум, сербы от большого умища объявили мобилизацию. В нервной обстановке произошли две перестрелки на границе. Вена заявила, что ее не удовлетворяет ответ Белграда. Германия считала, что если действовать быстро, то никто не чухнется и настойчиво советовала Австро-Венгрии начать мобилизацию. Дальше из Санкт-Петербурга последовали заявление в поддержку Сербии и приказ на частичный призыв запасных, Франц-Иосиф объявил войну, Николай включил мобилизацию на полную, тем же ответила Австрия, полетели туда-сюда ультиматумы, полную мобилизацию начали французы…

Каток поехал с горы. Как и в моей истории.

Вот ждал, ждал, что беда должна случится вот-вот, надеялся “А вдруг пронесет?”, внутри понимал что хрена там — такие силы к войне тащат, но все-таки, вдруг, а? И когда неизбежное произошло, даже испытал облегчение.

Москва начала манифестировать, почти как при начале войны с Японией. Почему почти? Да размахнулись шире, толпы с хоругвями, флагами и портретами императора заполнили все бульвары, от начала до конца, площади на них, Тверскую до Кремля и еще несколько улиц. Крики “Да здравствует Сербия!”, “Долой Австрию”, “Ура!” слышались по всему городу.

Но закончилось все гораздо быстрее, чем в прошлый раз — холодно же, зима. Ресторанные оркестры, беспрерывно игравшие гимн по требованию публики, свернули свои выступления часам к десяти. А наутро полиция подсчитала первые жертвы войны — несколько патриотов наподогревались вином и водкой настолько, что замерзли в сугробах.

Правда, это никого не остановило и на следующий день тысяч десять-пятнадцать отправились к вражеским консульствам. Но градоначальство со времен первой революции имело кое-какое понимание, как действовать против буйной толпы и погром предотвратили усиленными пешими и конными нарядами полиции. У всех памятников, на которые один за другим взбирались ораторы, произносили пылкие речи, время от времени в Милютинском переулке, против французского консульства, пели “Марсельезу”. И опять разбрелись, когда после захода солнца ударил мороз.

Так и пошло.

При первом же сообщении об ультиматуме я настропалил Центросоюз и сейчас в Москве срочно создавали складской излишек сапог и шорного товара. И отправил Митю за экипировкой, тут офицерам полагалось форму, снарягу и оружие покупать за свои. Ну, не совсем свои, военное ведомство выплачивало рублей триста, но при массовой мобилизации цены очевидно подскочат, да и со сроками будет беда. Так что неплохо бы управиться до начала всеобщей суматохи.

И это, наверно, самая мелкая задача, которую требовалось решить до войны. А мы успели почти все.

В Можайске уже монтировали агрегаты и с весенним паводком начнется заполнение водохранилища.

Морозов спешно строил ГЭС и химический завод в Кондопоге и потирал руки — созданный им вместе с Волжско-Камским банком и текстильными фабрикантами консорциум законтрактовал весь фенол в стране. И коли каменноугольная смола потребуется военным, взять ее, кроме как у Саввы Тимофеевича, будет негде.

Болдырев третий год гнал дезу через вскрытую нами германскую сеть.

Медики еще до начала боевых действий ухитрились пробить изменения в санитарном обеспечении войск. Впрочем, за этим проектом стояли крутейшие лоббисты — личная подруга императрицы Вера Гедройц и назначенный пару лет назад лейб-хирургом императорской семьи Сергей Петрович Федоров.

Власть же сделала все возможное, чтобы превратить развертывание армии в хаос. Для начала, мобилизаций объявили две — частичную и полную, и приказы о них наложились друг на друга. Что делать в случае частичной прописали в деталях, на случае полной тоже, а вот план перехода от частичной к полной создать не удосужились. И железные дороги разрывались от противоречивых команд, а воинские присутствия ломали голову над тем, куда деть огромную массу запасных, явившихся после сообщения о мобилизации. Нет, со временем все рассосалось, но первые две недели…

Ехал я в те дни с АМО на Калитниковские склады и города не узнавал — по улицам маршировали части, у воинских присутствий массы призванных, они же ходили туда-сюда строем, толпой и поодиночке, висели на подножках трамваев.

— Еле доехал, — бросил я на стол управляющего складом свою шапку. — Прямо под колеса лезут, чтоб их… Такие типы среди запасных, прямо как с Хитровки сбежали.

— У нас тоже раскардаш, Михал Дмитрич. Мало того, что чуть не половину работников призвали, мало того, что всем вынь да положь упряжь, ремни да сапоги, так и хитрованцы тож!

— То есть?

— Нынче троих повязали, склад запалить пытались.

Та-ак, а это, пожалуй, привет от конкурентов. Офицеров-то из запаса выдернули изрядно, и многие кинулись закупать необходимое. А ведь не у всех папа инженер Скамов, чтоб предупредить заранее. И цены взлетели неописуемо, за плохонькую шашку сорок рублей просили, за сапоги тоже впятеро и так далее. А мы объявили, что пока запас на складах есть, продаем по прежним ценам. Городская дума и газетчики окрестили это “патриотическим почином”, а вот торговцы кожаным товаром взвыли — еще бы, такие прибыля из рук уходят!

— Их с утра допрашивают, да все без толку, гыгыкают да шлют всех матерно.

Поглядел я на эту троицу в щелочку. И ладно бы голь хитрованская, за кусок хлеба, как в мои девяностые за рваный доллар, так нет. На голодающих не похожи, морды сытые, из деловых, не иначе. Прямо Иван Соленый и Степка Хлыщ, издание второе, переработанное и дополненное.

— Молчат?

— Скалятся да глумятся. И то сказать, мы их уже на улице прихватили, они на том и стоят, шли, мол, в трактир, выпить за Сербию, а тут налетели, напали, пустите, гады!

— А точно они?

— Они, сторожа их от самого склада вели, через забор видели как сигали. Только тут наше слово против их слова, а у полиции и так дел много.

То есть доказухи никакой, на закон надежды нет, но и спускать такое никак нельзя. Видимо, придется девяностые вспомнить. Хотя сорок пять лет без них прожил и еще бы лет сто их не видеть.

— Надень-ка им по мешку на голову, рассади подальше друг от друга и полчасика погреми страшным железом за спиной. Говорить не давай. А я пока кое-что подготовлю.

Позвонил Цзюмину и попросил прислать специалиста, а еще в Центросоюз, службе безопасности. Когда все собрались, продумали сценарий и распределили роли.

Сволокли мы “задержанных” обратно в кучу и начали концерт. Первым зашел Ляо, улыбчивый китаец, с саквояжиком, поклонился,

— Человеческое тело, — сказал я, а сам смотел на троицу с прищуром, недобро так, — штука удивительная. И столько про него китайская медицина знает, вот, например, есть такие точки…

Тут Ляо одному из троицы нажал за ухом. Тот взвыл и начал дергаться, да куда там, веревки крепкие.

— Это одна из них. Есть и другие.

Ляо подошел ко второму, нажал… Тишина, только выпученные глаза и попытки вырваться.

— Вот как эта. Если знать куда, в каком порядке и сколько нажимать, то можно оставить человека немым. Навсегда. Или слепым.

Ляо тем временем развернул на столе так, чтобы все увидели, старинный китайский атлас иглоукалывания. С жутковатыми, особенно на европейский взгляд, картинками.

— Вот есть, например, точка внутри носа, — продолжил я урок анатомии. — Достать можно только иголкой, зато кольнул три раза и все, не мужик. А есть такие точки, что будешь всю жизнь в штаны ссаться.