Сага об орке. Выбор сделан (СИ) - Чиркунов Игорь - Страница 54

— Кху-да? — прокашлял он.

— Не важно, ты кто такой?

— Свен. Свен Фридрихсон, из Ранрике.

— Чёж тебя сюда занесло так далеко от дома, Свен из Ранрике?

Он попытался усмехнуться, закашлялся. Усмешка вышла жуткой.

— Так работа нужна. Есть что-то надо.

— Есть всем надо, — согласился я.

Шевельнувшаяся было жалось мигом улетучилась, как только я вспомнил, как со мной уже обошлись эти двое. И что планировали сделать. Я вдруг явственно представил, как мое рассеченное сильным ударом тело тонет в водах фьорда, а вот этот толстый козел, которого я чуть было не пожалел, усмехаясь жрет мою рыбу, вытирая жирным пальцами пухлые лоснящиеся губенки… Сука!!!

— Вставай!

— Я не могу-у.

— Вставай, гондон! Или я тебя прямо здесь кончу!

И я ткнул подтоком копья туда, где из коричневой туники торчал граненный наконечник, а вокруг расплывалось темное, отблескивающее мокрым пятно. Сомневаюсь, чтоб он знал, что такое «гандон», но вскрикнув от боли с нескольких попыток утвердился на шатких ногах. Толстяк задыхался, струйка крови изо рта увеличилась. Видно что-то почувствовав он утерся кулаком, чем только размазал кровь. Посмотрел на руку, сплюнул кровавый сгусток.

— П-шёл, — я отшагнул в сторону, пропуская разбойника мимо себя. Безумная идея овладела моим сознанием.

— Отпусти меня, а? — плаксиво захныкал толстяк.

— А кто орал «убей его», а? Может Пушкин? Давай, переставляй ноги жиртресина!

Сомневаюсь, что он понимает хотя бы половину того, что я несу. Но мне было по барабану. Эмоций не испытывал. Никаких, вообще. Холодная как жидкий азот ярость клокотала в груди, но голова была пуста, что твой горшок. Я даже не думал.

— Поверь парень, это не я! Это все Ларс! Ты не представляешь какой он страшный!

Ага-ага, чувак, ты случаем не те же сериалы смотрел, что и я? Пахнуло голимыми штампами.

— Не верю!

— Да, да, — закивал толстяк, оглядываясь, но по-прежнему переставляя ноги подгоняемый тычками копья, — он страшный! Он убийца! Берсерк!

— В игру твою дешевую не верю! Топай!

Не знаю, сколько заняла дорога до мостков. Свен несколько раз оступался, грохался коленями о гальку, но всякий раз, пинками, угрозами и копьем я заставлял его встать и идти.

Эмоции все-таки наверно были. Но только они закапсулировались где-то в районе солнечного сплетения, и я боялся к ним прикоснуться. Чего боялся? Не знаю. Может того, что все-таки начну видеть перед собой тяжелораненого, смертельно напуганного большого ребенка и жалось возьмет верх? В книжке Фродо пощадил Голума, не дал его убить. Проявил сентиментальность. Может это конечно такая авторская задумка, но весь опыт моей короткой жизни, и сотен часов просмотренных боевиков говорил одно — врага надо уничтожить. И поэтому я раз за разом заставлял себя вспоминать разрубленные двери землянки, то ощущение пустоты, когда понял что отдавать долг не чем, перекошенную морду этого жирного пидора, кричащего своему подельнику: «Убей его, я уже хочу сожрать его рыбу!» И это добавляло решимости.

Перед мостками Свен, что-то почувствовав встал.

— Что ты собираешься делать? — вновь захныкал любитель чужого имущества, — прошу, не надо!

— Иди, — я пнул его в толстый зад промокшим башмаком.

Он обернулся.

— Убей тогда прямо здесь.

— Топай я сказал, или вгоню эту штуку, — потряс его же копьем, — тебе в очко, и буду проворачивать, пока все кишки на него не навернуться!

Теперь он пятился, и мостки опасно раскачивались и скрипели под его тушей.

— Ну пожалуйста…

Пятка здоровяка нащупала пустоту позади.

— Хер тебе! Не косплей кота из Шрека, не прокатит… Эй нок! — заорал я во всю дурь, — Нок! Или как там тебя? Лошадь водяная! Слышишь меня?

Толстяк услышав, несмотря на от рождения зеленую кожу, кажется стал белым как полотно, губы заплясали пытаясь что-то выговорить, голова мелко тряслась.

— Нок, говорят тебе нужно по жертве в год, так? — продолжал я рвать легкие, — так вот это тебе!

И сжав зубы от души пнул толстяка прямо в грудь. Он еще пытался ухватить меня за ногу, взмахнул руками. Безуспешно. Я успел заметить разинутый в немом крике рот, распахнувшиеся глаза и толстяк Свен Фридриксон, хрен знает откуда-то там, спиной вперед рухнул в воды моего фьорда, взметнув высоченный фонтан брызг. Я жадно уставился ему вслед, но орк похоже канул на дно как валун. Не барахтался, не уходил на дно медленно, как в кино. Он просто скрылся из вида и все.

Я вновь осмотрел гладь фьорда, по которой разбегались круги, и добавил тише, уже словно ни к кому не обращаясь.

— Надеюсь, ты отстанешь от меня и моего промысла…

Только сейчас почувствовал, как молотит сердце. Как усиленно гоняют туда-сюда морозный воздух легкие. Как судорогой свело от напряжения побелевшие пальцы на древке копья. Коленка левой ноги начала предательски дрожать, угрожая подвернуться. Меня натурально била крупная дрожь.

Ну вот и отходняк пожаловал! Здрасте.

Наконец до меня дошло, что одежда местами заледенела колом, волосы смерзлись в ледяные сосульки. На лице застыла маска из смерзшейся крови и льда. А еще я замерз! Я офигеть как замерз! Я даже переставал чувствовать пальцы стоп!

Через час я сидел в жарко натопленной палатке у пылающего очага, и пытался согреться, завернувшись в два сухих плаща. Один мой, так и лежавший под навесом, а второй рваноухого Ларса. Хороший плащ. Такой же толстый как мой, но из более мягкого сукна. И приятного светло-серого цвета.

Никакой брезгливости не испытывал. С чего бы? Я ж не с трупа снял. Да и с трупа я бы сейчас не побрезговал. Моя промокшая одежда сушилась здесь же, на натянутых веревках. Хорошо хоть нашлась сухая рубаха и носки.

Трясло все меньше, я даже с жадностью сожрал пересушенную рыбу. Хорошо угли под ней почти погасли, иначе мне бы остались одни угольки. С удовлетворением вспомнил распахнутые в ужасе глаза толстяка, злорадно подумал: хер тебе, а не моя рыба. Теперь ты ее сам будешь кормить.

Где-то в глубине души я удивлялся: мне было ничуть не жаль толстяка. Да, я довольно жестоко с ним обошелся, можно сказать утопил тяжелораненого. Но если надо — сделал бы и еще раз.

Как так? Я же городской мальчик, почти что ботаник… Ну, сам-то я себя таковым не считал, но ведь я программер и геймер, а для большинства это и есть — он, ботан. Вырос в благополучной обстановке, мне не нужно было выгрызать кусок у соседей чтоб выжить. Да, я прожил здесь несколько месяцев, ну и что? Почему во всех фильмах герой после первого своего убийства мучается угрызениями? Иногда его даже тошнит, чтоб показать, как ему плохо… А я сожрал сейчас четыре сильно зажаренные рыбины, и хочу еще!

Ладно, рефлексию нафиг, надо думать, что делать дальше. Рыбалку, конечно, побоку… Не, сегодняшний улов я, конечно, заберу, но категорически не хочу оставаться здесь еще ночь. И день… Один… Надо к Гунару.

Да! Точно! Ведь мужики до сих пор ищут моих грабителей! Значит надо их предупредить. Заодно может и опознают, что за типы. Жаль, конечно, что не выпытал у толстого где они обретались, скорее всего мое барахло и рыба найдется там.

Я выглянул на улицу. Блин, скоро вечер, а одежда еще не высохла полностью. Плохо… Ну значит придется не останавливаться на обратном пути, а переть как паровоз вплоть до тепла! Волокуши оставляю здесь, вряд ли тут появятся подельники сегодняшних покойничков.

Решение принято, в спешке стал собираться. Трофейный щит и копье закинул в палатку, себе взял Фродин, так и валявшийся на берегу с торчащим из него Фродиным же копьем. Эти привычнее.

Подошел к лежащему у самых мостков арбалету. Да-а-а… Больше мне из тебя не стрелять — бессильно обвисшая тетива сразу же бросилась в глаза: один из рогов все же надломился.

Я бережно взял свое оружие, осмотрел, оглаживая ладонью брус ложа, лук… Спасибо тебе, ты был первый, кто проложил мне путь к мечте. Ты станешь родоначальником того оружия, что заставит со мной считаться… Подчинившись неведомо откуда взявшемуся порыву, широко размахнулся… и мой первенец, мое верой и правдой служившее оружие описав широкую дугу скрылось во всплеске где-то на середине фьордика.