Больные вещи (ЛП) - Келли Рональд - Страница 9

Через несколько минут косматая светлая борода и усы были сбриты, и он изучал свою новую внешность в зеркало в ванной. Его волосы следовало бы покрасить в более темный цвет, может быть, в черный, но желательно в коричневый. Он мог сделать это, когда выберется из штата. Просто зайдет в аптеку, купит бутылку "Nice & Easy" и перекрасится в номере мотеля на межштатной автомагистрали. От очков тоже нужно избавиться. Он начнет носить контактные линзы, даже если они будут раздражать его глаза. Может быть, какие-нибудь из тех новых тонированных. Ага, голубые глаза вместо мутно-карих.

Захари выглянул в окно ванной. "Линкольн" с прицепом U-Haul был припаркован на подъездной дорожке, готовый к работе. Уличные фонари казались немного тусклыми, как будто накатился тонкий туман. Он посмотрел на часы. Было без двадцати десять. Дети, вероятно, уже открыли для себя свои маленькие сюрпризы, отправляя своих бедных родителей в панический ужас. Пройдет время, прежде чем начнется общегородское расследование. Он планировал уехать около десяти часов. Это даст ему двадцать минут, чтобы быстро перекусить, прежде чем он запрыгнет в машину и направится на север подальше от Теннесси. Он обнаружил, что голоден. Он был так увлечен приготовлением вкусностей для детей, что не успел даже пообедать и поужинать.

Он подошел к холодильнику и взял литр молока и шоколадный торт, который купил накануне в пекарне супермаркета. Он нарезал себе большой кусок торта и налил себе стакан молока, затем сел и обдумал ощущения, которые испытывали маленькие ублюдки в этот момент: кипящая боль от леденцов с добавлением очистителя дренажа в их крошечных желудках, изрыгание крови из их ртов и ноздрей, когда лезвия бритв сдирают нежную плоть с их языков и щек, и зазубренные толчки агонии, которые нападают на них изнутри, как иглы, гвозди и осколки битого стекла пробиваются через их пищеварительную систему.

Захари рассмеялся, его глаза блеснули за толстыми стеклами очков. Он обнаружил, что его аппетит разыгрался с новой силой. Он откусил кусок торта и запил его большим глотком молока.

Внезапно он почувствовал резкую боль в горле. Он закашлялся и подумал, не заболел ли он гриппом или чем-то еще. Его горло стало сильно болеть и внезапно воспалилось. Он сделал еще глоток молока. Дискомфорт в горле стал еще сильнее.

Он впился в кусок шоколадного торта и поднес вилку ко рту. Захари укусил и был удивлен, когда горячая жидкость заполнила его рот. Из щели между передними зубами вырвалась струя крови, заливая стол малиновыми каплями. Секунду спустя агония охватила его нижнюю часть лица, и стало еще больше крови. Очень много крови. В панике он вскочил со стула, опрокинув стеклянную кружку. Молоко разлилось по столешнице вместе с десятками крошечных булавок, швейных игл и сверкающими осколками битого стекла.

Его разум заметался, гадая, как предметы попали в молоко, но он обнаружил, что не может думать рационально. Боль во рту была почти невыносимой. Он просунул палец сквозь зубы и быстро убрал его. Кончик пальца был рассечен пополам, из него текла кровь. О, боже, что происходит? Что, черт возьми, у меня во рту? Он взглянул на шоколадный торт с отрезанным от него единственным ломтиком.

Двусторонние бритвы с металлическим оскалом подмигивали ему между слоями желтого торта. Он побежал в ванную и посмотрел в зеркало. Одно лезвие было плотно зажато между его верхними и нижними зубами и надежно закреплено в десне и кости. Лезвие было наклонено под углом вниз, и его задний край глубоко погрузился в пульсирующую плоть его языка, который, казалось, раздулся вдвое по сравнению с нормальным размером. Он заткнул рот, позволив крови и кусочкам шоколадного торта упасть в раковину. Захари осторожно попытался приоткрыть свою челюсть, чтобы уменьшить жгучую боль и вытащить лезвие бритвы, но все было безуспешно. Его челюсть уже была вытянута до отказа. Он просто не мог самостоятельно извлечь лезвие.

Закари знал, что ему нужно попасть в больницу. У него было слишком сильное кровотечение, и резкие боли простреливали его живот. Он представил в себе клубящуюся смесь игл и стекла, рассекающую его живот кровавыми лентами.

Но я не могу идти в больницу, - убеждал он себя. - Если я это сделаю, меня точно поймают.

Его разум перескакивал с одного варианта на другой, но боль, терзавшая его тело, была слишком сильной, и было трудно все продумать правильно. Внезапно он обнаружил, что ему все равно, что с ним случится в конечном итоге. Все, что он хотел сейчас, - это положить конец агонии и постоянному кровотечению.

Он вытащил ключи от машины из кармана и, спотыкаясь, направился к двери. Вскоре он оказался на улице, почувствовав прохладу осенней ночи. Туман усиливался, становился все тяжелее и гуще. Он ощупью пересек небольшой двор перед домом, пытаясь найти свою машину. Захари уперся в переднее крыло "Линкольна" и нащупал дверь машины. Он забрался внутрь и завел двигатель. Затем он включил фары и направился на запад, в сторону бульвара. Он знал, что меньше чем в миле от того места, где он жил, есть больница.

Туман был настолько густым, что ему было трудно видеть на расстоянии дюжины футов. Фары отражались от густого тумана и ослепляли его. Несмотря на свою настойчивость, он обнаружил, что едет медленно. Если он будет двигаться быстрее, то есть большая вероятность, что он, неосознанно, свернет на противоположную полосу движения или в конечном итоге обернется вокруг телефонного столба, и это, конечно, никак не улучшит его нынешнее состояние.

Пятнадцать минут спустя, сквозь туман он заметил светящийся знак. Он подъехал к аварийному входу и припарковал машину. Он поплелся к дверям из матового стекла. Они открылись, предоставив ему доступ к зоне ожидания отделения неотложной помощи.

Захари мог только стоять и смотреть. Все места были забиты. Десятки детей и их родителей сидели вдоль стерильных белых стен, ожидая своей очереди. Очередь выглядела огромной.

Коридор был длинным и узким, казалось, простирался на милю до стойки регистрации, где сидела пара одетых в белое медсестер.

Он начал долгий путь к медпункту. Он старался не смотреть на детей, когда проходил мимо, но их окровавленные, измученные болью лица все же мешали его взору. Некоторых он узнал с той ночи. Многие дети были в масках.

Он подошел к столу и попытался обратиться к медсестрам, но лезвие, застрявшее в его рту, сделало общение невозможным. Он мог только хрюкать и стонать. Коренастая медсестра с черными волосами и холодными серыми глазами, суровыми, как камни, стоически посмотрела на него.

- Вы хотите увидеть врача? - спросила она.

Конечно, тупая сука! - подумал Захари, но просто кивнул, чтобы донести свою точку зрения.

От этого движения полетели мелкие капли крови. Они испачкали накрахмаленную белую фуражку медсестры, но она, похоже, не заметила.

- Пожалуйста, заполните эти формы в трех экземплярах. Займите место в конце очереди, и мы займемся вами как можно скорее.

Захари стоял и смотрел на сложные формы, которые ему вручила медсестра, не в силах поверить в происходящее. Он посмотрел на женщину с гневным протестом, но она просто проигнорировала его, вернувшись к своей работе. Захари взял карандаш из чашки, стоявшей на столе и направился обратно в дальний конец очереди.

По пути на него снова напали ужасные лица раненых и умирающих детей. Некоторые свернулись в клубочки зародыша, другие корчились в озабоченных руках отцов и матерей. Он увидел лица, которых не заметил вначале. Они были смутно знакомы; лица детей, с которыми он мог столкнуться в ночи Хэллоуина раньше, возможно, в Хьюстоне, Сиэтле или Денвере.

Он отвел глаза от этих бледных лиц с изорванными кровоточащими губами и остекленевшими от боли глазами и уставился на пол больницы. Он был залит на дюйм в крови и рвоте. В этой грязи плавали иглы, матовое стекло и бритвы. Они мерцали, как звезды с острыми краями в бурном небе.