Молчание (СИ) - Булахов Александр - Страница 57

Николаев, шагая по ожоговому отделению, задумался и не заметил, как ему навстречу вышла больная женщина с большим вздутым животом. Он шел по коридору, а она вылезла из палаты.

— Доктор, куда подевался заведующий нашим отделением?

Николаев бросил на нее страдальческий взгляд и пожал плечами.

— Я не знаю.

Больная женщина остановилась в метре от Николаева и громко закашляла, не закрывая при этом ладонью рот.

Николаев сразу же отступил от нее на шаг.

— Что ж вы делаете?! Так и других можно заразить.

— Мне наплевать, веришь?

— А мне не плевать! — дико разозлился Николаев. — А ну быстро вернитесь в свою палату! Я не разрешаю вам из нее выходить.

— Пошел в жопу! — ответила на это женщина и плюнула ему в лицо. — Я есть хочу.

Павел Петрович отвернулся от нее, вытер рукавом халата лицо и краем глаза заметил, что на него смотрят другие больные, которые как будто специально выглянули посмотреть, что здесь происходит.

— Хорошо, будет тебе питание! — прошептал сквозь зубы он. — Если ты сейчас же пойдешь в свою палату, я его тебе организую.

Николаев отошел от больной женщины на несколько шагов.

— Внимание! Весь медперсонал, это относится к вам, — закричал он злым голосом. — Собираемся около поста дежурной медсестры. Прямо сейчас! Немедленно!

Николаев взглянул на больную женщину. На ее лице красовалась неприятная ухмылка.

— Я вижу, доктор, — зашипела она, — ты боишься смерти. Ой, как боишься.

Николаев ничего не ответил, он развернулся и пошел в сторону поста дежурной медсестры. Остановился возле двери в кабинет заведующего ожоговым отделением.

— Кожало, что у тебя тут за хрень творится? — произнес он, открывая двери, и вдруг замолчал, поражаясь увиденному.

Наконец-то «ногогрызы» обнаружили себя. Они стали выползать из углублений, выпиленных в самом низу стены, и заполнять коридор впереди Оли.

— Ну, здравствуйте, — произнесла девушка. — Кто бы сомневался, что дело будет дрянь.

За ее спиной раздался рев пил «ногогрызов». Она развернулась и увидела, что и с другой стороны из стены выползают мелкие твари с пилами.

Оля рванула назад — туда, откуда пришла — в сторону лестничной площадки, надеясь проскочить. Она остановилась в двух метрах от шахты, похожей на лифтовую, и поняла, что «ногогрызы» зажимают ее с двух сторон.

— Ну, зачем я вам… ну… а? — застонала она и шмыгнула носом. — Я так понимаю, в плен вы не берете?

Голос Оли сорвался.

— Жаль, что я не увижу, когда вас всех как тараканов раздавят, тварей…

«Вжи-жи-жить», — громко взвизгнул самый отчаянный «ногогрыз» и бросился к ногам Оли. Она закрыла глаза и со всей силы ударила ногой по нему. «Ногогрыз» отлетел назад, как футбольный мячик. «Вжи-жи-жить», — около десятка «ногогрызов» с двух сторон устремились к ногам Оли.

Она бросила грустный взгляд на проем в стене, ведущий в шахту. Ее от шахты отделяло два метра, которые заполнили «ногогрызы».

— Прощайте! — тихо сказала она и прыгнула в самую гущу опасных ползучих тварей. «Ногогрызы» тут же впились в ее ноги пилами.

Оля успела оттолкнуться еще раз и совершила прыжок в шахту.

— Мамочка! — закричала она.

Раздались два глухих удара ее тела о металлическую конструкцию, расположенную по всему периметру стены шахты, и внезапно все затихло, даже «ногогрызы» перестали шуметь своими пилами.

«Кап…кап…кап…», — остался слышен шум где-то капающей жидкости.

В кабинете заведующего ожоговым отделением Дмитрия Антоновича Кожало царил творческий беспорядок. Все, что уцелело после разгрома, было расставлено по местам, но не совсем правильно, а точнее, абы как — криво, косо, вверх тормашками — так, как захотелось новой творческой натуре.

Сам заведующий сидел посередине кабинета на полу и что-то рисовал на офисной бумаге, а за его спиной стоял Николаев и с любопытством наблюдал за его действиями.

— Палка, палка, огуречик — вот и вышел человечек, — пел Дмитрий Антонович.

На секунду он замолчал и почесал затылок.

— Ага! — вскрикнул он, наклонился, что-то дорисовал на бумаге и пропел тенором. — А теперь добавим ножек — получился осьминожек.

Николаев взглянул на художества Кожало, разбросанные по всему полу. Они представляли собой рисунки на уровне пятилетнего ребенка.

Дмитрий Антонович тяжело и одновременно удовлетворенно вздохнул:

— Да… Все гениальное просто…

Николаев легонько, с какой-то опаской, хлопнул его по плечу.

— Дмитрий Антонович, с вами все в порядке?

Кожало вздрогнул от неожиданности и повернулся лицом к Павлу Петровичу.

— А? — произнес Кожало, и из его носа потекли кровавые сопли, они почти достигли верхней губы и там остановились.

Николаев обреченно кивнул.

— Извините, — сказал он, — я все понял. Не отвлекайтесь от этого очень серьезного занятия.

Павел Петрович медленно осмотрел весь кабинет и остановил взгляд на рабочем столе Кожало, верхний ящик которого, был чуть-чуть выдвинут, внутри него виднелся разный хлам.

— Если вы не возражаете, — пробормотал Николаев, внезапно вспомнивший про Магамединова. — Я вам еще одного художника в помощь приведу.

Кожало кивнул с серьезным выражением лица и поправил пальцем очки на носу.

— Это будет очень любезно с вашей стороны, — сказал он и продолжил свои художества.

Николаев подошел к рабочему столу и выдвинул ящик на столько, насколько можно было его выдвинуть. Среди всякого офисного барахла он сразу заметил ежедневник Кожало. Он взял его, полистал немножко, хмыкнул и посмотрел в сторону Дмитрия Антоновича.

Открылась дверь и в кабинет заглянула Алена.

— Павел Петрович, тут у поста собрались люди… Ждут, когда вы выйдете к ним…. Правда, нас не так много.

Николаев закрыл ежедневник Кожало, опустил его в карман халата и о чем-то задумался. Затем спохватился, что на него смотрит Алена и ждет ответа.

— Сейчас иду! — произнес он. — Просто тут есть о чем подумать…

Почувствовав ледяной холод, Сергей открыл глаза. Его очень сильно знобило.

Ему даже показалось, что он примерз к бетонному полу. Он хорошо помнил, что Оля отправилась за помощью, но не верил в удачу этой затеи.

Сергей уставился в потолок и задумался, откуда идет неприятный розовый свет. Что является его источником? Внезапно перед его глазами все поплыло, потеряло резкость.

— Ох… Ох… — застонал он, закрыл глаза и повернул голову набок.

Со стороны входной двери раздался скрежет и скрип. Глаза Сергея вмиг распахнулись, он приподнял голову и взглянул в сторону пугающего звука.

Под дверь протискивался «ногогрыз».

— О, черт! — вскрикнул Сергей и дернулся.

С трудом сел, схватившись за стену, и уставился на «ногогрыза». В комнату через щель под дверью лезли его товарищи с пилами, их было много, они лезли и лезли…

Приближалось время обеда. На кухне у электроплиты стоял Жабраков — здоровенный мужик с задницей, как у слона, — и жарил на большой сковороде жирное мясо с луком, помешивая деревянной лопаткой. На этой же электроплите что-то варилось в большой кастрюле, из нее вверх поднимался ароматный пар.

Жабраков зацепил деревянной лопаткой кусочек жирного мяса, попробовал его на вкус, и тут же скривился от отвращения.

— Фу, какая гадость… Неужели люди захотят есть такое?

— Да, хрен его знает этого Хмельницкого, — ответил Игоревич. — Такое ощущение, что у него крыша поехала.

Он расположился на стуле и открывал банки с тушенкой, вываливая их содержимое в зеленую кастрюлю, которая стояла на столе, и из которой тоже шел пар.

— Мне кажется, мы совершенно нерационально используем пищу, — заметил Жабраков. — Такими темпами запасы кладовых быстро иссякнут.