Легенды Отрезанного Простора (СИ) - Токарева Мария - Страница 63

— Вместо Змея посадили меня, — без особой радости отозвался Белый Дракон. — Теперь я хранитель, а твой господин остался противовесом.

— Да, противовесом, без которого все рухнет, — недовольно заметил Рыжеусый. — И как ты справляешься? Что ты вообще делаешь?

— Я собираюсь объединить миры, пока в них не иссякла магия различных барьеров, — ответил Белый Дракон. — Я постепенно исправляю аномалии, которые убивают осколки: застывшую твердь неба, закручивающиеся в спирали реки, костяные леса — все это рано или поздно будет исправлено. И миры объединятся.

— Да? И что будет в этих мирах? Думаешь, любовь и гармония? — жутко рассмеялся Марквин. — Орки Отрезанного Простора примутся резать людей из Вариюда. Кочевников с луками начнут поливать свинцовым огнем с дирижаблей.

Адхи содрогнулся, живо представляя эту картину. При желании пиратка Лесита с командой могла бы прилететь в Звену и атаковать Степных Орков. Пушками, которые убивали несколькими залпами самых жутких тварей Хаоса, одно стойбище орков не сумело бы сопротивляться.

— Твоих дирижаблей. Поэтому придется тебя остановить. Нет, такое объединение нам не подойдет. Я еще подумаю, — признался Белый Дракон. — До объединения миров еще должно пройти немало времени.

— И ничего не надумаешь, потому что общества разумных созданий — это Хаос! Тем более, общества, оказавшиеся на разных ступенях развития. Послушай меня, новый ты Белый Дракон: в эту игру даже высшие сущности не могут сыграть без потерь, не могут победить в ней, — говорил почти без злобы Марквин. — Но ты мог бы присоединиться к нам с господином, а не играть по своим правилам, вернее, без правил. Верного пути нет.

— Но есть путь наименьших страданий и насилия. Есть путь, в котором не похищают детей для достижения своих целей, — не соглашался и не спорил Белый Дракон. — Мы могли бы объединиться и думать, как лучше помочь разным мирам с помощью твоих изобретений. Но ты стал Разрушающим. Твои изобретения сеют смерть.

— Конечно-конечно, а добрые сказочки не сеют смерть. Они просто ничего не делают, — обиженно отозвался Марквин. — Нет, ты подумай сначала, а потом объединяй миры. Пути осколков слишком разошлись.

— Да, разошлись. Но не тебе ими править. Смерть смотрит сквозь пустые глаза маскаронов. И ты — один из них, одна из масок зла, которая желает выдать себя за страдальца. Хотя у тебя есть своя правда, своя боль, — разнеслось рыком недовольное замечание Белого Дракона, но тут же сменилось спокойным продолжением: — Я не виню тебя, потому что учусь быть милосердным хранителем Миров Хаоса. И я не хочу лишать людей права выбора, а ты не видишь другого пути.

— Каким же ты стал благостным, — бросил с отвращением Марквин. — По должности положено? Как стал Белым Драконом, так и научился?

— А ты стал Разрушающим, — невозмутимо отозвался собеседник.

— Да, я Разрушающий! — вдруг яростно воскликнул Марквин, едва не воя: — Да! Я был гением, опередившим свою умирающую эпоху! Но я стал Разрушающим! И больше никаким не смогу быть! И, поверь мне, это не сидеть в пекарне. Это как переживать день ото дня миг своей смерти, гореть и не сгорать. Быть в отчаянии, не находить покой, при этом не желая ничего делать.

— Я ведь просил тебя в тот день не улетать на дирижабле в Хаос, — глухо отозвался Белый Дракон, когда пространство резал тяжелый хрип прерывистого дыхания Рыжеусого, точно он тонул. — Если бы вы подождали всего сутки, то вышли бы под свет лилового солнца, и Разрушающие не уничтожили бы тебя.

— Разрушающие… такие же жертвы, — почти всхлипнул Марквин. — Сотни жертв Змея, обреченные служить ему и переживать миг своей смерти.

— Мне жаль, что с тобой это случилось. Возможно, мы нашли бы способ и это исправить.

— Поздно. Слишком поздно. Меня зовет Змей! Я слышу только черные линии, — простонал Марквин, уже не пытаясь скрывать свою невозможную муку.

Адхи поражался, как много связывает врага с наставником, как много общей боли и страшных воспоминаний о падении Вермело. И, что самое ужасное, где-то глубоко в сердце потерянного орчонка зародилось сочувствие к противнику. Еще недавно он бы с легкостью убил недруга одним взмахом когтей, лишь бы подвернулся случай. Но теперь что-то заставляло усомниться и в неоспоримой чистоте души Белого Дракона, и в однозначной гнусности Рыжеусого. Оба страдали, оба когда-то совершали ошибки, и, похоже, именно поэтому наставник просил не считать его сущностью из легенд.

«Все это… Так жутко. Но он не имел права похищать Даду! Значит, Марквин ищет путь на «дурную луну», в покинутый город Вермело. Поэтому он строил дирижабли, которые могли бы пройти через Хаос. Поэтому придумал подавители магии. Он надеялся так победить Белого Дракона? Возможно. Или ему просто нравилось изобретать ради изобретений. В любом случае, он понял, что в Вермело можно попасть только через коридор белых линий», — думал Адхи, все еще бродя вокруг пекарни, где происходил странный диалог. Если бы Марквин слышал его или ощущал, то наверняка как-то отметил бы присутствие «гадкого мальчишки», который сбежал от посланных на его поимку служителей закона. Но Рыжеусый говорил только с Белым Драконом.

Адхи намеренно походил вокруг места обитания наставника, громко топая невидимыми ногами, затем перелез через показавшийся вполне материальным забор, задел перевернутое жестяное корыто на заднем дворе, постучал в дверь пекарни, забрался по приставной лестнице на крышу дома и сбросил несколько пластинок замшелой черепицы. Если бы кто-то из участников тяжелого разговора мог чувствовать присутствие нежданного пришельца, то наверняка бы уже спросил: «Что ты творишь?»

Но ни Рыжеусый, ни Белый Дракон не обращали никакого внимания на Адхи. Он не отважился подать голос, опасаясь, что именно так выдаст себя. Зато посторонние звуки в иллюзорном городе Марквин явно никак не отслеживал. Но и наставник ни единым жестом не дал понять, что заметил неожиданное вторжение.

После задумчивой прогулки вдоль заднего двора и окрестностей дома Адхи неуверенно вошел в пекарню, отворив незапертую дверь. Белый Дракон сидел за столом, сцепив на столешнице плотно сжатые пальцы. Он смотрел вперед, точно перед ним сидел неосязаемый собеседник. Затем встал и направился к печи на кухне.

— Белый Дракон, я здесь… Белый?.. Ты меня не слышишь? — прошептал Адхи, но наставник продолжал устало бродить по пекарне. Он разжигал очаг и неподвижно смотрел на огонь. И монотонные бессмысленные действия пугали своей привычностью. Кто не разжигал очаг? Кто не ставил в печь хлеб или иную еду? И почему этим занималось высшее существо? С какой целью?

Адхи содрогнулся от мысли, что наставник напоминает живого мертвеца, который забыл о своей безвременной смерти, поэтому продолжает заниматься повседневными вещами, чтобы доказать факт собственного существования или из старой привычки. А, может, чтобы не думать обо всем произошедшем. Чтобы делать вид, опять-таки исключительно для самого себя, будто ничего не изменилось.

— Наставник… Неужели ты не видишь меня? Ты же хранитель всех миров Хаоса. Неужели какое-то устройство Разрушающего могло лишить тебя силы? — с тайной болью проскулил Адхи. Пребывание в роли призрака уже не веселило и не удивляло, а по-настоящему пугало. Тем более Белый Дракон никак не реагировал на перемещения ученика по пекарне.

Наставник подошел к одному из окон с туманным стеклом, к тому, которое вело в яблоневый сад, и застыл перед ним, точно от тела отделилась душа, унеслась за пределы пекарни, далеко от «дурной луны». В яблоневый сад, где светило солнце, где под тенистой сенью ветвей улыбались давно погибшие друзья…

Адхи ждал, стоя подле наставника и с содроганием рассматривая совершенно неподвижную человеческую оболочку Белого Дракона: «Он… жив ли он? Мертв? Погиб в сражении со Змеем? И теперь оба погружены в вечный полусон?»

Но вскоре наставник встрепенулся и вернулся, точно уходил в сад не для утешения, а за советом. Он задумчиво сощурился и даже ухмыльнулся.