Хочу тебя испортить (СИ) - Тодорова Елена - Страница 3

Он не уродец, как я втайне надеялась. Даже слегка наоборот. Совсем слегка. Но выглядит как настоящий кошмар! Самовлюблённый, самоуверенный, злющий и наглый, печально известный на всю округу кошмар.

Ну и придурок же он!

Я про таких только в книжках читала.

Ладно… Бабушка учила меня быть дружелюбной. Доброжелательность подкупает и помогает легко установить приятельские отношения практически с любой человеческой особью.

— Привет. Меня зовут Варя. Я — дочь Валентины Николаевны. Мы теперь одна семья, поэтому предлагаю сразу подружиться.

Он прищуривается. Смотрит на меня, словно я мелкая букашка, которую трудно разглядеть.

— Варя, — теперь презрение выражает и его пьяный, гуляющий хрипотцой голос. — Вай, вай… А ты, походу, тот еще фаер[2], - по тону понятно, что на его притязательный вкус очень наоборот. Очень не очень. — Вареником будешь, зануда. Варя… — глумливо хмыкает. — Варя бла-бла-бла. Пиво мне принеси.

Да он надо мной откровенно насмехается!

Бухая козлина…

Варя, Варя, стоп… Помни о Европейской конвенции по защите позвоночных животных!

— Я понимаю, ты сейчас не в адеквате, — снисходительно отзываюсь, глядя в его свирепое лицо. Выставляя указательный палец вверх, акцентирую: — Поэтому, так и быть, я пропущу это неуместное мычание, жук ты навозный!

— Что, бля? Мычание, нах?

— А? Что-что? Прости, я матерным не владею.

— Ты, мелкая ракушка, назвала меня жуком навозным?

— Я? — изображая удивление, в сердцах прижимаю к груди ладонь. — Тебе послышалось, братец, — мило улыбаюсь.

— Закрой рот и замри, — вроде как предупреждает это животное. — Чтобы я тебя в первый же вечер не убил.

Проходя мимо меня в распахнутую дверь, Бойко снова что-то сваливает и разбивает. Не думаю, что специально. Хотя… Кто его знает? Похоже, он ненормальный.

Выдохнув скопившийся негатив, вхожу в дом следом и прикрываю дверь. Нужно отыскать какой-то инвентарь и заняться уборкой разбитых вазонов.

Надеюсь, эуфорбии удастся спасти. Иначе я этого придурка сама убью!

— Это что такое?

Вздрагиваю от ярости, которая вибрирует в приглушенном голосе Рената Ильдаровича, и невольно застываю рядом с Кириллом. Отчим, словно граф Дракула, выплывает из мрака. Вид у него такой… Жуткий. Не понимаю, что в нем мама нашла.

Она, кстати, тянется за ним из темноты. Таращит на Кирилла глаза. Жаль, лица своего супруга сейчас не видит. На наших с «братцем» глазах несколько оттенков радуги оно перебирает. Пока не достигает того самого насыщенного последнего — фиолетового. Замираю, разинув рот, пока Ренат Ильдарович сбрасывает краски обратно до красного.

С удивлением улавливаю трансформацию внешнего облика Кирилла. Секунду назад он фонтанировал злой иронией и бравировал излишней самоуверенностью. Сейчас же выглядит как настороженный зверь. Кажется, даже хмель его отпускает. Лишь глаза блестят.

— Не при ней, — едва заметно дергает подбородком в мою сторону.

Только отчиму, похоже, плевать на эту просьбу.

— Я просил тебя не задерживаться! Знаешь, что сегодня важный для нашей семьи день, и что ты делаешь? Не пойми где таскаешься до самой ночи и заявляешься домой в свинском состоянии! — рубит он свирепым тоном. Кирилл молчит, но отчима это, судя по всему, еще сильнее злит. — С шеей что, твою мать? Без следов ума не хватает? Шалавам своим не можешь объяснить? Как ты с этими сосняками среди нормальных людей покажешься?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Шарфик повяжу.

— Приглуши свой юмор.

— А ты не втирай мне, — голос Кирилл не повышает, но слышится в нем жгучая ненависть. — Сам все знаю.

— Неблагодарный щенок, — со свистом выдыхает Ренат Ильдарович.

— Какой есть. Радуйся, что вообще в этот дом прихожу.

Отчим шагает к нам, явно намереваясь еще что-то выпалить, но мама вдруг хватает его за руку.

— Ренат, может, не надо? Давай утром поговорим. На свежую голову.

Он смотрит на меня, затем на маму. Пару секунд колеблется. Затем бурно переводит дыхание и, словно ломая себя изнутри, меняет тему.

— Сколько у тебя очков сегодня?

— Будто тебе еще не доложили, — бубнит все так же сердито Кирилл. — Тридцать три.

— Тридцать три, — неодобрительно цокает языком Ренат Ильдарович, хмыкает и замирает, словно отлаженный взрывной механизм. Выдерживает глубокую паузу, прежде чем заорать: — Тридцать три вшивых очка против шестидесяти восьми общих! Всего сорок восемь процентов! Я уж молчу про разницу в одно очко! На своем поле — это позорище! Это нельзя считать победой!

— Ренат, — снова подает голос ошарашенная, как и я, мама.

Кирилл же несколько раз сжимает и разжимает кулаки, но молчит.

— Может, тебе стоит еще больше тренироваться? — не унимается отчим. — Вместо того чтобы шататься ночами где не попадя. Много энергии? Иди на площадку и атакуй кольцо!

— Хорошо, папа, — в этот момент мне кажется, что он просто использует один из правильных ответов.

И это срабатывает.

Ренат Ильдарович выдыхает и, махнув рукой, заметно сбавляет тон.

— Надеюсь, ты понимаешь, что на грядущих соревнованиях по киберспорту тебе не стоит так лажать? — вопрос риторический. Звучит, словно предупреждение. — Ты должен показать лучший результат. Во всем лучший.

— Да, отец.

— Вот и отлично, — окончательно успокаивается отчим. — А сейчас иди, проспись.

Приобняв маму за плечи, уходит первым, оставляя нас с «братцем» снова наедине. Только я собираюсь по привычке приободрить этого несчастного и сказать, чтобы не раскисал из-за папочки, как он с ненавистью выпаливает:

— Чё ты вылупилась, лампочка? Давай, пошла отсюда.

Конечно, после такого я ему «братскую» руку вряд ли подам. На подобное милосердие даже моего ангельского терпения не хватит.

— Свет в конце тоннеля держу.

— Пошла отсюда, я сказал.

— И пойду! Не потому что ты сказал, — передразниваю его грубый голос. — А потому что я так хочу! Твоя компания мне неприятна, вот!

— Хуёт, — выдыхает он и, прямо как папочка, сваливает сам.

Стремительно взбегает по лестнице, а я вдруг замечаю, что у меня дрожат руки.

Черте что, блин…

— Катим к общагам посмотреть на льготников? — распевает Чара после тренировки. — Слышал, у них сегодня заселение.

Эта тема меня не особо занимает. Но когда от родного дома воротит, любой кипиш воспринимаешь, как невесть какое развлечение.

— Катим, — ухмыляюсь, расправляя низ футболки. — Кто, если не мы, им в первый же день лещей отвесит. Пусть сразу выгребают, куда попали и кто тут главный.

В соседнем городе один из государственных IT-универов не прошел аккредитацию и лишился лицензии. Так отец, как владелец и по совместительству ректор не просто коммерческого ВУЗа, а целого академгородка[3], с какого-то перепуга вздумал заделаться меценатом. Впрягся в раскрученное небезызвестной нынче Марией Градской политдвижение и подобрал по спешно сколоченной спецпрограмме ватагу маргиналов. Поддержка с толстым расчетом, безусловно. Только пока понять не могу, в каком рейтинге очки себе набивает. Не перед создателем же. Явно на этом свете что-то задумал Бармалей Ильдарович. Черт в помощь, как говорится!

Закидывая за спины спортивные сумки, шумной толпой высыпаем во двор. Бойким шагом пересекаем его по диагонали, чтобы обогнуть спортивную арену и вывалить к парадному крыльцу нужного корпуса.

Одним своим видом срубаем на ходу торжественный настрой собравшихся.

— Ё-ё-ё! Свежее мясо! — горланит Тоха при виде въезжающего Спринтера.

— Интересно, телки будут? — поднимает Чара насущный вопрос.