Азовский гамбит (СИ) - Перунов Антон - Страница 25

– Недопустим! – вторил ему боярин Морозов и тоже принялся зачитывать мне обвинения, а заодно излагая боярскую «программу партии»:

– Вот чего делать надо! Иноземцев, не пожелавших в истинную веру креститься на Русь не пускать! Купчишек прижать, а то больно много воли взяли! Воевод назначать только из высокородных, ибо они – хребет государству! Черный народишко, кой проживает в праздности и блуде, холопить! Земские соборы не созывать, а все дела решать в Думе! А собирать ее из лучших людей, а не из всякой рвани без роду и племени!

– Осадите назад, лучшие люди! – усмехнулся я, показывая расходившимся боярам на вбегавших в палату ратников из отряда Михальского.

В мгновение ока телохранители окружили и меня, и никак не ожидавших подобного поворота событий думцев, ожидая лишь приказа, чтобы начать резню. Но в этот момент, когда кровопролитие казалось уже неизбежным, со своего богатого кресла, напоминающего трон, величественно поднялся Филарет, вознеся руки высоко над укрытой камилавкой главой и прорычал, словно посреди битвы:

– Стойте православные! – загремел на всю палату зычный голос патриарха. – Одумайтесь, вы же с царем говорите!

Не знаю, имел ли Федор Никитич талант от природы, или научился актерскому мастерству за долгую жизнь, но выглядел он сейчас просто великолепно. Статный от природы, в парадном облачении иерарха Русской церкви, он встал между нами с посохом наперевес и принялся увещевать свою паству. Причем, совершенно не стесняясь в выражениях. Без мата, патриарх, впрочем, обошелся, но про псов смердящих, порождении Ирода и детях Иудиных мы наслушались вдоволь.

– Благодарю, ваше святейшество, за столь своевременное вмешательство, – криво усмехнулся я. – Не дали взять греха на душу!

– Бога благодари, государь, – глухо отозвался Филарет, – что же до прочего, то все мы в твоей власти. Хочешь казни, хочешь милуй. Но если все же под топор пошлешь, то для примера начни с меня!

– Не торопись, Владыка. Рано тебе еще венец мученический примерять. А вот за паству твою, ты уж не взыщи, я возьмусь. Все же они малым часом на своего государя и помазанника Божия руку не подняли. Каинова печать на всех них! Посему, никого из них более в своей думе видеть не желаю! Всех лишаю чинов и мест! Пусть отправляются по своим домам и ждут указа.

– Нешто казнить станешь?

– Зачем же сразу казнить? Сначала судить, а там каждому по его вине. Если дознаемся до измены, это одно. Если просто глупость, дам возможность отслужить. Кто справится с порученным, помилую, нет, так не обессудьте!

– Вотчины отбирать будешь?

– Нет. Что отцов-дедов досталось, то свято. И что законными государями, прежде на московском престоле сидевшими, тоже не трону. А вот с поместьями, которые многие из вас незаконно захватили и присвоили, придется попрощаться. Все вернете в казну, равно как и полученный от них доход.

Услышав это, бояре призадумались. Как бы ни был богат каждый из них, при получении думного чина вдобавок к вотчинам все получали весьма солидный по размерам поместный оклад. Который затем, всеми правдами и неправдами старались превратить в свою собственность. Многим это удавалось, что вызывало глухое недовольство в рядах простых дворян, не имеющих никаких иных источников дохода кроме маленьких поместий и весьма скудного жалованья.

Но еще больше их, испугала многозначительная оговорка, «законных государей». А кто они законные-то? Годунов, к примеру, он еще законный или уже не совсем? А Шуйский, не говоря уж о Лжедмитриях, не скупившихся на раздачу земель для своих сторонников? Когда меня выбрали на престол, по умолчанию было признаны действительными все пожалования и чины, данные прежними государями. И вот вам здрасте-пожалуйста, Юрьев день во всей красе, только не бесправным крестьянам, а аристократии. Обидно…

– Не слишком ли круто забираешь, государь! – Раздался чей-то голос из толпы. – Как бы не напороться…

Михальский уже рванулся выискать смутьяна, но я остановил его движением руки.

– Как по мне, так еще и мало!

Тот же голос выкрикнул новое:

– На немцев надеешься? Думаешь, защитят тебя наемники? А ино перекупить их за злато и мы можем!

– Ты посмотри, какой богатый, – ухмыльнулся я. – Прежде плакались, что оскудели, а оно видишь, как обернулось!

– Ничто, отольются кошке мышкины слезки, – не унимался все тот же смутьян, очевидно, твердый решимости «пострадать» за правое дело. – Попомнишь еще…

Но толпа вокруг него все редела и скоро болтун, в котором я не без удивления признал Мишку Салтыкова, остался совсем один.

– То-то смотрю, что же мне голос таким знакомым показался, – покачал я головой, – кто тебя сюда вообще пустил? А знаешь что, убогий, раз ты такой боевой, а прочие тебя молчком поддержали, вместо того, чтобы по харе дать, то вот вам приказ – берите сабли в руки да идите воевать Семеновское сельцо. Там бунтовщики укрепились, только вас видать и дожидаются!

– Как?! – хрюкнул от неожиданности, князь Сицкий.

– Каком кверху, – любезно пояснил ему я.

– Мы не оружны, бездоспешны, на смерть шлешь ирод! – не унимался Салтыков.

– Уж за это не беспокойся. В Кремле оружия и доспехов не на одну сотню ландскнехтов станет.

– Что ж нам, пешими в бой идти?

– А вы чего ждали, что вам всем по арабскому скакуну за вашу «службу» подарят? Ладно, хватит разговоров. Думу я покамест распускаю, что с ней делать далее, решу. А вы завтра выслушаете волю мою и наказ каждому. Те, кто выживет, естественно.

– Государь. Не губи слуг твоих верных! – опять вмешался патриарх. – Неправильно сие. Отложи бой до утра, пусть соберут дружины, одоспешатся, тогда и воюют с крамольниками.

Что же, с церковью надо жить в мире, так что, пожалуй, придется согласиться. Пока.

– Как скажешь, Владыка. Завтра, так завтра, – не стал перечить я, после чего развернувшись к думцам, заметил, – И помните, не вы соль сей земли. Не за вами правда. А значит, и нет за вами силы, потому как не в силе Бог, но в правде. И потому без вас найдется, кому службу нести. Много на Руси достойных и верных мужей. И дворян, и стрельцов, и посадских, и крестьян! Не вашими молитвами и трудами Смуту преодолели. Нижегородцы ополчение собрали, от всего народа! И Собор земский не вашей волей управляется, а волей всей земли! Быть посему!

– На черный народ надеешься, так он же тебя на вилы и подымет, – буркнул про себя Сицкий.

– Поживем-увидим. Устал я от вас, бородачи. Затвердите накрепко, больше я от вас таких фокусов не потерплю. Это последний раз! И даже если казнить не стану, монастырей на Руси, слава богу, в достатке. Будете сидеть там, пока не взвоете. И запомните накрепко, кто в нетях завтра скажется, пусть лучше сам себе мельничный жернов на шею наденет, да в воду кинется. Большие дела впереди, а вы мне тут такие представления устраивать вздумали! Так что покайтесь, пока время есть да за ум возьмитесь! Я все сказал. Идите по домам и думайте, пока голова на плечах имеется.

Отстояв поле боя, и наблюдая как «цвет земли русской» покидает помещение, я принялся задумчиво разглядывать покрытые росписью стены. А в голове тем временем прорезались простые, насквозь бытовые мыслишки. Сейчас бы мыться и перекусить чего-нибудь, а потом все остальное…

– Все ушли, государь, – тихо заметил Михальский.

– Ну и, слава богу.

– Может, зря вы их отпустили?

– А что надо было, порешить всех во главе с патриархом?

– Нет, конечно, но, по крайней мере, Салтыков с князем Сицким вполне заслужили за свои слова кару.

– Чтобы завтра Филарет объявил их мучениками?

– Я слышал, прежде вы не боялись ни церкви, ни людской молвы…

– Ты о чем это?

– Говорят, что в первый свой визит в Росток вы первым делом повесили канцлера.

– Ну да, было дело. Только далеко не сразу, а после следствия и суда. Так что меньше слушай Пушкарева, он еще и не такое расскажет.

– Прошу прощения, ваше величество, если позволил себе лишнего!