Ток-шоу "Семья" (СИ) - Черняк Женя - Страница 21

Заметил это не только Иван, находившийся в непосредственной близости от ведущего. И Вера, и Вадим тоже хорошо видели, как на их глазах раскраснелся Корней Пилатов. Одна из камер в студии передала картинку с крупным планом его лица прямо в комнату ожидания Нелли, которая в этот момент была пуста. Женщина покинула её пару минут назад, намереваясь безо всякого приглашения явиться на встречу с братом-самозванцем, для того чтобы взглянуть ему в глаза и перед всеми разоблачить его, раз уж этого не мог сделать никто другой. Но охрана её не пускала, а женщина редактор, делавшая о них сюжет, беспокойно вертелась рядом, пытаясь увести её обратно в комнату. Приложив немало усилий ей, наконец, удалось уговорить женщину вернуться обратно. Как только она снова оказалась внутри той комнаты, камера, державшая крупный план красной физиономии Пилатова, уже успела сменить ракурс.

— Признаюсь, Иван, вы первый человек за много лет, сумевший поставить меня в ступор, — всё ещё смущаясь после непредвиденного инцидента, произнёс Пилатов. — Извините.

— Вам не за что извиняться, Корней. Это всё моя тупая прямолинейность. Американский менталитет.

— Да, конечно. Кстати, вы правда американец?

— Правда.

— Родились там?

— Да, — согласно кивнул мужчина, поправляя галстук.

— Расскажете, как так получилось, что мальчик, родившийся на другом конце света, оказался сыном Виктора Пилатова? Что-то в этой истории не сходится.

— Согласен с вами. Только для того, чтобы поставить все точки над i надо сначала дослушать всю историю до конца. И не позволяйте больше всяким выскочкам прерывать меня, иначе я могу напомнить о некоторых фактах из биографии Вадима Долматова, за которые он так и не ответил ни перед судом, ни перед богом. — Он по-деловому скрестил руки на груди. — Корней, не напомните с какого возраста в России наступает уголовная ответственность?

Этот вопрос заставил ведущего задуматься.

— С четырнадцати! — крикнул кто-то из зала.

— Да, с четырнадцати, полагаю, — растерянно согласился ведущий.

В этот момент он подумал о том, что слабый выкрик из зала он непременно попросит удалить, дабы по телевизору никто не смог обратить внимания на некоторые замешательства, связанные странными вопросами американского гостя.

— И вопрос к Вадиму, — невозмутимо продолжил Иван. — Сколько тебе было лет, когда отец привёл к вам домой мальчика?

От неожиданности тот чуть не рухнул с дивана. Заметив устремлённые в его сторону взгляды людей, Вадим лишь скорчил недовольную гримасу и с большим трудом выдавил из себя писк, похожий на человеческий голос:

— Я откуда знаю? Не помню, — грубо кинул тот.

— Я помогу тебе, непомнящий мальчик. Тебе было четырнадцать лет.

Зал в который раз зашептался. Никто толком не понимал к чему такие вопросы, но было очевидно, что задавал их мужчина не с проста. Раз он намекнул на возраст уголовной ответственности, значит тот мог чего-то такое учудить, за что его могли привлечь к суду. Кажется, в студии назревала новая интрига.

История о маленьком мальчике, ребёнке алкоголички и пропащей женщины, действительно взбудоражила массовку. И это были не поддельные эмоции, заранее прописанные авторами передачи на листе бумаги, а настоящие, живые страдальческие чувства. Многим пришлось задуматься о том далёком времени, особенно людям в возрасте. А ведь действительно было такое время, когда стало нормой наблюдать за толпами беспризорников за своим окном. Время голода и человеческого страдания. После развала Советского Союза всё перевернулось с ног на голову. Богатый стал нищим, нищий богатым. Безработица и полная безнадёга. Тысячи детей по всей стране остались никому не нужными, даже собственным родителям.

Но американец Иван Долматов всего этого не помнил, поскольку ни дня не прожил в России. Все рассказы о трудном времени девяностых годов он слышал от своего приёмного отца Виктора. Да, он выглядел статно, опрятно, говорил без акцента и чётко формулировал свою речь, но он никогда полностью не понимал тех людей, что в настоящий момент находились перед ним. Их серьёзные глаза он встречал с ухмылкой, а напыщенные речи парировал почти сразу, не давая опомниться оппонентам. Например, кто-то из зала напрямую спросил его о том, что он тут делает. Вопрос был задан как вызов чужаку, посягнувшему на что-то принадлежавшее им. Он ответил моментально:

— Я выполняю волю отца. Какую? Терпение. Скоро вы всё узнаете.

Толстая женщина с первого ряда чуть не потеряла равновесие, пытаясь дотянуться до микрофона, протянутого ей ведущим. Наконец, овладев заветным прибором, она во всю прыть защебетала, рассмешив своим простецким говором половину зала:

— Если вы не самозванец, а действительно тот, за кого себя выдаёте, то предъявите, пожалуйста, доказательства. Нам всем очень интересно, с какой целью был устроен тут этот спектакль.

Были ли все эти вопросы спонтанными, или же всё шло по задумке создателей проекта, сказать было трудно. В любом случае нужно было продолжать разыгрывать свою партию, иначе они никогда не перейдут к кульминации сегодняшнего шоу.

— Доказательства? — задумчиво произнёс он, снова перекидывая ногу на ногу. — У меня есть лучше, чем какие-то там доказательства. А именно восемнадцать миллионов долларов, которые несколько минут назад были переведены из американского банка сюда в Россию.

Внезапно в студии воцарилась мёртвая тишина. Весть о деньгах заставила всех насторожиться, а Вадима и Веру навострить уши. Пилатов с интересом оглядел гостей. Ему понравился эффект, произведённый Иваном. Все снова устремили свои взгляды на последнего гостя.

— Вы говорите о наследстве, которое оставил отец своим детям? — первым нарушил тишину ведущий.

— Ну конечно, о том самом наследстве. Перед смертью отец предусмотрительно конвертировал часть своих активов в валюту. Он предполагал, или даже знал, что российские дети не смогут вести его бизнес за рубежом, поэтому подготовил для них именно такой вариант.

— Но ведь это только половина его состояния. Что будет с остальными активами Виктора Долматова?

— Бизнес, недвижимость, автомобили — всё это остаётся за мной. На данный момент я являюсь посредником между усопшим и его детьми, но поскольку сам являюсь его сыном, пусть и приёмным, то вместе со всеми вступаю в право наследования. Такова была воля отца, которой я безукоризненно следую. — Его голос звучал железно, будто говорил вовсе не он, а робот в автоответчике.

— Но зачем тогда Виктор поставил для них такое странное условие? — продолжал задавать наводящие вопросы Пилатов.

Тут Иван насупился, но вновь делать паузу не стал.

— Всё очень просто, господа. У Виктора и его русских детей осталось одно незавершённое дело, которое он так и не осмелился завершить при жизни. Таким образом он поручил мне довести его до конца. Это я и пытаюсь сделать. Весной 99-го произошло одно страшное событие, которое и запустило цепь трагических событий, последствия которых ощущаются даже по сей день. Наблюдая за своими отпрысками из-за заграницы, Виктор понимал, что с одной стороны он ничего уже не может изменить, а с другой, что наказание должно постигнуть всех виновных. И сегодня срок их приговора подходит к концу. Вот зачем я здесь.

Вадим громко поперхнулся, но никто даже не обратил на него внимания. Слова американца громким басом разносились по студии, нагнетая атмосферу всеобщего напряжения. Всем было интересно, что именно имел ввиду мужчина, говоря о страшном событии и приговоре. Вмешиваться не решался теперь даже Корней Пилатов, давая возможность гостю продолжить свой рассказ.

— Лично меня усыновили спустя несколько лет после переезда отца в Штаты. Отец уже тогда был женат на русской американке, которая не могла иметь детей. Таким образом я и появился в их семье. Я был примерно того возраста что и настоящий Иван. В честь его меня и назвали. На этом настоял отец. Настоящего имени я своего уже и не помню. В каждой приёмной семье меня называли по-разному, пока я не появился у них.