Вожделение (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 10

И оно долетело.

Я полыхала.

От макушки до мизинцев, и этот огонь внутри меня был густо замешан на гневе и похоти. Чужой, той, в которую меня только что без позволения окунули.

Я боялась Ланских: его странное поведение, на грани безумия, побуждало сбежать, и не только из-под света дурацкого фонаря, что светил над нашими головами.

Мне все милее становилась идея сменить город, и хоть я досыта нахлебалась бродяжной жизни, рядом с ним, с Максимом Евгеньевичем, было невыносимо вовсе. Не разделим мы с ним город по-хорошему, слишком тесно будет.

В его темных глазах мне мерещился лихорадочный, нездоровый блеск. Так не ведут себя нормальные люди — караулить с утра меня, сидя в машине возле подъезда, будто у Ланских дел других не было. Будто свет на мне клином сошёлся.

Я как только авто его на том же месте увидела, напялила на себя первые попавшиеся вещи и, поддавшись порыву, побежала на улицу. Даже лифта дожидаться не стала.

Пока неслась, перепрыгивая через ступеньки, столько фраз прокрутила, которые ему скажу, чтобы понял, наконец и отстал, а он вместо этого взял и полез мне под юбку.

Я растерялась поначалу. Никто со мной так никогда не обращался, я не знала, как реагировать.

Но цейтнот длился недолго, я сама не поняла, как влепила ему оплеуху. Ладонь от нее все ещё жгло.

Его щека расцветала алым.

Я слишком сосредоточилась на своих ощущениях, на угрозах написать заявление. О, я в это верила.

Не в то, что полиция меня защитит, в этом как раз никаких сомнений не оставалось: понадейся я тогда на правоохранительные органы, стала бы шестым трупом в том деле.

А вот накатать на него заявление я была готова. Чтобы напугать, показать, что пойду вперёд до победного.

Что снесу этого самодовольного кретина со своего пути, что не все ему позволено только потому, что Ланских богат и успешен.

Но его последняя фраза застала врасплох. Я будто натолкнулась на невидимый кулак: бах! И воздух вышибает из лёгких, и ни вздоха сделать, ни двинуться.

Нужно было держать лицо, один бог только знает, как я пыталась заставить мускулы замереть, не выдавая мой страх.

Но не смогла, сфальшивила где-то. Ланских так пристально смотрел на меня, что все равно бы нашел подтверждения своим словам.

Только это не значило, что я проиграла или поддалась, ну уж нет.

— Да ты больной, — фыркнула и развернувшись на каблуках, пошла к подъезду. Бежала почти, ноги скользили по снегу, спина была как деревянная, все мышцы сковало. Я ожидала, что Ланских рванет следом, продолжит препарирование, но он неожиданно отступил.

Меня так и порывало обернуться, чтобы узнать, смотрит вслед или нет. Как в той песне старой, что крутилась сейчас в голове. Думать о чем угодно, лишь бы не о том, что ему обо мне известно.

Я приложила "таблетку" домофона к замку, открыла подъездную дверь и тут же захлопнула ее за собой, не оставляя и малейшего шанса, если вдруг кто-то был за спиной. В лифте свет мигал, пахло сигаретами — опять кто-то из соседей затянулся прямо на выходе из квартиры, но ехала я одна.

Точнее, наедине со своими мыслями, и мне было тошно и тесно. В квартире лучше не стало. Я обуви не снимая прошла к окну: не уехал. Стоял, прислонившись к капоту автомобиля, в свете фонаря. А сверху снег падал, и казалось, что Ланских в большом новогоднем шарике — тряхни, и закружит искусственная метель, оседая на праздничные домики и фигурку.

Я свет не включала.

Вернулась обратно в прихожую, вытащила ручку чемодана, проверила как колесики крутятся. Отлично крутились.

Хоть сейчас выходи из дома и драпай, пока не поздно. Пока Ланских не раскопал то, что знать ему не было никакой нужды.

"— Я знаю, что ты живёшь под чужим именем, Регина", — повторила его слова. Что ещё он знал? Какие доказательства были?

Мое настоящее имя он вряд ли смог бы найти, я давно в живых не числилась. Возможно, именно это дало мне шанс продержаться так долго — пока разбирались, кто на самом деле умер, я успела уехать так далеко, что дальше след терялся. Или нет…

Черт, черт, черт! Знала бы, к чему все приведет, не пошла на этот дурацкий корпоратив. Сидела бы у себя дома, телик смотрела.

Куртку снять я себя все же заставила. Юбку стянула, осталась в кофте и колготках. Забралась на диван, обнимая ноги. Что же делать-то? Не отдаваться же Ланских, в самом деле. Секс по принуждению — это совсем не то, о чем я мечтала.

От следующей мысли мне и вовсе не по себе стало. Врать самой себе я не любила, а правда признавать не всегда приятно выходило. Например, что прикосновения Ланских хоть и были совершенно неожиданными и наглыми, но… не противными. Да, так. В другой ситуации, возможно — но только возможно! — мне бы даже могло понравиться. И сам он тоже.

— Да твою ж мать! — простонала я, окончательно запутавшись в своих эмоциях, и затылком пару раз об спинку дивана стукнулась, выбивая дурь из головы.

Это совершенно никуда не годилось. Что за размышления такие идиотские? Как и вся ситуация в целом.

Я снова прошла к окну. Навязчивое, раздражающее желание выглянуть, увидеть, все ещё на месте он или уехал.

Автомобиля не было. Я оглядела весь двор, к стеклу прижавшись лицом, чтобы увеличить угол обзора.

А потом опять чертыхнулась.

Ну и пусть катится, этот Максим Евгеньевич.

Борщ получился наваристый: Леша ел, ложку за ложкой наворачивая, а я сидела напротив него, подперев щеку кулаком. Он после командировки сразу домой приехал. Обнимал меня, точно сто лет не виделись, в лицо заглядывал.

А я улыбалась.

О сегодняшнем визите Ланских — ни слова ему, все молчком. И о вчерашнем происшествии — тоже.

— Вкусно? — он головой только кивнул, продолжая сосредоточенно жевать. Я хлеб ему ещё подложила, чайник греться поставила и обратно присела.

— А тебе обязательно в командировку снова уезжать? — за свое принялась. Подтолкнула к нему сметану в плошке, с сытым мужем легче договариваться, — Новый год уже на носу.

— Не переживай, — пожал он плечами, — я тридцатого обратно вернусь.

Я вздохнула только. Зуб даю, это Ланских инициатива, мужа моего подальше держать. Чай мы пили, обсуждая его поездку, настроение у Лёши было радостное. Со стола вместе убрали, я посуду мыть принялась, а муж на кухне сидеть остался.

Я тарелки намылила, воду включила, чтобы ополоснуть, а Лешка вдруг спросил так, вроде и не ко мне обращаюсь:

— Чемодан в другом месте лежал, вроде.

Хорошо, что я в стенку смотрела. Первую тарелку в сторону отложила, обернулась полубоком:

— Вещи перебирала. А что?

— Да так, — протянул задумчиво, опять вроде на меня не смотря, — я решил, может, собралась куда.

Сердце предательски екнуло.

Иногда бывало с ним такое. Догадки внезапные, странные выводы. Странные, но правильные.

По большей части Леша, если уж быть откровенной, особым умом не отличался. Но в такие моменты я понимала, что слишком его недооценивала.

— Да куда ж я поеду, — вытирая руки полотенцем, улыбнулась. Он смотрел на меня задумчиво, — разве что за тобой по городам и весям. Как жена декабриста.

— Не, не поедешь, — качнул головой, — не про тебя эта история.

Я подошла к мужу, обнимая, подбородком в его макушку упёрлась. А он вздохнул и прижал меня к себе поближе.

Идиллия.

В такие моменты казалось, что я живу правильно и счастливо. Что вот такой он мой — идеальный мир, на кухне, где пахнет борщом и пампушками с чесноком. За окном вьюжит, а у нас тепло и уютно.

Но я была бы неискренней сама с собой, если бы не призналась — все это не моя жизнь, а лишь мимикрия под обычных людей. Да, и в ней можно быть счастливой, но это совсем не то, о чем я мечтала.

Жить под чужим паспортом, не загадывать наперед, бояться заводить детей, даже думать о них.