Лунная дорога. Часть 1 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 37

Недоумение на физиономии Макса сменилось осознанием. Он с раскаянием промычал:

– Вот блин! Я вовсе об этом забыл! Ладно, я искуплю свою вину. Проси, что хочешь.

Ага, я же говорила, что виноватый мужчина – это весьма и весьма ценный в хозяйстве предмет!

– Конечно, искупишь, – любезно согласилась я с ним. – И для начала ты сегодня пойдешь со мной в Третьяковку! Там новая выставка, хочу посмотреть.

– Это издевательство! – Макс обхватил свою бедовую голову и застонал. – Это минимум три часа шатания по галерее! А потом мне придется без ног весь вечер лежать на диване!

Я его снисходительно утешила:

– А потом ты будешь весь вечер без ног сидеть в театре. Правда, в каком, еще не знаю. Но сейчас узнаю. И билеты закажу.

– Смилуйся, государыня золотая рыбка! – раздался вопль измученной души. – Не то останешься у разбитого корыта!

Но вот угрозы я терпеть не собиралась.

– Мне что, маме рассказать про наши с тобой вчерашние похождения? – с ленивым коварством поинтересовалась у него, откусывая тост.

– Шантаж! – простонал он. – Настоящий бессовестный шантаж! До чего я дожил! – и молитвенно протянул руки к небу. – И это называется родная сестра! Единственная!

– Несомненно, шантаж, – учтиво согласилась я. – Но тебе он пойдет на пользу. Представляешь, приходишь ты на работу и говоришь: я был там-то, там-то и там-то. И все тебя начинают жутко уважать.

– И все меня начинают жутко опасаться, как преждевременно сбрендившего, – сердито поправил он меня. – Потому что нормальные люди там-то, там-то и там-то просто не бывают.

– Что москвичи нигде не бывают, я знаю, – согласилась я с его выводами. – За мои предыдущие посещения московских театров и особенно музеев я ни одного москвича не встречала. Там лишь иностранцы и провинциалы вроде меня. Москвичам некогда.

Брат, как истый москвич, тут же встал грудью на защиту местного образа жизни:

– А это особенность всех музейных городов. Жители работают, им не до прогулок по музеям, а приезжим делать нечего, вот они и отрываются по полной.

Надо же, в Москве живет всего ничего, каких-то три года, а уже такое снобистское отношение к приезжим! Город этот на них так действует, что ли? Недаром экстрасенсы его опасным называют. Это я по ТНТ какую-то передачу про Москву смотрела. Столько страстей узнала! Хотя и о моем родном городе не меньше страшилок рассказывают. Одна наша речка под говорящим названием Стикс чего стоит.

Перекусив, пошла к себе, посмотрела, что идет в театрах, выбрала «Табакерку». Билеты были, и даже в партер. Заказала два билета, сразу заплатила и сообщила радостную весть братцу, в ответ закатившему глаза и обхватившему ладонями уши, что должно было означать крайнюю степень уныния.

Перед театром я успевала заехать домой и переодеться, поэтому, не наряжаясь, надела обычные джинсы, тонкий свитер, чтоб не париться в Третьяковке, мягкие зимние кроссовки, потому что в деле посещения музеев главное – удобная обувь, и указала Максу на выход, жалостливо канюча:

– Ну и зачем я тебе, сама подумай? Я и тебе настроение испорчу, и сам умаюсь. Может, ты одна по своим музеям шастать будешь? – он встал у порога и молитвенно сложил руки, призывая меня к милосердию.

Но я безжалостно выгнала его на улицу и хотела было вести к станции метро, но тут от ствола старой липы, чудом сохранившейся возле недавно построенного дома, оторвалась знакомая фигура и двинулась ко мне.

Я замерла и невольно выдохнула.

Панов подошел поближе, измерил взглядом высокую крепкую фигуру брата и, ревниво побледнев, протянул:

– Привет! Не ждала? – и снова уныло посмотрел на Макса.

Тот заметно взбодрился и вмиг просек лазейку от навязанной экскурсии:

– Привет! Ты к Машке? А я ее брат, Макс! А ты кто? – и протянул ему раскрытую ладонь.

Никогда не видела, чтобы уныние так резко превращалось в энтузиазм. Рывком сняв перчатку, Панов пожал руку Макса и, не скрывая облегчения, представился:

– Панов. Виктор. Машин одноклассник.

Отобрав руку, Макс довольно скомандовал:

– Вот что, дружок: давай-ка ты ее забирай, и шуруйте в Третьяковку, вам полезно. Кругозор расширять и все такое прочее. А у меня дел немерено! – и он вприпрыжку сбежал, даже не обернувшись.

Топнув от досады ногой, я повернулась к Панову.

– Извини, у меня брат такой… – не сдержавшись, я зло прошипела: – экспансивный. И не надо со мной никуда ходить, я и сама не заблужусь.

Мои слова улетели в никуда. Но это и понятно – парень ошивался тут невесть сколько времени, карауля меня, и вдруг пойдет лесом? Где вы видели таких дураков? Мне в моей жизни они точно не попадались.

Вот и он тут же заявил:

– Маша, ты это о чем? Ты что, ничего не понимаешь, или я тебе так противен? – он в самом деле был обижен, поэтому пришлось сказать:

– Ладно, пошли в Третьяковку. Но я по залам буду ходить долго. Я там давно не была, интересно.

– Ерунда! – он заметно воспрянул духом, взял меня за руку и повел к метро. – Это здорово, что долго. Извини, но я не на машине. Хотя, если хочешь, можно взять такси.

Я его не поняла:

– Ты это о чем? Чтоб проторчать в пробках несколько часов, когда на подземке мы там будем через полчаса самое большее? Давай быстрее, не тормози!

И мы побежали к станции. Уже в электричке я подозрительно осведомилась:

– Как ты меня нашел? С помощью той же интернетовской программки, да?

Он кивнул, не видя в этом ничего криминального.

– Но ведь я запретила себя отслеживать!

– Да? – его удивление было наигранным. – Но я все равно видел, где твой телефон. То есть, где ты.

Как хорошо быть богатым! Воистину их возможности с нашими несопоставимы. Но в бутылку лезть не стала, не люблю, когда целый день не с кем словом перемолвится.

По Третьяковке мы ходили не три часа, как я намечала, а целых пять. Оказывается, новые экспозиции были почти во всех залах, и упустить такую возможность я не могла.

К моему уважению и даже удивлению, Панов оказался очень даже хорошим компаньоном. Он не ныл, что непременно делал бы Макс, не вставлял дурацких замечаний, и даже кое-что о художниках знал, чем меня просто-таки восхитил.

Когда мы вышли из галереи, он с сожалением вздохнул и спросил:

– Может быть, еще куда-нибудь сходим?

Я посмотрела на часы. Времени было почти шесть. До начала спектакля оставалось чуть больше часа. Совсем забыла про время!

– Я заказала билеты в «Табакерку». Но заехать домой и переодеться не успею.

Он оглянулся.

– До нее не так и далеко. Но сейчас везде пробки, лучше не рисковать, не то опоздаешь. Ты пойдешь с братом?

Я пожала плечами. Вынула телефон, набрала Макса. Он ответил не сразу и таким веселым голосом, что я враз поняла: ему не до меня. Едва услышав мой вопрос, завопил:

– Машка, а куда ты своего кавалера дела? Опять спровадила, небось?

Сухо сказала:

– Он стоит рядом со мной.

Враз успокоившись, братец указал:

– Вот и иди с ним в свой театр. Главное, чтоб он после спектакля тебя домой доставил в целости и сохранности, я проверю, так ему и передай.

Слышавший эти слова Панов расцвел и энергично закивал, подтверждая свое полное согласие.

Мысленно наградив Макса всеми подходящими к случаю эпитетами, я отключила телефон и хмуро объявила Панову:

– Ну, пойдем, коли ты не против. Правда, диссонировать мы будем здорово. Я одета не для театра. А вот ты – да.

На нем был приличный костюм, правда, без галстука. Но подозреваю, что в одном из карманов и галстук бы отыскался.

– Кто сейчас на это обращает внимание? Уж не я точно.

– Я обращаю, – разочаровала я его. – Буду чувствовать себя жутко некомфортно, но делать нечего, сгонять домой переодеться все равно не успею.

Добрались до театра-студии Табакова минут за сорок пять. Вокруг театра все улицы были запружены дорогими иномарками.

– Вот-вот. Там все будут нарядными, и я себя буду чувствовать замарашкой из подвала.