Венецианский купец (СИ) - Распопов Дмитрий Викторович - Страница 8

Ко мне тут же бросились две кормилицы, сначала промокая чистыми простынями, смоченными в винном уксусе спину, которая адски горела, и только затем подали мне новую одежду.

— Доволен? Мерзкий старикашка! — одевшись, я повернулся к невозмутимому китайцу.

Тот ничего не ответил.

— Ладно, вернёмся в класс, будешь меня теперь нормально учить, — погрозил я ему кулаком, — если такой умный, я теперь с тебя не слезу, ирод.

Мне показалось, или его маска невозмутимости дала трещину, впервые за то время, что мы были знакомы.

— «Да нет конечно, — отмахнулся я от подобных мыслей, наверно тени от пламени свечей повлияли на моё воображение».

За шесть следующих часов, я вволю отомстил, выжимая его словно губку, и моментально впитывая всё то, что он говорил. Когда старик стал пошатываться от усталости, я, довольный собой отвёл его не в общую комнату, а во-вторую, где жила гречанка.

— Принимай постояльца, — сказал я ей, распоряжаясь слугам, чтобы сюда поставили две простые скамьи, похожие на те, на которых спали слуги во дворце, и принесли нормальное постельное бельё, но только для старика, — бонус так сказать, за хорошую работу.

Он склонился передо мной.

Единственным неприятным последствием сегодняшнего дня стало то, что новость о моём самонаказании на виду у слуг, со скоростью лесного пожара долетела до мамы. Поэтому вечером, когда кормилицы намазывали мне спину отвратительно пахнущим бальзамом, я имел с ней разговор. Который начался было неприятно, но я объяснил мотивы своего поступка, а также причину, почему так поступил. Это ввергло её в такие раздумья, что она наконец задумчиво произнесла.

— Я не знаю, что сказать. Поэтому думает будет уместно, если ты завтра сходишь в церковь к моему духовнику и исповедуешься ему, дорогой. Он человек духовный, учёный, что-то да подскажет.

От каждого слова её фразы, у меня сводило зубы, но с чем-чем, а уж с верой точно не стоило шутить в этом веке, так что я, чтобы к тому же её не расстраивать, конечно же согласился.

Утром, на мессе, всё прошло просто отлично. Я благочестиво крестился вслед со всеми и повторял слова молитвы вслед за епископом. Проблемы начались, когда нас оставили с духовником вдвоём. Мало мне было вчера хитрого китайца, знавшего больше, чем показывал это, так ещё и грёбанный симбионт плеснул в организма какой-то очередной коктейль гормонов, приведший в крайне благостное расположение духа, практически примирив меня с последующими двумя часами притворства. Но…если бы не один факт. Духовник моей матушки оказался тупым и беспросветным фанатиком, который к тому же, очень плохо знал Священные Писания, зато много чего думал о себе, как об особе, обслуживающей высокие Венецианские рода.

Сначала я, всеми силами сдерживался, помня вчерашнего китайца, старался не обращать внимание на ошибки в его латыни, но когда он начал откровенно привирать, не верно цитируя строчки Ветхого Завета, который среди прочих Священных книг я знал наизусть, это меня окончательно добило и я стал каждую ошибку комментировать и поправлять вслух, чем естественно моментально вывел его из себя.

Под громкие крики и обвинения в ереси, меня вытолкнули из кельи в руки напуганной матери, тут же вокруг образовалась толпа любопытных из монахов и людей из свит большинства крупных родов города, которые присутствовали вместе с нами на мессе.

— Исчадие ада! Антихрист! — брызгая слюной орал тот, тыкая в меня грязным пальцем.

— Евангелие сначала подучите, святой отец, — бросил я едва слышно, но видимо если с умом у него и было скудно в голове, то слышал он преотлично, с ещё большей силой накинувшись на меня с обвинениями.

Мама от такого, то краснела, то бледнела, едва не теряя сознание.

— Что происходит, брат Дионис, — толпа людей, глаза которых едва не горели в счастливом предвкушении, что они обо всём произошедшим расскажут всем своим друзьям и знакомым, мгновенно расступилась перед епископом, который и служил недавно мессу, рассчитывая на щедрое подаяние для собора, от важных семей Венеции. Он подошёл к нам ближе.

— Этот…Эта…Антихрист! — духовник, находясь в крайнем возбуждении, не мог связать и двух слов.

Я, снова вспомнив какой урок мне преподал вчера китаец, внезапно успокоился, и голосом, полным смирения ответил.

— Ваше Преосвященство, позвольте лучше я объясню. Мы со святым отцом вступили в диспут, относительно правильности толкования некоторых строк Евангелие. Он уж слишком возбудился от этого, поэтому может вы рассудите нас?

Епископ, явно прекрасно зная возможности своего подопечного, было засомневался в ответе, но потом кинув взгляд на кроткую овечку в виде меня, которая стояла, смиренно опустив глазки в пол, решился выяснить подробности при всех.

Пусть и не на высокой латыни, которую я пока не знал у кого можно было выучить, поскольку не мог найти знатоков официальной речи, но уж в том, что я как на родном шпарил на sermo vulgaris, в этом не было ни малейшего сомнения.

Я с такой скоростью застрочил на латинском языке цитатами из Евангелие, в которых мамин духовник явно путался, что не только епископ, но и всех присутствующие затихли в священном экстазе. А когда я перешёл не к проговариванию строк, а к напеванию, неожиданно рядом со мной стали подпевать и вскоре все присутствующие стали петь, соединяясь в единой, массовой молитве.

Когда последние слова гулко отзвучали под высокими сводами собора, я тихо сказал.

— Что брат Дионис, как раз и путает эти строки.

Толпа после моих слов, синхронно перевела свои взгляды на монаха, который мгновенно вспотел от подобного внимания. Тыкаясь и мыкаясь, ошибаясь в словах, он конечно же и близко не приблизился к дословному пересказу строк, которые к тому же только что прозвучали, да ещё от всех присутствующих.

В толпе послышались сначала тихие смешки, затем ещё, что моментально было правильно понято умным епископом, который тут же, толкнув громкую речь, отпустил всех по домам, попросив нас с матушкой и братом Дионисом остаться. Люди полноводной рекой хлынули из собора, и гул человеческих голосов прекрасно был слышен нам за закрывшимися дверями. Ещё бы, такое событие при утренней мессе!

— Ваша светлость, — епископ наклонил голову, обращаясь к маме, — вы не будете возражать, если отныне я сам стану духовником всей вашей семьи?

— Нет! Конечно же нет! Это такая честь для нас! — мама неверяще посмотрела на него, словно и не он сам это предложил.

— А тебя, наш маленький ангел, — он с улыбкой крокодила, который открыв рот полный острых зубов, вот-вот набросится на свою добычу, обратился ко мне, — я жду вечером к себе в гости. Ты ведь не откажешь мне во встрече?

— Конечно нет, ваше Преосвященство, — хмуро ответил скромный я, уже не такой радостный, что затеял эту склоку на глазах у всех.

— Вот и хорошо, тогда до вечера. Графиня! — он чуть наклонил голову, а мама в ответ сделала почти полный реверанс.

— Ваше Преосвященство.

Попрощавшись, мы отправились в лодку. Оказавшись внутри паланкина которой, мама дала наконец волю чувствам и с сияющими радости глазами, всего об целовала и умыла слезами. Тело ребёнка трепетало, наслаждаясь моментом, оставляя при этом взрослый разум очередной раз недоумевать, как вообще до этого всё дошло?

— Мой ангел! Чего ты хочешь?! — она обнимала, не выпуская меня из объятий. — Сегодня тебе можно всё!

Слёзы радости, умиления и гордости чередовались у неё, друг за другом, так что пользуясь минутой, пока симбионт не впрыснул мне в тело очередную порцию какой-нибудь гадости, я сказал.

— Корабль! Я хочу себе личный корабль!

Графиня без малейшего колебания ответила.

— Завтра же с утра, поедим в Арсенал.

И тут уже у меня полезли на лоб глаза, едва я понял, что она сейчас вообще и близко не шутит.

Вечером, как и было обещано, я отправился к епископу в сопровождении дяди Андреа, который похоже начинал примирятся с самым непоседливым племянником из трёх наличествующих. Я вообще за своими делами и занятиями даже не пересекался с братьями, не зная, чем они занимаются. Меня лично, такой расклад полностью устраивал, поскольку я занимался тем, что хотел сам.