Ушастый призрак (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 55

Девушка пренебрежительно фыркнула, развернулась, взметнулись концы шали и через мгновение легкие, почти неслышные быстрые шаги затихли в глубине дома.

— Лизавета Андреевна — девушка честная и строгая, — прогудел мужик. — Зря парень с ней так. Не всех можно вот прямо хватать и щупать. Можно и получить на орехи.

— Ну, судя по всему, этот герой-любовник получил с верхом, — кивнул Хукку. — А с псом что?

— А что такое? — Мужик удивился так натурально, что даже наивной мне стало кристально ясно — рыльце у него в пушку.

— Нойдам не врут, — заметил Хукку. По своему обыкновению негромко, но силой надавил, спокойно и привычно. — Особенно, если помощи хотят. Или я ошибся и у вас все хорошо?

— Лизавета ни в чем не виновата, — выпалил мужик.

— Она необученная?

— Ее даже не посвящали. Не принято это у Мызниковых. Сыновей посвящают, вот, Дмитрия Андреевича честь-честью к камню водили. Только погиб он в Турецкую кампанию. А Лизавета... Она хранительница крови, а больше ничего. Была просватана, да жених тоже где-то сгинул. А вы, сударь... правда, что ли, нойда? Всамделишный?

Самовара не ставили. Он был, темнел на кухне чуть подкопченным боком, но от него веяло холодом, а воду Лиза согрела по-простому, в чугунке. Даже и не согрела, просто вынула уже горячую из печи, что топилась просто для тепла. А заодно и готовили.

Черандак откровенно улегся поперек порога.

— Может, каши с дороги? — Хмуро и как-то обреченно поинтересовалась девушка.

— Не голодны, — мотнул головой шаман. — Да и от чаю, спасибо, откажемся.

— Что так? Или не с добром пришли?

— А это вам судить. Что для одних добро, для других — худо.

Девушка в длинном, чуть не до пола, платье с подозрением косилась на мои брюки. Похоже, в ее представлении о жизни штаны были дном, ниже которого и падать-то уже некуда. И новость, что она не должна угощать меня из своих чашек и мисок, принесла ей заметное облегчение. Лиза расслабилась, даже концы шали из рук выпустила.

Павел Егорович, напротив, весь как-то подобрался:

— Господин нойда... Вправду, поможете?

— Смотря, что попросите, — рассудительно сказал Хукку. — Если отворотку укрепить, чтобы никто за нее не прошел, то это не выйдет. Тут гайду нужна, и сильная. Матерая.

Хозяин усадьбы перевел взгляд на меня...

— Молодая еще, — подтвердил шаман. — Вот лет через пятьдесят — может быть.

— Мне бы Лизавету Андреевну... Как-то... Лучше всего до Варшавы, там крестная ее примет. Кровь сберечь. Клятву мы давали.

— Родовую? — Не утерпела я, хоть и клялась сама себе рта не открывать. Хукку зря бы предостерегать не стал.

Лиза сверкнула недобрым взглядом из под ресниц.

— Ага. Лизаветы Андреевны дед покойный взял. Добровольную. На крови.

— Нерушимую, значит, — кивнула я.

— Других не даем, — мужик приосанился, даже лохматая борода встала торчком. — Приближенные мы и доверенные. Род бережем.

— Понятно...

Хукку оглядел прикидывающим взглядом хозяев. И, едва заметно, вздохнув, признал:

— До самой Варшавы не получится. Сил не хватит. Но из усадьбы выведу. И дальше... немного помогу. Советом и силой. Захотите — справитесь.

— Да как же вы это проделаете-то, господин нойда? — Простодушно удивился хозяин, — Ить вокруг плотненько обложили, ироды.

Призрак негромко зарычал. Скосив на него взгляд, Хукку сказал:

— Я бы вас очень попросил... воздержаться от политических заявлений. Уж не знаю, что и как вы там наворотили, но подчинить духа полностью у вас не вышло. Теперь придется договариваться и лучше его... не злить. Он и так из-за своего бойца расстроен.

Лиза вскинулась, открыла, было, рот... но Хукку ее опередил, не дав свершиться непоправимому.

— А у вас, Елизавета Андреевна, какая-нибудь удобная одежда есть?

— Это мужские портки, что ли? — Мгновенно встопорщилась девушка, разом забыв про политику. — Не уговаривайте. Не одену! Не было в роду Мызниковых такого позора.

— И на лошади в платье поскачете, — хмыкнул Хукку, — без седла...

Видимо, аргумент был сильным. Девчонка ахнула и призадумалась.

— Так ведь, господин нойда... Лошадей-то нет, — Павел Егорович развел руками, — Каких забрали, а каких и съели.

Шаман раздвинул губы в улыбке:

— Лошади будут. Самые быстрые. Птица не догонит. Так что, господа хорошие, рекомендую прямо сейчас собрать все самое ценное и легкое, взять паспорта и немного сменной одежды — ровно столько, чтобы унести в руках. Мелкие деньги в кошелек, золото спрятать.

— А золота-то и нет у нас, совсем нет, господин нойда, — завел свою шарманку хозяин, но Хукку только зыркнул на него из под светлых, сросшихся бровей.

— Пять золотых червонцев найдется? Это моя цена будет. Нет золота — нет разговора. Сам знаешь, нойды даром не ворожат. Запрещено нам.

— Пять... — мужик хотел, было, расплыться в улыбке, но опомнился и снова скроил жалобное лицо, — господин нойда, а за три — не проведете?

Уголок губ моего приятеля дрогнул:

— Ты и со смертью торговаться будешь?

— Понял, — вздохнул тот. — Пять червонцев будет.

— Плата вперед.

— Да уж знаем, господин нойда, — солидно кивнул Павел Егорович, — так же, как и то, что с нойдами не торгуются.

— Проверял, что ли? — Сообразил Хукку.

— Уж не держите обиды. Много нынче разного народа по дорогам ходит. Всем верить...

— Всем не нужно. Нам — придется. Пусти их, Призрак...

Черандак посторонился. Лиза, покосившись на меня с каким-то обреченным спокойствием, вышла из кухни, храня на лице выражение крайней задумчивости.

Павел Егорович, прежде чем последовать за ней, еще раз подозрительно глянул на Хукку. Но тот сидел с невозмутимостью статуи в тайском храме, а каменному лицу его могли позавидовать те же статуи.

— Пойду я... Собраться нужно, и вообще.

— Еды на два-три дня с собой возьмите, — насквозь нейтральным тоном посоветовал Хукку.

— Это завсегда, это обязательно. Понятие имеем, — кивнул мужик и, наконец, ушел.

Шаман встряхнулся, как пес, на которого опрокинули ведро воды из колодца.

— Не очень хороший расклад, — тихо, почти одними губами, поделился он. — Ночь не та. Да и — глубоко слишком. Сто лет — не пять и не десять.

— Боишься, что не вытянешь?

— Этого не боюсь. Сила шамана — не водка и не деньги. Если уж есть, то "вдруг" не кончится.

— Тогда что не так? — Не поняла я.

— Родовая клятва. Она же на землю завязана, я ничего не путаю?

Я поняла сразу. И тоже скисла.

— Выходит, вилка у мужика? Уедет от усадьбы — умрет. И останется, и кровь не убережет — умрет. Так и так смертник? Думаешь, он это знает?

— Сама же слышала, клятва добровольная. Значит — знает.

Мы замолчали. А что тут можно было сказать? Да и сделать... У меня никаких мыслей не было. Разве — взять с собой родной земли горсть в узелке. Иногда срабатывает. Но как и любой нарушенный ритуал — без гарантии.

В мужских штанах, явно с чужого... Плеча — не скажешь, а сермяжная правда звучала неприлично. В общем, в чужой одежке Лиза выглядела как огородное чучелко. Сапожки, правда, были свои — кокетливые, на шнуровке с каблучком — рюмочкой. В сочетании с портками, подвязанными веревкой, явно женским, двубортным жакетом и зимней шалью, намотанной на голову... зрелище для сильных духом!

Павел Егорович, который всего лишь дополнил свой повседневный наряд плотным английским тренчкотом и кепкой, выглядел рядом с ней просто иконой стиля.

Икона стиля держал в руках две котомки, побольше и поменьше.

— Мы готовы, — объявил он. Лиза молчала, но настроение у нее было скверное. Я надеялась, что девушке хватило ума перед уходом не смотреться в зеркало. Или, хотя бы, принять новую реальность философски, но... что-то мне говорило, что надежды мало.

Интересно, где они спрятали золото-бриллианты? У Лизы в корсете?

— Господин нойда... вы говорили, что лошадки будут, — с некоторой неуверенностью проговорил мужик.