Серый волк, белый конь (СИ) - Ярошинская Ольга - Страница 14

— Спасибо, милая, — выдавил он наконец. — А зачем перину порезала?

— Женечка, представляешь, там были клопы! — Лада шагнула к бывшему мужу, демонстративно поправила на шее опостылевший шарф, положила руки Жене на грудь, а потом, будто смутившись, отшатнулась.

— А комод, а… мама?

— Ты так неаккуратно вещи складываешь, — пожурила его Лада. Волк с сомнением покосился на кучи барахла, разбросанные по полу. — А Ядвига Людвиговна в спальне все же лишняя, не считаешь?

Девушка отвела взгляд, будто засмущавшись. Оборотень тайком показал «класс».

— В общем, поздно уже, я в сарае переночую, — Лада попыталась протиснуться мимо тролля, и тот прижал ее к дверному косяку.

‍

— Я думал, ты останешься здесь. Кровать широкая.

— Женя, ты знаешь, мы давно не виделись, и я боюсь, что не смогу совладать с нахлынувшими на меня чувствами, — пробормотала Лада, решив не уточнять, что больше всего ей хочется хорошенько лягнуть его ногой. — Утро вечера мудренее, и все такое.

Волк вышел во двор за ней следом, прихватив уцелевшее одеяло.

— Сладких снов, — оборотень продемонстрировал троллю оскал, который должен был означать улыбку, и открыл перед Ладой дверь сарая.

К удивлению девушки, там оказалось куда чище, чем в доме. Половина сарая была занята инструментами, зато во второй была пышная охапка сена, предназначающаяся, вероятно, для ослика, который мирно похрапывал во дворе, устроившись под горячим боком Беляша. Лада расстелила одеяло, устроилась на сене, которое пахло летом и солнцем. Волк стоял рядом, глаза его в темноте светились.

— А ты молодец, — сказал он. — Не растерялась.

— Спасибо, — пробормотала она.

— Знаешь, ты не такая, как я думал, — признался Волк. — И, если честно, мне жаль, что именно ты идешь со мной к Ивану.

— Ты что имеешь в виду, Волк?

В сарай вошел Проша, и оборотень повернулся к нему.

— Где шлялся? — спросил он.

— Купался я, — ответил богатырь. — Надо блюсти чистоту и духовную, и телесную. В здоровом теле — здоровый дух.

— А то, что Кикимора возле пруда живет, так то совпадение, да? — уточнил Волк, неприязненно рассматривая мужчину.

— Где она живет, мне неведомо, — степенно ответил молодец. — А теперь спать пора, чтобы сил набраться.

Он забрал себе дырявое одеяло Волка и, улегшись с другого края сеновала, тут же уснул.

— Да уймись ты, Серый, вон, у него кудри влажные, — прошептала Лада. — Помыться решил, ну и правильно. Ты что там говорил про Ивана?

— Ой не верю я ему, — не обратил внимания на Ладин вопрос Волк. — Не может человек быть таким простым и бесхитростным.

— По себе не суди, — сказала девушка. Она хотела снова переспросить оборотня, но тот кувыркнулся, превратился в волка и улегся между ней и Прошей. Лада вздохнула, повернулась к нему спиной, и положила ладонь под голову. Волку жаль вести ее к Ивану. Он не хочет, чтобы она целовала царевича. Почему? Ревнует? Лада улыбнулась. Внезапное открытие, что оборотень неровно к ней дышит, хоть и скрывает это, оказалось приятным. Конечно, он не ее типаж — вредный, оборванный и вообще — волк. Надо будет как-то мягко ему объяснить, потом. Лада закрыла глаза и провалилась в сон.

Лада проснулась на рассвете и со стоном скатилась с сеновала. Все тело кололо и чесалось. Девушка провела пальцами по спутанным прядям, потрясла головой. Пыль закружилась в столбе солнечного света, пробивающегося через дыру в крыше.

Лада покосилась на своих спутников: Проша мирно сопел, обняв правой рукой Волка, а тот едва заметно дергал лапами, наверное, снилось что-то. Девушка вышла во двор, заглянула в колодец и, скрипя воротом, вытащила ведро. Она поставила его на землю, потрогала кончиками пальцев воду — ледяная. Беляш вскочил на ноги, мотнул головой, грива засияла на солнце, как свежевыпавший снег. Конь подошел к Ладе, потерся носом о плечо и опустил голову к ведру. А девушка, подумав, направилась за калитку. Ей нестерпимо захотелось помыться. В пруду вода уж точно теплее, чем колодезная.

Лада пошла по единственной дороге, пересекающей Болотошки. Деревня только начинала просыпаться: полосатая кошка сидела у забора, делая вид, что ее совсем не интересуют воробьи, купающиеся в пыли, где-то звякнули ведра, скрипнула калитка, громкое пение петуха прорезало утро. Девушка подошла к последнему дому и увидела за ним блеск воды. Она обошла двор вдоль забора, спустилась к берегу, оглядевшись, разделась и окунулась в воду, вздыхая от наслаждения. Вода была прозрачная, чистая, Лада видела кончики пальцев на ногах, мелкие камешки на дне. Она поплыла к другому берегу, развернулась обратно и увидела возле своих вещей высокую женщину. Та будто ждала ее, нетерпеливо притоптывая ногой. Лада нахмурилась, подплыла ближе, с интересом наблюдая, как на лице женщины меняется гамма чувств — раздражение, удивление, понимание, а потом — злость?

Лада коснулась дна ногой, остановилась, чувствуя себя неловко. Выходить на берег голышом перед незнакомкой ей не хотелось.

— Доброе утро! — сказала она, рассматривая женщину. Высокая, статная, роскошные волосы необычного цвета — красные, как ягодный сок — распущены и укрывают спину до пояса. Глаза темно-зеленые, как еловая хвоя, губы сочные. Красавица! Вот только кожа отливает зеленью, но тролля это, по-видимому, мало волнует. — А вы, наверное, кикимора.

Женщина молча кивнула, продолжая рассматривать Ладу.

— Я тебя другой представляла, — наконец, выдавила кикимора. И Лада поежилась от изучающего взгляда. Она пожалела, что вода в пруду такая прозрачная, сейчас ей хотелось укрыться от внимательных зеленых глаз. А потом вдруг вспомнила длинный алый волос, что сняла с пиджака мужа перед тем, как подать на развод. Она нарочно распрямила плечи, подошла ближе к берегу, провела рукой, поднимая волны.

— Вода замечательная! — сказала она.

— Я знаю. Я здесь затем и живу, в Болотошках. Присматриваю за прудом, за болотами, — Кикимора еще больше нахмурилась, спустилась к воде, не обращая внимания на сарафан, который тут же промок. — Я вроде оберега деревни. Слежу, чтоб никто в трясину не влез, не заблудился. Тут места коварные, если не знать, но зато и ягод таких, как в Болотошках, не сыщешь. Клюква крупная как виноград, бруснику можно жменями собирать. А мне за это почет и уважение. И удобства всякие — дом вот люди мне построили, огородик есть.

Она вошла в воду по колено.

— И пруд этот — мои владения. Все жители знают, я первой в нем окунаюсь на рассвете. Чтоб утреннюю свежесть собрать. А ты на мое позарилась.

Кикимора покачала головой, прикоснулась к водной глади кончиками пальцев, и та вдруг зацвела, потянулась зеленой дорожкой к девушке. Лада отшвырнула ряску, но она окружила ее толстым ковром. Твердые гладкие камешки под ногами исчезли, ступни провалились в грязь. Девушка с ужасом поняла, что не может двинуться. Прозрачный пруд превратился в грязное болото.

— А на чужих мужей зариться можно? — с вызовом спросила Лада, стараясь не показать, как ей страшно.

Кикимора вздрогнула, отвела глаза.

— Пойдем в дом, — сказала она, отвернувшись. — Поговорим.

Болото чавкнуло, и грязь вдруг осела, ряска исчезла. Лада снова стояла в кристально-чистой воде, но больше купаться ей не хотелось. Она спешно выбралась на берег, натянула дрожащими руками одежду на влажную кожу и пошла за кикиморой.

В доме повсюду была зелень: огромные кадки с папоротниками стояли во всех углах, на подоконниках теснились горшочки с кустами, усыпанными ягодами. Кикимора кивнула на стул, покрытый пышным слоем мха, как подушкой. Лада села, с вызовом посмотрела на соперницу. Та налила в чашку розовый напиток, пододвинула гостье.

— Клюквенный морс. Попробуй. Не бойся, травить не буду.

Лада выразительно посмотрела на гирлянды сушеных мухоморов над окном, но потом сделала глоток.

— Очень вкусно, спасибо, — сказала она.

Похоже, кикимора сама не знала, зачем позвала ее в дом, так что Лада решила начать разговор.