Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь (СИ) - Тоцка Тала - Страница 47

Он обхватил ее лицо и приблизил к себе, руки напряглись, дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы.

— Костя, — повторила она ошеломленно, глядя ему в глаза.

Черные-черные, с застывшими бликами догорающего огня. Зрачки совсем съели радужку, они и ее готовы были поглотить. Всю, без остатка. Внезапно Оля обнаружила, что между ними больше нет преграды из толстого пледа, и она всем телом прижимается к телу Аверина. Горячему даже через рубашку и брюки.

Жар стремительно заползал под кожу, растекался по венам. Казалось, вокруг все плывет от него, и воздух в легких тоже стремительно нагревается.

Костя дышал ей в губы, их лица едва соприкасались, но она чувствовала, что внутри него бушует настоящий пожар. И если не снять рубашку, то огонь, вырвавшись наружу, испепелит ее в одно мгновение.

— Ты делаешь только то, что хочешь, — одними губами сказал он. Она сглотнула.

— Мы еще не обсудили детали контракта. Разве ты не помнишь?

— Нет, — он уже нависал над ней, терся щекой о ее лицо и дышал над ухом, — я обо всем забыл. С тобой так всегда. Я так хочу тебя, Оля, я так устал без тебя… Хочу так, чтобы не помнить, ничего не помнить, только тебя, только с тобой. Без контрактов… Мы потом все решим, потом…

Упирался локтями, пальцами зарывался в волосы, придерживая затылок. Терся висками о щеки, ловил губами губы, целовал лицо и снова накрывал ее рот своим.

— Как же я задолбался без тебя, моя милая, нежная девочка…

Она обнимала его за талию, гладила спину и каждой клеточкой кожи хотела почувствовать его тепло. Без мешающей ткани, без надоевших преград.

— Ты сказал, — задыхаясь от желания, она все же смогла отодвинуться, — что мы параллельные, а они… не пересекаются.

— Не пересекаются, — согласился он, переводя дыхание, и убрал с ее лица прядь волос, — но, если их двигать навстречу друг другу, в плоскости или в пространстве, не важно, однажды они совпадут в каждой точке. Тогда все точки будут общими, Оля, они совпадут по всей длине, до бесконечности, понимаешь?

— Да, — прошептала и потянулась к нему губами, — да, понимаю…

Платье само куда-то делось. А она так долго не могла застегнуть молнию, когда одевалась… Брюки тоже исчезли. Дольше всего снимали рубашку — у Оли дрожали пальцы, когда расстегивали пуговицы.

Хоть рассудок был на грани, она все-таки вспомнила о защите. В себе Оля была уверена, но вот в нем….

— Ничего не надо, — хрипло выдохнул Костя, подминая ее обратно под себя, — у меня никого не было после тебя.

— Как это? — она попыталась из-под него выглянуть. — Не может быть…

— Может, Оля…

Тяжелое тело вдавило в пол, и казалось, они действительно слились в каждой точке. Губы в губы, пальцы переплетены. И больше проникнуть друг в друга невозможно.

А главное, они сливались там, где заканчивались тела и начиналось сбитое дыхание, капли пота на висках, хриплые крики и стоны, горячий шепот и цветные точки в глазах.

— Вместе, Оля, — отозвалось на краю подсознания, и она впилась ногтями в тугие мышцы спины.

Костя положил в очаг два больших полена и вернулся под плед.

— Я уже замерзла без тебя, — пожаловалась Оля, прижимаясь к твердому прессу.

— Все, все, я вернулся. Иди сюда, — он обвил ее руками и зарылся лицом в волосы. — Пальчики холодные, правда замерзла?

Оля кивнула и спрятала руки у него на груди. Костя подоткнул вокруг нее плед и прижал к себе.

Было удивительно приятно вот так лежать, согретой теплом горячего мужского тела. И еще непонятно, как они столько времени могли обходиться друг без друга?

Второй раз Костя любил ее нежно, медленно, доводя до полного изнеможения. Она даже ругаться с ним пробовала. А он так явно показывал, как наслаждается и получает от всего удовольствие, что ее разбирало еще больше, чем его смелые и умелые ласки.

Олю изумляло, насколько ей, помешанной на стерильности и удобстве, было сейчас наплевать на отсутствие привычных гигиенических условий. Вот совсем наплевать. Судя по расслабленному и удовлетворенному лицу Аверина, его это волновало еще меньше.

Ладно в юности, но они оба взрослые люди, избалованные достатком и комфортом. А сейчас им с головой хватало бумажных салфеток и огня, куда те можно выбросить.

Оля поцеловала упругие мышцы груди. Костя поймал ее руку и прижал ладонью к своей щеке. Сначала коснулся губами, потом потерся с блаженным видом, прикрыв глаза. И внутри снова начало растекаться тепло.

Как у него так получается? Эти его легкие поцелуи, прикрытые веки, полуулыбка, а потом вот так посмотрит, и она будто в пропасть летит…

— О чем ты таком интересном думаешь, милая? — Костя снова потерся щекой о ее ладонь и переплел пальцы.

— Откуда ты знаешь?

— У тебя такое загадочное хитрое личико…

Оля улеглась подбородком ему на грудь. Костя смотрел с непривычной нежностью, отведя назад свесившиеся пряди волос.

— Так что ты загадал на Новый год? — принялась водить по его груди пальцем, рисуя кружочки.

— Угадай, — Аверин ухмыльнулся, приподнял ее и уложил на себя. — В эту новогоднюю ночь мои желания сбываются с космической скоростью, Оленька. И появляются примерно так же…

— Костя, — прошептала она ему на ухо, — а это правда?

— Ммм? — он двинул бедрами, пристраивая ее на себе, и она в ответ заерзала, помогая.

— Что у тебя никого не было? С нашего последнего раза.

— Правда. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты… Мне сложно поверить…

— Оля, — он остановился, впившись пальцами ей в бедра, — у меня нет ни одной причины лгать тебе. Я не хочу казаться в твоих глазах лучше, чем есть, но и падать ниже, чем я есть, тоже не хочется. Так почему ты все время во мне сомневаешься?

— Наверное, не в тебе, — она смутилась, но Костя уже завладел ее ртом. Поцелуй длился чуть ли не вечность, а потом он прошептал ей на ушко:

— Ты больше ничего не хотела спросить?

— Хотела.

— Спрашивай.

«Ты меня любишь?» — она даже язык прикусила, чтобы случайно не вырвалось. Нет, так нельзя, она не опустится до того, чтобы выпрашивать признание. Захочет — скажет. Ведь глаза, руки и другие части тела и без того более чем красноречивы.

— У тебя были в постели смелые эксперименты?

— Например? Тройничок?

— Пускай он.

— А как ты думаешь, Оля?

— Думаю, был.

По прищуренному взгляду Аверина было ясно, что она угадала, но ревности почему-то не было.

— А какой, два мальчика или две девочки?

— Ну, — Костя подтянул ее повыше, — я больше по девочкам. Мужская любовь не про меня.

— И что, никогда-никогда? Даже в молодости?

— Так, — он захватил руками ее лицо, — признавайся, было? С девочкой?

— Нет, — она засмеялась, — я очень консервативная. Так что нет, не было.

Аверин не выпускал ее лицо, потом притянул к себе, и от его опаляющего взгляда она тяжело задышала.

— Я когда уехал от тебя, в груди будто дыра осталась. Не знал, как справиться с этой болью. Забыть тебя не получалось, а в то, что верну, не верилось. Я с ума сходил, Оля, одна ты везде была. Когда увидел тебя в отеле возле Данилевского, решил, что померещилось. А ты говоришь, другие женщины. Как можно после тебя с кем-то… — губы скользили по лицу, задевая губы, горячее дыхание проникало через поры и скручивалось внизу в обжигающую воронку.

— Это как выпить дорогого вина, а потом оказаться в дешевом баре, Оля. Я никого никогда не хотел так, как тебя. Так зачем размениваться?

Он впился в нее ртом, и она поддалась. Уперлась в плечи, отвечая на сумасшедшие поцелуи, от которых уже распухли и потрескались губы. Но от этого все казалось только слаще, как и саднящая от непривычки боль внутри становилась тягучей, томительной и сладкой.

…Она обессиленно опустила голову ему на грудь, и они некоторое время лежали молча, восстанавливая дыхание.

— Когда выберемся отсюда, я тебя никуда не отпущу, — хрипло сказал Аверин, целуя в висок. Оля только кивнула. — Может, придется задержаться, тогда съедем в отель. А потом в Испанию. Мне тебя мало, Оля, все время мало.