Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь (СИ) - Тоцка Тала - Страница 50

Представила, и голова закружилась. Оперлась локтями о барную стойку, постаралась унять участившееся дыхание.

Диана обошла Ольгу, уселась рядом. Облокотилась о стойку и развернулась к Оле, осмотрев оценивающим взглядом с ног до головы.

— И что он в тебе нашел?

— Я так полагаю, — Оля подцепила еще одну каплю, — то, чего не нашел у тебя.

И продолжила пить чай, не обращая внимание на летящие в нее молнии.

— Он от всех этих куриц ко мне уходил, — ей показалось, или Диана паникует? — От каждой.

— Ты меня убеждаешь или себя? — спросила с любопытством. — И если уж на то пошло, от тебя он опять уходил. К очередной курице, как ты их называешь.

И впервые подумала, что Аверин возможно и в самом деле таким извращенным образом пытался избавиться от своей нездоровой, болезненной зависимости.

Диана ничего не ответила, повернулась к бармену и заказала воды с лимоном.

— Я за рулем, — объяснила Оле, хотя той было ровным счетом наплевать.

Некоторое время молча пили каждый свое — Оля чай, Диана воду.

— Я не могу его отпустить, — призналась Диана, нарушив молчание, — откажись от него, а? Ну ты же сама видишь, какой он. Такой мужчина не для тебя, ты его не удержишь. А мне он нужен. Я его люблю.

Ольга чуть не подавилась.

— Любишь? — теперь пришла ее очередь развернуться. — Что ж за любовь у тебя такая скотская? Ты так и не смогла удержать рядом мужчину, а теперь просишь уступить его, как будто он последняя пара туфлей на распродаже?

— Да, я протупила, — с досадой сказала Диана, трубочкой выдавливая из лимона сок. — Но кто же знал, что он таким станет? Он молодым совсем другим был, сентиментальным до ужаса. Знаешь, как меня раздражало, когда он мне цветы с лужайки таскал? Другим корзины роз дарили, а мне одуванчики. Или ромашки. С пробежки приходил, счастливый, совал мне эти букетики. А я беременная была, меня все выбешивало. Его нищета, эти сантименты глупые… Одно в нем хорошо было, в постели он бог.

Оля слушала, вцепившись пальцами в стойку, и не знала, чего ей хочется больше. Разреветься или вцепиться Диане в волосы. Сердце сжималось от боли за молодого двадцатилетнего мальчишку, который таскал любимой девушке цветы и радовался, что у него скоро родится сын.

— Ты… Тебе же только девятнадцать было, что ж ты уже была такой стервой? — не выдержала Оля.

Данке было девятнадцать, когда она родила своих детей. Рядом с ней была только Ольга. Как была бы счастлива сестренка, таскай ей тогда Даниял такие букетики! Пусть нищий студент, только чтобы рядом.

— Я просто знала, чего хочу, — фыркнула Диана, — и всегда презирала неудачников.

— Почему ты не родила ему ребенка? — Оля постаралась, чтобы вопрос прозвучал как можно более нейтрально.

— А куда было рожать? Костя поругался с отцом, ушел в общагу, еще и племянника за собой потащил. Как с таким жить? Видела бы ты эту общагу! Я на такое не подписывалась. Конечно, когда его потом встретила, локти себе кусала. Теперь за него бабы глотки рвать готовы, он только посмотрит, и все, как взрыв сверхновой. С ним идешь, и тебе завидуют лютой завистью. Деньги опять же есть, с отцом помирился. Только не удержишь его, ускользает все время. Кажется, будто все уже, он у тебя в руках, а он раз — и как вода сквозь пальцы, — Диана подняла к глазам ладонь. — Сволочь…

— Почему потом не родила?

— Не люблю детей, — поморщилась Диана, — это Костя на них помешанный. Но я хотела ему родить, тогда бы он точно никуда от меня не делся. Уверена, у нас была бы девочка. Эти курицы ему только пацанов рожали.

Оля сжимала и разжимала руки, лежащие на коленях. Так и хотелось задвинуть говорившей прямо в лоб.

«Не было бы у вас никакой девочки. У него две игрек-хромосомы, ясно тебе?»

А Диана не замечала и продолжала говорить, кривя красивые губы.

— Только я не могу. Последствия аборта. Срок тогда был критический, двенадцать недель, уже и не брались врачи. Говорили, это не плод уже, а ребенок. А какой там ребенок? Костя, конечно, в своем репертуаре. Заявился в больницу, устроил целое представление. В общем, я даже рада, что так получилось. Я вот его детей терпеть не могу. Младший — визгливая истеричка, старший — хамовитое невоспитанное создание, третий и четвертый — бесхарактерные амебы, второй…

— Как ты можешь, — оборвала ее Оля, не в силах больше выслушивать поток грязи в адрес незнакомых ей мальчишек, — это его дети. Он их любит, какими бы они ни были. Или Костя навязывал тебе их компанию?

— Да нет, мне самой было интересно на них посмотреть.

— Ты кого-нибудь кроме себя любишь, Диана? — спросила Оля, глядя на недовольное лицо с холодными глазами.

— Тебе-то что? — спохватилась та. — Я еще перед тобой не исповедовалась. А ты по мне не плачь, ты о себе думай. Не знаю, на что ты надеешься, но без меня Костя долго не выдерживает. Что бы он тебе ни говорил, ему нужна только я. У нас с ним фантастический секс. Столько лет, а каждый раз как в первый. Мы с ним на новогодний бал чуть не опоздали, не могли из постели выбраться. И знаешь еще что…

Оля смотрела и понимала, что она лжет. По ненавидящему взгляду, по выразительной мимике, по поджатым губам. Диана играла роль, это было видно невооруженным глазом. А Костя не играл, когда обнажал перед ней свою душу, и Оля знала, что он говорил правду.

Это было потрясающе — доверять и не сомневаться.

— Скажи, — наклонилась к Диане и спросила доверительно, — если у вас так все фантастически, то почему тогда этой ночью он был такой голодный?

И получила несравненное удовольствие, наблюдая, как Диана поджимает губы и таращит глаза, не в силах вымолвить ни слова.

Оля с Антоном уже две недели как вернулись в Мюнхен на работу в клинику, а утешительных новостей о Косте и Давиде по-прежнему не было. Хубер продолжал изображать дурачка, хотя Оля давно поняла, что с идиотом Аверин работать бы не стал. И адвокат просто не говорит ей правду.

Они с Антоном съехали с отеля и сняли квартиры в бюджетном районе Мюнхена недалеко от станции метро. Так что в клинику можно было добираться без проблем.

На второй или третий день после приезда позвонила Юлька.

— Олечка-а-а, — хлюпая носом, протяжно завыла она в трубку, — я не могу-у-у. Так Костика жа-а-алко!

— Что уже там с твоим женихом приключилось? — вздохнула Оля, приготовившись выслушать очередную слезливую историю.

— С женихом? Неа, не с женихом, на черта он мне? — на миг перестала подвывать аверинская сестрица, и тут же снова тоненько затянула. — Бразера жалко, Оля-я-я.

— Ты же его терпеть не могла? — удивилась Ольга.

— Да, а теперь знаешь как жалко? Он же хороший, бро. И Марик переживает. И его жа-а-алко… Оль, приезжай к нам, а? Поболтаем, посмотрим Костика фотки детские. У Марика много есть. И Анечка соскучилась. Марик тебя тоже звал, познакомиться хочет. Ну Оля-я-я…

В общем, Ольга поддалась на уговоры и в ближайший выходной выбралась в Грюнвальд — один их самых престижных районов Мюнхена. Теперь стояла перед воротами и не решалась нажать на звонок.

Надо сказать, жил Марк Генрихович с размахом. Об этом говорила площадь занимаемого участка, высокий забор и ухоженный особняк. Ольга сама не знала, готова ли она к знакомству с отцом Кости, но, с другой стороны, никто не может запретить ей навестить Анютку. Да и Юльку тоже.

Все-таки решилась и позвонила.

Дверь открылась, со ступенек навстречу сбежала Юлька в наспех наброшенной курточке. Подлетела к Оле и с плачем бросилась ей на шею.

Оля сама не ожидала, что тоже расплачется. Что-то она совсем раскисла в последнее время. Настроение менялось постоянно. То все виделось в розовом цвете, то хотелось забиться в угол и рыдать. Наверное, она просто устала, и организм требовал отдыха.

В одном из окон первого этажа увидела знакомую мордашку, прилипшую носом к стеклу. Вытерла слезы, улыбнулась и помахала девочке.