Убийство времен русского ренессанса - Дудинцев Олег - Страница 13
- Предыдущая
- 13/34
- Следующая
Около шестнадцати часов в отдел милиции вернулся в стельку пьяный младший лейтенант Елкин и заплетающимся языком начал докладывать Субботину о выполненном задании.
– Я же предупреждал, чтобы ты не увлекался. А ты дорвался до халявы, что еле на ногах стоишь. Так и до лейтенанта не дослужишься.
– Обстановка требовала, товарищ майор, пришлось еще свои добавлять, – выдохнул Елкин, покачнулся и, не удержав равновесие, плюхнулся на диван.
Из его сбивчивого доклада Субботин и Ковалев поняли, что ползал в округе бомж Серега, на вид лет сорока-пятидесяти, который ночевал где-то на Турбинке, а перед Новым годом исчез. Говорил, что раньше в школе работал, комнату в коммуналке имел. Ходил в коричневом пальто и кепке.
– Похоже, «в цвет». Мы повестку в коричневом пальто нашли, – подсказал Ковалев.
Больше из участкового вытянуть ничего не удалось, и Субботин вызвал к себе водителя, которому приказал отвезти Елкина домой и уложить спать.
– Я не устал, товарищ майор, – пролепетал тот, когда его поднимали с дивана.
– Зато мы сильно утомились. Чтобы завтра в девять ноль-ноль выглядел как новорожденный, – прикрикнул на него Субботин и выпроводил из кабинета.
В конце рабочего дня вернулся и направленный в суд оперативник, который с гордостью сообщил, что откопал в архиве дело на Серебрякова Сергея Петровича 1945 года рождения. Тот на суд не явился, поэтому хотели возбудить уголовное дело за уклонение от уплаты алиментов, но жена его пожалела.
– Ты к ней заехать не догадался? – спросил Ковалев.
– Обижаете, Игорь Васильевич. Я не только к жене съездил, но и в последней его квартире побывал, – обрадовал он руководителей. – Жена моему визиту удивилась, она, оказывается, больше двух лет его не видела.
В течение получаса Субботин и Ковалев слушали рассказ своего сотрудника, и постепенно перед ними открылся жизненный путь бывшего школьного учителя, который в конечном счете привел его на чердак дома номер 5 по Турбинной улице.
Жила-была семья. Не лучше, но и не хуже многих других. Сергей Петрович мастерил на уроках труда вместе с мальчишками деревянные лопаты и металлические совки, обучая их навыкам ремесла. Их старшая дочь, закончив десятилетку, тотчас выскочила замуж и лишилась родительской опеки, а сын продолжал учиться в школе, где работал отец.
Все бы ничего, но несколько лет назад казалось бы монолитная образовательная система дала глубокую трещину, в которую провалились все ее материальные и духовные ценности. Сергей Петрович ощущал это каждый раз, получая очередную зарплату, которую платили крайне нерегулярно. Видимо, государственные мужи посчитали, что всеобщее среднее на пути к капитализму является ненужной и обременительной роскошью. Вот и охладели мальчишки к изготовлению совков, а все больше норовили себе втихаря ножик или кастет выточить, тайно помышляя о карьере бандитского «бригадира». Все это отзывалось для учителя труда болью в сердце, и он постепенно увядал.
Искать себе подходящую работу за пределами всеобщего среднего образования было для Серебрякова поздновато, поскольку возраст его приближался к пятидесяти годам. И, потеряв духовные ориентиры, пристрастился он для облегчения' своей души к крепким спиртным напиткам, а попросту запил «горькую».
Сначала жена активно боролась с охватившей его пагубной страстью: уговаривала, стыдила, устраивала скандалы, но спустя некоторое время от бессилия махнула на мужа рукой и начала готовить себя к почти неизбежному в подобных жизненных ситуациях разводу.
Всеобщее среднее в лице директора школы также не могло мириться с создавшимся положением вещей и вынуждено было расторгнуть трудовые отношения со своим нерадивым педагогом.
И стал Сергей Петрович довольствоваться случайными заработками, из которых львиная доля уходила на покупку спиртного и процесс восстановления сознания после его потребления. Словом, закрутила его жизнь в вихре и понесла, как опавший осенний листок. И с милицией ему пришлось в зрелом возрасте познакомиться, и в вытрезвителе ночевать. А как итог всему этому наступил предсказуемый развод и размен трехкомнатной квартиры, в результате которого Сергей Петрович оказался в двенадцатиметровой комнате коммунальной квартиры на проспекте Славы.
Ему бы остановиться после такого поворота судьбы, трезво взглянуть на жизнь и поискать облегчения для своей израненной души в чем-то другом, но тормоза окончательно отказали, и бывший педагог Серебряков помчался с огромной скоростью к полному своему фиаско.
Соседи по коммуналке тоже не жаловали нового жильца и несколько раз сдавали его в милицию, в надежде навсегда от него избавиться и заполучить освободившуюся жилплощадь. Однако гуманность правоохранительной системы не позволяла этого сделать, и через некоторое время он возвращался обратно с неизменным синяком под глазом. Поэтому, когда к Серебрякову зачастили в гости крепкие парни из агентства по недвижимости и каждый раз приносили бутылку водки, соседи не стали предостерегать его от необдуманных поступков.
– Может, кого поприличней поселят, – говорили они, обсуждая эти визиты.
В конце концов хваткие брокеры и дилеры не упустили своего шанса и добились поставленной цели. Заполучив от вечно пьяного подопечного доверенность и паспорт, они виртуозно за два дня оформили все необходимые документы и выписали горемыку из занимаемой комнаты для воссоединения с близкими и дальними родственниками в Тверской области по месту его рождения.
– А сейчас кто в ней живет? – поинтересовался Субботин.
– «Беженцы» из Молдовы. Соседи горькими слезами заливаются, Петровича с тоской вспоминают. У тех постоянно толпы земляков с детьми гостят. Приезжают на несколько месяцев на заработки и в метро подаяние просят. Затем их другие сменяют. В квартире как в цыганском таборе, но соседи жаловаться боятся. Повестку ему как раз перед выселением вручили. Месяца через два забрел он по старой привычке к соседям, десять рублей попросил. Плакался, что фирма его нагрела и обещанных денег не выплатила. Сам весь грязный, руки трясутся. «Живу, – сказал, – где придется». Покормили его из жалости, дали немного денег, и после этого никто его больше не встречал, – закончил оперативник свой обстоятельный рассказ.
После его ухода Ковалев припомнил раскрытую ими три года назад серию убийств, где жертвы так же выписывались из квартир якобы для воссоединения с родственниками.
– Тоже ребятки не покладая рук вкалывали, а потом мы из водоемов трупы доставали.
– Но нашего учителя после выписки живым видели. Что-то у меня от всех этих вариантов голова кругом идет, – признался Субботин. – Кстати, дочке сегодня десять лет исполнилось. А потому как рабочий день давно закончился, мы с тобой по пятьдесят граммов за ее здоровье выпьем, – предложил он.
Пока Ковалев запирал дверь кабинета, Субботин достал из шкафа представительскую бутылку водки, черствый кусок хлеба и два граненых стакана.
– С закуской у нас сегодня напряженно. Елкин, алкаш, просадил наши деньги на оперативные нужды, а теперь отсыпается, – посетовал он, разливая водку.
Они чокнулись за здоровье дочки, опрокинули стаканы, зажевав хлебом выпитое спиртное, а после этого закурили.
– Я, говорит, когда вырасту – сыщиком буду, – вспомнил Субботин слова дочери.
– Правильно, чтобы потом во веем этом говне копаться, – подхватил Ковалев. – Это ей не Мегрэ и не Шерлок Холмс. Там все цивилизованно, убивают и то красиво. А уж раскрывают – любо-дорого смотреть. Ты можешь представить картину, чтобы Холмс с Ватсоном вместо жены профессора Мориарти «кололи» на заказное убийство бомжа жену профессора Вознесенского, а она им про «гондоминимум» твердила? В России даже Холмсу с его гениальной дедукцией ловить нечего. Это ему не Лондон. У нас бы ему только и оставалось, что на скрипке в переходах пиликать.
Мысленно представив такую живописную картину, давние товарищи и коллеги дружно рассмеялись. Выпитое спиртное быстро сняло напряжение последних суматошных дней.
- Предыдущая
- 13/34
- Следующая
