Убийство времен русского ренессанса - Дудинцев Олег - Страница 26
- Предыдущая
- 26/34
- Следующая
Во время очередной стоянки, осмелев окончательно, он покинул верхнюю полку, размял затекшие от непрерывного лежания конечности и выбрался на перрон, где купил вареной картошки с огурчиками и бутылку пива.
– Далеко едешь? – поинтересовался у него занимавший нижнюю полку худощавый подвижный старичок, назвавшийся Иосифом Андреевичем, когда Валентин расположился за столиком.
– В Севастополь.
– Так просто или по делу?
– Отдыхать. На заводе в отпуск отправили, – соврал Скоков. – Хочу на Черное море глянуть.
– А то давай ко мне, в Ялту. Я бы тебе за полцены летний сарайчик сдал, – предложил Иосиф Андреевич. – Мы с бабкой вдвоем остались. Дети разлетелись кто куда, младшая у вас в Питере, в книготорговом техникуме учится. От нее и еду.
– А где ваша Ялта находится? – не отрывая взгляда от окна, спросил Скоков.
– Как это где? – изумился Иосиф Андреевич. – Бывшая всесоюзная здравница. Завтра сойдем в Симферополе, и через пару часов будешь у моря. Ялта – настоящий курорт, а в Севастополе одни только корабли ржавые… У нас кто только не отдыхал. За моим домом царский дворец стоит. Антон Павлович Чехов проживал несколько лет перед смертью. Даже Алла Пугачева, и та на центральной набережной пела.
Услышав фамилию Чехова, Скоков встрепенулся, вспомнил кузякинскую дачу и произнес вслух название недочитанной книги.
– Верно, – подтвердил Иосиф Андреевич. – Он много написал, пока у нас лечился. Кино «Дама с собачкой» помнишь? Тоже в Ялте снимали.
Такие неизвестные Валентину факты из биографии полюбившегося ему писателя задели его за живое, и он откликнулся на радушное гостеприимство хозяина.
Первого мая в 5 утра по местному времени они сошли с поезда и разместились в троллейбусе, который повез их через перевал в неведомую и загадочную Ялту.
Всю дорогу Скоков молчал, пораженный красотами Крымских гор, зеленеющими на их склонах виноградниками, вновь набирающими силу после капитуляции государства в битве с пьянством, и кипарисами, словно минареты мусульманских мечетей, величественно застывшими вдоль шоссе на фоне безоблачного неба. Когда же с высоты гор перед ними открылось море, искрящееся под лучами утреннего солнца, не выдержал.
– Здорово! – с восторгом воскликнул он, припав лбом к стеклу.
– Что, нравится? Сейчас еще не сезон, – объяснил Иосиф Андреевич, с не скрываемым удовольствием наблюдавший за реакцией нового квартиранта. – Живи, Валя, сил набирайся, а то вы, ленинградцы, какие-то хилые.
Иосиф Андреевич вместе с женой занимал зимнюю комнату в одноэтажном, некогда государственном строении барачного типа, расположенном в Ливадии, на склоне гор, полукольцом окружающих Ялту. Как и все местные жители курортных городов, имеющие во дворах летние постройки для массового приема отдыхающих, Иосиф Андреевич обладал ветхим «курятником», где и разместился беглый Валентин Скоков.
Обстановка в его новом убежище была сродни спартанской: металлическая кровать с провисшей панцирной сеткой, самодельный крашеный табурет и письменный стол, отмеченный огромной чернильной кляксой. Шкаф для одежды заменяли четыре ржавых гвоздя, всаженных в стену, а трельяж – огромный осколок зеркала.
«Все-таки лучше, чем в камере», – оглядевшись, отметил он и выплатил пятьдесят долларов за месяц своего проживания.
Из телефонного разговора с Надеждой он узнал о последних новостях, порадовался за освобожденного брата и предался утехам своего вынужденного бессрочного отдыха.
В саду чеховского дома, куда он отправился на экскурсию, его заворожил растущий на участке бамбук, который не был похож на знакомые ему с детства удочки и лыжные палки. Валентин долго ковырял ствол ногтем, щелкал по нему пальцами и с восхищением задирал голову.
На набережной Скоков полчаса не отходил от фотографа, у которого болтался на шее двухметровый удав. В конце концов, не устояв перед соблазном, он взвалил на плечи тяжелую безвольную гадину и сделал фото на память.
В погожие дни Скоков валялся на малолюдном пляже и совершал отчаянные попытки искупаться в пятнадцатиградусной воде. Обзаведясь плавками, длинными пляжными трусами зеленого цвета и шлепанцами, подзагорев и отпустив бороду, он через три недели выглядел как матерый курортник и на фоне пальм и магнолий не отличался от окружавшей его публики.
По вечерам они вместе с хозяином сидели под звездным небом, дегустировали крымский портвейн, курили и ругали политиков, которые в угоду собственным амбициям развалили могучий Союз и разделили людей границами. Как заметил Валентин, эта тема, наравне с обсуждением самостийности полуострова, пользовалась у крымчан популярностью.
Так незаметно за разговорами проскочил первый месяц пребывания Скокова в Ялте. Солнце и горный воздух укрепили его здоровье. Он втянулся в этот праздный и неторопливый ритм жизни, а все связанное с милицией и брошенной в спешке семьей потеряло былую остроту и существовало в каком-то ином измерении. Иногда ему казалось, что теперь уже до конца своих дней он будет вдыхать этот пряный воздух и любоваться ночными светилами, оплакивая на пару с Иосифом Андреевичем судьбы обиженных русских, рассеянных по всему свету.
В начале следующего месяца он продлил договор найма и внес очередные пятьдесят долларов за пригревшую его койку.
– У меня отпуск длинный, могу хоть все лето гулять, – объяснил Валентин хозяину.
– По мне, так совсем оставайся, – с радостью откликнулся тот на волеизъявление политического единомышленника.
С наступлением лета пляжи, центральная набережная и расположенные на ней закусочные стали заполняться отдыхающими. Море прогрелось до приемлемой температуры, и Скоков целыми днями плескался в соленой воде.
Пока Скоков наливался портвейном, нежился под лучами солнца и гонялся под водой за бычками, дело по убийству Серебрякова передали в городскую прокуратуру и объединили с двумя аналогичными. По рекордному числу обвиняемых – двести двенадцать человек, каждый из которых был допрошен и отпущен на подписку, – дело являлось уникальным и смело могло претендовать на занесение в Книгу рекордов Гиннесса. Оставалось лишь задержать исполнителя смертельного номера и во избежание побития рекорда поместить его в тюремную камеру.
Главковский «убойный» отдел, пронюхавший об этих преступлениях, прибрал к своим рукам все нити расследования, со временем надеясь увенчать головы лавровыми венками. Субботин же с коллегами все реже вспоминали о «заказухе», по уши заваленные повседневной милицейской работой.
Так и не добившись взаимной любви от Верочки, Толик Филимонов без особых душевных мук сдал ее в целости и сохранности законному супругу, неожиданно вернувшемуся домой из почти годичного рейса. Верочка была счастлива. Лишь сумма долга пароходству за авиаперелет из Америки омрачила ей радость от встречи, и через неделю Коля, чтобы восполнить финансовые потери, устроился сторожем в магазин.
А тем временем шел третий месяц пребывания Скокова в Ялте. В неизменных зеленых трусах и шлепанцах он под вечер гулял по набережной, разглядывая с видом знатока выставленные на продажу картины. Тело его к тому времени приобрело бронзовую окраску, мышцы от постоянного плавания налились упругостью, а густая с сединой борода добавляла благородства его просоленному лицу. При своем внушительном росте он выглядел импозантно и вполне мог сойти и за преуспевающего бизнесмена, и за представителя творческой интеллигенции.
В это предзакатное время большинство отдыхающих, переодевшись в вечерние туалеты, фланировали вдоль берега моря или устраивались в многочисленных кафе, демонстрируя друг другу скопленные за межотпускной период наряды «от кутюр».
Скоков, казалось бы, уже миновал скамью с раскинувшейся на ней блондинкой, одетой в джинсовые шорты, бюстгальтер «от купальника» и соломенную с розовыми цветочками шляпку. Она держала на поводке огромного ротвейлера с вытаращенными на окружающих глазами. Но в этот момент пес зарычал, натянул поводок, сделал стремительный выпад и вцепился клыками в трусы Скокова. Тот, вскрикнув от боли, отпрыгнул в сторону, оставив в пасти собаки добрую половину штанины. Блондинка выронила мороженое, заорала на пса, притянула его за поводок и ловко надела намордник на его приплюснутую физиономию.
- Предыдущая
- 26/34
- Следующая
