Это моя дочь (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 27

— Вы не отдаёте меня моей маме, потому что она чужая вам, — удивительно серьёзным тоном сказала моя дочь. — Тогда отдайте бабушке. Она же не чужая. Она родила вашего папу, а папа родил вас. Бабушка сказала, что вам вместо мамки была. Я хорошая, я не буду обижать её, честно. А чтобы вы не скучали, я вам Мурзика оставлю. И песика тоже, бабушка сказала, от собак одни хлопоты. Я, конечно, не хочу его оставлять, но…

И сбилась, стушевалась, боевой задор пропал. Я первый раз слышал от неё столько слов разом. И я не знал, как ей ответить, чтобы не сделать больно снова.

— Нет, — малыш, мягко ответил я. — Так нельзя. Во-первых, бабушка старенькая очень, ей будет тяжело. Во-вторых, ты моя дочь. Я пропустил почти шесть лет твоей жизни, я не хочу так больше.

Она не стала плакать. Рассердилась. Ногой топнула. Рюкзачок со злости свой в стену бросила, что наверное, хорошо — психолог говорила, что ей нужно давать выход эмоциям.

— Не буду тут жить все равно! — запальчиво крикнула Даша. — Убегу, через забор перелезу и маму свою найду, мне бабушка поможет! Моя мама бабушке понравится, не то что ваша Настя!

Я головой покачал — надо бы моей бабушке быть аккуратнее в высказываниях. Дашка убежала громко цокая сапожками, я поднял с пола её рюкзак. Не удержался, открыл. В нем — игрушки. Фотографии. Я знаю, что нельзя так грубо совать нос в чужую жизнь, но я медленно просматриваю каждую.

Беременная Ольга, такой я её разве только во сне видел. Настя беременная лучилась счастьем, она никогда так счастлива не была, как в те месяцы. В глазах Ольги уже знакомая мне настороженность. Под глазами — тени. Её лицо выглядит усталым. На животе мужская рука, и я вдруг чувствую ненужную, ничем не обоснованную ревность. Но Ольга не прижимается к своему мужу. Словно пытается отстраниться, именно поэтому мужа с фото удалось вырезать почти без потерь. Рука вот только осталась….

Фотографии, на которых Дашка совсем малышка. Пухленькая, здоровая, счастливая. И Ольги глаза радостью лучатся. Им хорошо вместе. А мне на эти фотографии и горько смотреть, и сладко. Нужно будет потом попросить у Даши разрешения и сделать копии фотографий. Потом, это тогда, когда она перестанет меня ненавидеть…

Рюкзак я отнёс к ребёнку в комнату. За завтраком — гнетущее молчание. Дашка решилось было в знак протеста снова голодовать, но с бабушкой такой номер не прокатит.

— Ишь, чего удумала, — фыркнула она. — Ложку взяла и кушай. В нашем детстве таких разносолов не было, жрали че давали и рады были. Ешь давай.

Дашка посмотрела на меня обиженно. Ей не хотелось, чьлбы я видел её капитуляцию, но и бабушку обижать не хотелось. Ложку все же взяла и поела.

— Ещё приедешь? — спросил я у бабушки, когда она уже собралась уезжать.

— Сам, — махнула она рукой. — Стара я слишком для таких забав. Устаю. И ерундой не страдай, разве можно ребёнка от мамки отрывать? Какая ни есть, Дашка её любит, а не пигалицу твою. Насильно мил не будешь.

Я смиренно выслушал все её упрёки. Дашка провожал бабушку, обнимала, глаза на мокром месте, но не ревёт. Реветь потом будет, как на окошко свое залезет.

— Ну, будет, — мягко пожурила её бабушка. — Чего по мне слезу лить? Вот помру и будешь плакать, а пока рано, рано…

Настя ещё не вернулась. Я сделал себе заметку — узнать, что за работа у неё там такая, и куда она все же ездит. Даша была с няней, я в офисе уже, когда мне позвонили. Детектив вылетел сразу же, как я ему сказал, и у него явно уже новости есть.

— Здравствуйте, — поздоровался он и сразу к делу перешёл. — Чудные дела творятся тут, Демид.

— Да? — заинтересовался я.

— Ольга не в роддоме отнюдь. Она брата вашей жены ищет. Я пока не знаю, зачем он ей нужен. Похоже собралась посетить злачное, совсем не для одинокой дамы предназначенное, место.

— И что думаешь?

— Думаю огребет проблем по самое не хочу.

Я задумался. Зачем ей Михаил нужен? Я сам его несколько лет не видел, и видеть не планировал — он не самый приятный человек, алчный, до денег падкий. Я ему сразу дал понять, что на моё богатство он может и не смотреть, и дружбы между нами не вышло. Но Настя любила его, и винить я её не мог — единственный, оставшийся в живых родственник.

— Что делать? — спросил мужчина.

— Присматривай. А я…я скоро буду, сейчас секретарь организует перелет.

Народ начал собираться активно. Пуховик я в гардероб не сдала, просто расстегнула, и сейчас жарко. Сижу, пью кофе. Заведение сомнительное, а кофе — вкусный, и я растягиваю удовольствие по максимуму, вторая чашка мне уже просто не по карману будет. За моей спиной кто-то громко, визгливо рассмеялся. Я поняла, ещё немного и бармену просто не до меня будет, его завалит работой. Подозвала его к себе.

— Мне молодой человек нужен, — сказала я, и говорить пришлось громко, мешала музыка. — Его Мишей зовут. Он такой, красивый. Глаза большие, как у олененка. Худой, высокий.

Мне бы добавить — документы он делает. Для точности. Тогда, думаю, поняли бы все. Но нельзя.

— Мне сказали, он каждый вечер тут, — неловко добавила я. — Вы должны его помнить.

— И зачем он вам?

Парень так подчеркнул слово вам, что я поежилась невольно, вновь осознав, что мне не место здесь. Мне дома место, где бы он ни был. Главное, чтобы Дашка рядом, а где — без разницы. Заказали бы пиццы сейчас, ели бы её прямо на диване, мультики бы смотрели. Я бы садик ей разрешила прогулять, и сама бы на работу забила, плевать на проблемы, надышаться бы вдоволь своим ребёнком.

— Он нужен мне, — твёрдо произнесла я. — Нужен.

О, я бы задала ему всего один вопрос. Всего один, и от ответа зависит многое. Если он, конечно, захочет мне ответить.

Бармен неторопливо поверил бокал на свет, убеждаясь в его идеальной чистоте, затем посмотрел на меня прямо через него, как через лупу. И глаз его показался таким большим и чёрным, что мне неожиданно стало страшно.

— Позже, — пожал плечами он. — Миша будет позже, ещё слишком рано.

А я уже час здесь. И ждать непонятно сколько — клуб до шести утра работает. Хотелось просто лечь и ноги вытянуть, сапоги снять. А мне и лечь то негде — номер в гостинице я снять не успела, голова была не тем занята.

— Значит буду ждать, — сказала я, больше самой себе.

Бармен перестал обращать на меня внимание. К бару подошла большая компания людей, меня дважды толкнули, специально ли, нечаянно, поди пойми. Становилось слишком шумно и людно. Я отошла от бара. Проталкиваюсь сквозь толпу, которая кричит, смеётся, танцует, и по сторонам смотрю. Ищу Мишу. Дважды казалось — он. Бежала, и понимала, что ошиблась. Большой зал обошла вдоль и поперёк несколько раз, хотела подняться наверх, но туда меня просто не пустили — фейс контроль не устроил мой наряд. Этому я не удивлена — несколько дней в одних джинсах хожу…

Я решила выждать время. Скоро часть этих точно напьётся и разойдется, искать будет легче. Или разработаю план, как попасть в ресторанную зону. Я дико устала. Мне бы присесть хоть на минуточку…

Мой стул у бара давно и прочно занят. Я отошла в сторону от беснуюшейся толпы. Музыка грохочет и здесь, но кажется, что немного тише. В одну сторону коридор уводит в сторону туалетов, в другую — пожарный выход, лестница наверх ведёт, заканчивается закрытой дверью. Кадка стоит с большой и крайне измученной пальмой. Ствол её перевит мигающей гирляндой, и я только глядя на неё поняла — скоро новый год.

А ещё поняла, что если я не справлюсь, то это будет первый новый год Дашки без меня. Паршиво так стало, хоть скули, снова слезы на глаза навернулись.

Плакать я не буду. Не здесь, не сейчас. Села на нижнюю ступеньку. Она холодная, металлическая, попу холодит даже через пуховик. Глаза слипаются. Удивительно, но я уснула, прямо у запасного выхода, на железной лестнице, где сверху сквозняком поддувает. Проснулась резко, как от толчка. Все так же грохочет музыка. На часы смотрю — спала около пятнадцати минут. Чувствую себя просто ужасно, держусь на одном лишь упорстве.