Тень моей хозяйки (СИ) - Фир Мария - Страница 1

Мелодичный звон цепей вывел меня из задумчивости. Я украдкой бросила взгляд на хозяина, но опасаться было нечего: магистр Гедрис не смотрел в мою сторону. Он придирчиво перебирал в руках отполированные звенья поводка и проверял золочёное крепление, которое ему предстояло защёлкнуть на моём ошейнике.

Конечно, цепи или наручники — не более чем формальность. В Краю Тысячи островов рабов держат от начала времён, и намётанный глаз без труда отличит свободную девушку от невольницы по одной лишь походке или причёске. Всё просто: рабыням не разрешается отращивать волосы или ходить с поднятой головой. Однако магистр Гедрис любил следовать формальностям, он всегда делал это весьма тщательно и с искренним удовольствием. Нельзя было дать соседям по острову повод думать, будто уважаемый Магистратом лорд-маг не чтит установленных предками законов.

— Не вздумай дерзить! — сухо напомнил мне хозяин.

Я кивнула, изо всех сил стараясь разгадать, что кроется за этими скудными словами. Дерзостью рабыни можно было назвать всё что угодно — от случайно вырвавшегося слова до неосторожно поднятых на господ глаз.

Гедрис Майн оглядел меня с ног до головы и нахмурился. Я знала, что ему не слишком хочется продавать меня молодому выскочке родом из Веллирии, но тот пообещал за меня целых три тысячи! Точнее, две с половиной за антимагический ошейник, с которым мы были неразлучны, и пять сотен за мою скромную персону. Это была выгодная сделка. На вырученные деньги хозяин собирался прикупить ещё один кусок каменистой земли на побережье.

Аристократы залива Амари мерились между собой не только размерами купленных или захваченных островов, не только магической силой, позволяющей им покорять стихии, но и коллекциями редких безделушек. А как известно, украшение, что способно нейтрализовать волшебный дар, лучше всего смотрится не на шёлковой подушке, а на пленном маге или ведьме. Симпатичная молодая рабыня из некогда побеждённого рода магов для этой цели тоже прекрасно подходит.

— Что у тебя в кармане? — сурово спросил магистр.

Наивно было полагать, что хозяин не заметит мой дневник, который явственно оттопыривал ткань скромного платья на уровне левого бедра. Я сжала прохладными пальцами знакомый мягкий переплёт самодельной тетради и помотала головой. Расстаться с записями у меня не хватило духа.

— Господин, я…

Гедрис шумно выдохнул и выжидательно сложил руки на груди. Я осторожно подняла ресницы — он ждал. Мой хозяин был строг и непоколебим, как всегда. Высокий и статный, с гладко зачёсанными назад седыми волосами и острой бородой клинышком, он возвышался надо мной подобно безучастной скале. Неудивительно, что именно камень лучше всего подчинялся его дару стихийной магии. Они с камнем явно состояли в родстве. Но всё же сегодня он был в хорошем настроении, я видела это сквозь привычный панцирь холодной отстранённости.

— Элинея, я ведь сказал тебе все вещи оставить в комнате. Они не принадлежат тебе. Разве ты плохо расслышала меня?

— Вещи я оставила, — тихо ответила я.

Это было правдой. Несколько заношенных платьев, потёртые зимние ботиночки, пояс, набор костяных заколок и шпилек, серёжки-колечки из витой серебряной проволоки, подаренные дочерью хозяина. Весь мой нехитрый скарб был сложен на узкой лежанке в пристройке, где жили слуги и невольники. Но дневник…

— Магистр Гедрис, это ведь просто бумага, — чуть громче промолвила я. — Она ведь недорого стоит.

Я не стала упоминать о том, что бумага была не новой. Моя тетрадка была сшита из старых рисунков, которые отдали мне младшие дети магистра. С одной стороны — невиданные крылатые чудовища, парящие в облаках замки, каракули, призванные изображать формулы магических заклинаний, а с другой — мои потаённые мысли, крохи воспоминаний, редкие мечты о несбыточном.

— Не испытывай моё терпение! — Магистр указал на мой карман.

Я вытащила дневник на свет божий и вздохнула. Может быть, хозяин подумал, что я прячу пачку чистых листов или какой-нибудь документ, — не знаю. Всё решилось в считаные мгновения. Коротким воздушным заклинанием магистр Гедрис вырвал из моих пальцев злополучный дневник, подбросил его вверх и испепелил одним-единственным словом.

Несколько лет моей жизни вспыхнули и моментально сгорели без следа, только невесомый сероватый пепел закружился в воздухе, оседая на каменные плиты.

Я поёжилась, хотя было тепло. Лето добралось уже и до нашего острова по имени Фелла.

Всё, теперь уж точно всё. Сегодня меня продадут молодому аристократу из Веллирии. И незачем мне прошлая жизнь, незачем скупые строчки, записанные скрипучим пером! Хозяин всё сделал правильно — как всегда. А я… я начну новую жизнь, с начала. Если позволят.

Как бы ни был богат или счастлив свободный человек, начать жизнь заново ему почти не под силу. Даже если он покинет дом, семью, уплывёт за тридевять земель, всё равно с ним останется родовое имя, какой-нибудь нательный амулет прабабки или наколотый на плече фамильный герб. А у раба нет ничего — ни имени-фамилии, ни какой-либо ценности, и даже собственное тело ему не принадлежит. Хозяин даёт невольнику жизнь, приобретая его у предшественника. Хозяин волен эту жизнь отобрать. Никто ему слова поперёк не скажет.

— Ступай в лодку, — сказал магистр Гедрис, когда мы подошли к небольшому причалу.

Утреннее солнце уже поднялось над нависающими у воды скалами, его ослепительные отблески плясали на мелких волнах, заставляя людей щурить глаза. Густо-синее море ласково облизывало песчаную отмель, и на миг мне показалось, что всё вокруг потеряло опору, всё качается в такт приливу — и лодки, и причалы, и убогие хижины рыбаков, и серые камни гор.

— Эй, шевелись живее, как тебя там! — Один из телохранителей хозяина грубовато подхватил меня за локоть и повлёк вперёд.

Я покрепче сжала в руках холодную цепь, которая свисала теперь с моего ошейника. Она, конечно, никуда не денется, но не хотелось бы наступить на её конец и растянуться на мокрых камнях причала. Перед тем, как спуститься в лодку, я всё-таки не сдержалась и оглянулась.

Мне было жаль прощаться с Феллой. Пусть наш остров — всего лишь кусок пустой породы, затерянный среди солёных вод залива Амари, пусть здесь живут лишь седые и надменные повелители воды и камня, пусть нет здесь ни прекрасных садов, ни диковинных животных или птиц, как на островах, что лежат южнее, но я любила это место. Я прикипела к нему всем сердцем.

Магистр Гедрис и его жена хорошо относились ко мне. У меня была отдельная комнатка, меня досыта кормили, одевали, я работала с утра и до вечера, но в обед мне можно было прогуляться по побережью или подремать на солнышке. Меня никогда не били и не привязывали к столбу, не наказывали плетью или палкой, а хозяйка даже разрешала мне читать некоторые книги из тех, что стояли на стеллаже в гостиной. Но главное, наверное… Хозяева не позволяли ни охранникам поместья, ни свободным работникам прикасаться ко мне.

Не всем девушкам Феллы так повезло с хозяевами. Я знала, что другие магистры частенько делают юных рабынь своими наложницами, а когда они надоедают — отдают в публичный дом или отправляют на тяжёлую работу. Мне удалось в свои девятнадцать лет остаться нетронутой, и предчувствие, что веллирийский аристократ вовсе не будет церемониться со мной, сдавливало грудь так, что становилось трудно дышать.

— Ты слишком бледна, — сказал мне магистр Гедрис, когда мы уже сидели в лодке.

Он шевельнул рукой, и плоскодонная посудина мягко заскользила по воде. Маленькое течение, созданное магией, понесло нас в сторону юга, туда, где виднелись покрытые зелёными шапками лесов Минтта и Лулла. Мы ехали в Минтту — торговый центр Края Тысячи островов. Там, на специально отведённых площадях, располагались базарные ряды и палатки, а также рабский рынок.

— Посмотри-ка на меня! — Хозяин коснулся моего подбородка отполированным малахитом, венчающим его короткий дорожный посох. Я послушно подняла взгляд. — Ты должна улыбаться.