Не бойся, мама! - Думбадзе Нодар Владимирович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/41
• Следующая

– Отец – харя, сын хромой и заика, какие же у них пойдут дети?

Позже, когда я появился – не хромой, не кривой и не заика, родня простила мать…

…Я хорошо помню мать. Была она высока, стройна, бела. Глаза у нее были огромные, голубые, а волосы – иссиня-черные. Каждое утро она пришивала мне белоснежный воротничок, потом брала за руку, вела в школу и сдавала учительнице Нуну. После уроков встречала у подъезда и вела за руку домой. Мягкие, нежные, теплые руки были у моей матери Мананы. Я замечал: на улице на маму часто оглядывались мужчины, иногда и женщины. Помню, однажды, когда мы возвращались из школы, какой-то дядя оглянулся, да так и продолжал шагать с повернутой назад головой.

– Ух, какая прелесть! – громко произнес он и тут же налетел на дерево.

– Ух, какая прелесть! – крикнул я и рассмеялся. Мать сильно дернула меня за руку и ускорила шаг.

Наш подъезд убирала красивая курдянка Сара. Она же выносила мусор. Когда не было воды, Сара приносила ее со двора. У Сары был сын – мой ровесник Або. Он называл меня Джако, я его – Пучеглазом, потому что он ел много лука и глаза у него часто краснели и слезились. Иногда за мусором приходил Або.

– Тетя Манана, мусор нету? – спрашивал он.

– Есть, Або, есть! – отвечала мать.

– Давай возьмешь.

Або уносил ведро с мусором, потом возвращался, ставил пустое ведро на кухне и заходил в мою комнату. Он любил рассматривать книжки с картинками.

– Джако, когда этот пожарный команда сломал, ты его не бросал, ты его мне давал, хорошо? – говорил Або.

– Отдай, сынок! – говорила мать. И я тотчас же протягивал Або игрушку.

– Нет, тетя Манана, теперь нет. Когда сломал, тогда, – краснел Або.

– Бери, Пучеглаз, бери, у меня есть другая.

– Нет, так не надо, я почтовый голубь тебе принесу, тогда давал, хорошо?

– Ладно, Пучеглаз.

Однажды утром, когда я и мама уже собрались было в школу, в дверь постучали. Мать открыла. В дверях стоял Або.

– Здравствуй, Або! – Мать быстро вынесла ведро с мусором. Або как-то странно помялся, но ведро все же унес. Он скоро вернулся и молча стал у порога.

– Заходи, Або, – сказала мать. Або не сдвинулся с места.

– Что, Або, тебе что-нибудь нужно? Або отрицательно помахал головой.

– Может, денег? Або молчал.

– Да что с тобой, мальчик? Говори, мы опаздываем в школу. Або проглотил слюну и облизал пересохшие губы.

– Тетя Манана, мама Сара умер! – сказал он и сел на ступеньки лестницы. Мама, ничего не поняв, взглянула на меня, потом на Або. Когда же до нее дошел смысл услышанных слов, она побледнела, вскрикнула и быстро подсела к Або.

– Або, что ты сказал, мальчик? Повтори!

– Тетя Манана… мама Сара… – Або зарыдал. Мама обняла его, прижала к себе и заплакала. Она плакала молча, без слов, я видел, как дрожали ее плечи. Потом она подняла упиравшегося Або, завела в комнату, усадила в кресле, сама опустилась перед ним на колени и дрожащим голосом спросила:

– Как же это… Милый мой мальчик… Почему?

– Не знаю, тетя Манана… Ночью мама заснул, утром папа кричал – умер, умер!..

– Разве она болела?

– Нет. Вечером стирка делал, потом сказал, сердце болит, потом ночью заснул, утром папа кричал – умер!

– Боже мой! Как же вы теперь, несчастные… Четверо детей… О господи!..

Або снова заплакал. Мама принесла мокрое полотенце и стала вытирать ему лицо, руки, ноги. Потом достала из шкафа мои брюки, носки, туфли, сорочку и сложила их перед Або:

– Надень все это, Або.

В день похорон Сары мать принесла много красивых цветов. Потом она взяла меня за руку, и мы пошли к Або.

Гроб стоял на тахте посередине комнаты. Сара лежала спокойная, какая-то помолодевшая и очень красивая, – такой красивой я ее никогда не видел. У гроба стояли Або, его братья, сестра и отец.

– Подойди к ним! – шепнула мама, передала мне цветы. Сама она осталась стоять в дверях. Я подошел к Або и молча протянул цветы. Он взял их и положил у изголовья матери. Потом подвел меня к отцу и сказал:

– Папа, это Джако.

Отец Або улыбнулся мне, погладил шершавой ладонью по щеке и поцеловал в голову. Не зная, что делать дальше, я вопросительно взглянул на мать. Закрыв лицо платком, она громко плакала.

Мама легла поздно. Отец уже спал. Вернувшись из больницы и не найдя на столе обеда, он заворчал:

– Х-х-хорошее дело! Весь день т-трудишься, к-как вол, к-крутишься, к-как белка в к-колесе, а тебя и н-накормить некому!..

– Я была на похоронах! – тихо проговорила мать.

– Н-ну и что?

– Ничего. Не мешало бы быть и тебе.

– Я н-ни с кем там не з-знаком… 3-знал одну лишь Сару, и т-т-та умерла. К к-кому бы я п-пошел?

– К Саре.

– К Саре пусть п-пойдет мой враг!

– Смерть не нуждается в знакомстве. Пришел бы, постоял минуту и ушел…

– Р-ради бога, не делай из всего т-трагедии. Когда я умру, п-пусть и они не п-приходят. Б-будем квиты, – деланно улыбнулся отец.

– Не вижу ничего смешного.

– А что мне, г-голодному, делать? П-плакать?

– На голодный желудок легче плачется.

Отец не ответил, прошел в спальню, разделся, лег.

– Спи, сынок, – сказала мать, укладывая меня в постель, – утром тебе рано вставать.

Я укрылся одеялом. Мать долго еще ходила по комнате. Я не слышал, когда она легла спать.

Я и Або по откосу университетской горы сбежали к речке Верэ. Або – бос, на мне же новые туфли, новые штаны, новая белая блузка, пионерский галстук.

– Не надо башмак снимать, – говорит мне Або, – ты садись на мой спина, я тебе через речка несет! Вот так! – И он подставляет спину.

Мы уже в воде.

– А ну, давай быстрей! Быстрей! – пришпорил я Або. Он обиделся и тут же сбросил меня прямо в воду.

– Пучеглаз, ты что, с ума сошел?!

Я налетел на Або, он толкнул меня, и мы оба упали. Вода понесла нас вниз.

– Ты знаешь плавать? – спросил Або.

– Нет. А ты?

– Нет.

– Мы утонем? – испугался я.

– Утонем.

Верэ тащит нас все быстрей, и вот уже нас подхватило течение Мтквари. Куда нас несет?!

– Тебе холодно? – спрашивает Або.

– Нет. Вода совсем теплая. Я уже не боюсь!

– Ой, мама больной лежит, если утонусь, кто завтра мусор взял? – вспомнил вдруг Або и заплакал.

– Ой, если я утону и завтра не пойду в школу, мама с ума сойдет! – вспомнил вдруг я и заплакал. Мы плачем, а Мтквари несет нас все дальше и дальше. Вот кончился город, впереди широкое поле. Мы слышим женские голоса. По обоим берегам бегут, распустив волосы, две красивые женщины.

– Або! Авто! – это кричат наши мамы.

– Авто, сынок! – кричит моя мама.

– Сынок, Або! – кричит тетя Сара.

А мы все мчимся дальше и дальше. Вода в Мтквари теплая и ласковая, как рука матери. Проплывают мимо поля и леса. И вдруг перед нами море. Огромное, безбрежное море! Вот сейчас река вольется в море. Что тогда будет с нами?

– Або! Авто! Або! Авто! – слышим мы вопли наших матерей. Мы уже у самого моря. И тогда женщины бросаются в реку и подолами платьев перекрывают воду. Река остановилась. Потом вода в ней начала подниматься. Вот она достаёт им до колен, до груди, до глаз, до волос… Потом река сливается с морем, и уже нет реки и нет моря, а все вокруг превращается в сплошную воду. Вода покрывает всю землю. Исчезли горы, леса, поля. Исчезли наши матери.

– Мама-а-а! – кричу я.

– Мама-а-а-а! – кричит Або.

– Мама-а-а!

– Здесь я, сыночек! Успокойся! Что с тобой, дорогой?

Я открыл глаза. Надо мной стояла моя красавица мать, в белой ночной сорочке, с распущенными иссиня-черными волосами:

– Милый мой глупыш! Чего ты испугался? Боже, ты весь в поту! Ну-ка, снимай рубашку!

Мать быстро сменила мне рубашку и легла рядом со мной.

– Засни, маленький! Засни, мой дорогой!

– Не уходи, мама! – попросил я.

– Никуда я не уйду. Ты засни…

Я долго не решался закрыть глаза. Наконец все же задремал, и тут же появился Або. Опять он босиком! Ведь дала же ему моя мама обувь и одежду! Бедный Або! Нет у него больше мамы… Но ничего! Мы возьмем Або к себе. Мама выкупает его, обует, оденет во все новое, чистое. Папа отведет его в парикмахерскую. И превратится наш Пучеглаз в красивого, причесанного, чистого мальчика. Потом мы дадим ему свою фамилию, и станет он Або Джакели.

• Предыдущая
• 6/41
• Следующая