Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович - Страница 5

Заметив усмешку, Шигона нахмурился. Да, давно надо было с тобой тет-а-тет пересечься, да всё не случалось оказии. То князь в походе, то ты в разъездах. Да ещё твоя близость с иосифлянами. Как же ты сейчас переживаешь из-за них. И что теперь будет с монастырём, что ты в своих Иванищах основал? Ведь для того и основал, чтобы на старости лет постричься там в иноки да и жить себе безбедно до самой смерти. А ныне гадай, не умрёт ли он от безземелья, не захудает ли. Ничего, ничего, сын боярский, думай теперь, чем иноков занять. Чай голова тебе не шапку носить дана.

Впрочем, про шапку это так, для хохмы. Какими бы мерзкими красками не рисовали историки Шигону-Поджогина, но в уме ему отказать никто не смог. Он ведь не чином отцовым, а умом своим и в думу пробился и в "набережную палату", где обыкновенно после приёма опрашивались послы и где послам давались ответы. Предшественник Малюты Скуратова-Бельского и Лаврентия Павловича. Ссориться с таким человеком было бы верхом глупости.

– Ведомо нам стало, что, несмотря на прошлый наш разговор, ты, Андрюшка, вновь самовольно в иные земли хаживал, – начал государь. – Ответствуй, почто так. А уж я по твоему ответу решу: простить тебе вину, али в оковы заковать.

А вот это провал! Блин, теперь он прекрасно понял, что почувствовал Штирлиц, оказавшись в ловушке. Несмотря на то, что в палате было прохладно, его пробил пот. Шутки кончились. Пора было приоткрывать карты, пока его не смахнули, как сыгранную фигуру.

– Прости, государь, не ведаю о чём ты. От дяди моего, князя Василия Шуйского, прознал я, что выдал ты, государь, разрешение своё охочим людям бить супостата на море. А что князьям в охочие люди идти нельзя, так про то не сказано было. Вот и сказался я тем человеком, отчего выписал мне наместник новгородский опасную грамоту. По ней я в море и вышел. По ней же честно дьякам долю государеву отдавал. Так что не было в делах моих измены. Коли чего не так понял по младости лет, так в том, государь, винюсь пред тобою. Но, коль не будет у тебя иной какой службы, хотел бы, государь, и в новом лете вновь на море Варяжское выйти. Полюбилось мне дело морское, да и укорот морским ворам надобно дать. А то в прошлом годе раздухарились каперы гданьские, сколь купчишек повоевали, кораблей поразбивали, товаров пограбили.

А коли кто нашёптывает тебе, государь, что я в Литву, али в иные земли сбечь хочу, то знай, то лжа клеветническая. Я человек православный и делать мне на закате, где правит схима римская нечего. И в Литву бежать смысла не вижу, ибо вольности магнатские есть дурость, которая их страну до добра не доведёт. А то, что некоторые бояре этого ещё не поняли, так что с худоумных возьмёшь? Своим ведь не поделишься, так пусть думают что хотят.

– Вот так значит, – тихо пробормотал Василий, сжимая руками виски. – И чем же тебя порядки у литвинов не устроили?

– А у дела, государь, всегда должен быть тот, кто решение принимает и за дело отвечает. Недаром говорят: у семи нянек дитё без глаза. А государство то же дитё. Коли не будет кто стоять во главе, судьба у него незавидная.

– Ну-ну, – Василий Иванович поднялся с кресла и прошёлся по горнице. Остановился: – Значить, говоришь, сам в разбойники морские податься хочешь?

– Государь!

– Да молчи уж. Ишь, хитрец нашёлся, моей же грамотой прикрываться. А коли воспрещу князьям да боярам в морские атаманы ходить, что сделаешь?

– Волю твою, государь, исполню, но честно скажу: не дело это, морское старание купцам на откуп отдавать. Должен быть у русского государя свой морской приказ и корабли, как это было у православного императора ромеев. Пока не отдал он морское дело на откуп купцам да фрягам, не было никого сильнее на южных морях. А ведь ты, государь, наследник ромейских императоров по крови. Той самой империи, от которой на Русь не только вера православная пришла.

– Ага! А ты, князь, значит, в морские воеводы метишь?

– Желание у меня одно, государь, служить тебе на благо государства твоего. И коль будет на то твоя государева воля, то льщу себя надеждой, что оправдаю высокое доверие.

– Видал, Ивашка, что делается, – криво усмехнулся государь. – Говорит, словно по писанному читает. А иной кто тут бывало встанет, так двух слов связать не может.

– Может от того, государь, что негде им было умению красно говорить обучаться? – осторожно вставил Андрей, видя, что Шигона решил изображать из себя молчаливую статую.

– И ты туда же, – вдруг стукнул посохом о каменные плиты Василий. – Прелести латинской захотелось?

– Прости, государь, но разве предки твои – императоры ромейские – латинской прелести учили подданных своих во дворце?

– Ну-ка, ну-ка, – усмехнулся великий князь. – Сказывал мне митрополит, что ты большой любитель древние свитки читывать. И что же ты вызнал в них?

– То, что первый университет, государь, был тот, в коем ромеи обучали православных людей наукам разным. И для того императором была уступлена часть императорского дворца. А уж те людишки обеспечили величие самой Империи. И лишь потом в закатных странах появились эти латинские подобия. Прости, государь, дерзость мою, но скажу, что не быть Руси великой без своего университета. Даже безбожный Мехмед, что взял Константинополь на меч, и тот проникся увиденным, и велел основать для своих магометян нечто подобное в захваченном граде.

– Вот смотрю я на тебя, князь, и думаю: а не ты ли тот человечек, что митрополиту нужные книги ищет? Уж больно складно вы вместе поёте.

– Что ты, государь, мысль сию умнейшие из священнослужителей ещё при отце твоём думали. Да не дошли тогда руки до дела. Ныне же, великий государь, ты хозяин земли Русской. Так к кому, как не к тебе обращаться тем, кто радеет за её величие? Разве то дело, что мы розмыслов разных из-за рубежа выписываем? Чай русский не глупей немца будет, надобно его только обучить правильно.

Василий Иванович удовлетворённо кивнул головой.

– В чём-то ты прав, князь. Государству нашему грамотные люди нужны. А то есть у меня в закромах латинские да греческие сочинения, а вот прочесть их не каждый может. Ныне выписали с Афона инока Максима, дабы тот перевёл их на язык русский. А ты говоришь университет. Впрочем, не о том я тебя звал, – резко сменил тему великий князь. – Так и быть, в оковы ковать не стану, ведь повинную голову и меч не сечёт. А вот службу тебе князь дам. Как раз ту, что так жаждешь. Но помни, раз уж желаешь моим морским воеводой стать, да коль хочешь и дальше в моря ходить, то поклянёшься мне на кресте, что в иные земли отъехать не возжелаешь и никому, кроме меня, служить не будешь. А с Васьки Шуйского и Мишки Барбашина поручную запись за тебя на тысячу рублёв истребую.

Андрей мысленно присвистнул. Тысяча рублей это не просто большие, это громаднейшие деньги. Вон дворяне с поместья на четыре рубля в год живут. А тут две тысячи разом. Да за такие деньги все двадцать четыре часа под колпаком будешь. Похоже, приходит конец златой вольности. Хочешь, не хочешь, а дядю и брата теперь в известность придётся ставить всякий раз, как куда соберёшься. Ох уж эта паранойя московских князей. Хотя, сказать честно, ведь не на пустом месте она родилась…

– Хоть сейчас готов крест целовать на верность тебе, государь, но как быть с поручниками моими, ведь морская дорога не сухопутная. Подуют ветра противные или шторм разразится, и не успею я вернуться в родную гавань до ледостава. Но приду сразу, как лёд сойдёт. Однако злые языки начнут шептать, что сбежал я…

– А ты, князь, постарайся вовремя возвращаться, – оборвал его Василий Иванович. – Но над словами твоими я подумаю. А теперь скажи мне, князь, – продолжил он, – коль доверю тебе груз особый, доставишь его морем, куда прикажу?

– Коли будет на то божья воля, государь. Над стихией токмо он властен. А всё остальное меня не остановит.

Василий Иванович не спеша прошёлся по горенке, задумчиво поглаживая бороду.

– Хорошо. Ну, да об том позже поговорим. А пока ответствуй мне вот о чём: ныне купчишки завалили меня жалобами на морских разбойников, что бьют и грабят лодьи купеческие на море. Просят они поспособствовать возместить потерянное, как то в договорах сказано. Пишут мои дьяки гневные письма в ганзейские города, да то дело не быстрое. Ну а поскольку из всех моих подданных морское дело ты познал лучше всех, то жду от тебя объяснений, что надобно, дабы оградить купцов от сих бед в дальнейшем.