Твое сердце будет разбито. Книга 1 (СИ) - Джейн Анна - Страница 33

— Ты не слабая. Ты среди них самая сильная. Потому что единственная не пошла на поводу у Малиновской. Я уважаю тебя за это, но… Но лучше не делай так, ладно? Не нужно, чтобы они и тебя травили.

— Когда травили меня, никто не вступился, — вдруг глухо сказала Дилара. Я вздрогнула — от того, сколько боли было в ее голосе. — Это было в средней школе. Тогда мы жили в другом районе.

— Что произошло? — спросила я. — Если не хочешь, не говори.

Она молчала. Наверное, ей было тяжело. И, понимая это, я в знак сочувствия сжала ее плечо.

— Я никому этого не рассказывала, — вдруг призналась Дилара. — Думала, что засмеют. Или снова начнут… травить. Как тогда. Знаешь… В младшей школе все было хорошо. У меня были подружки, и мы отлично проводили время. А в средней школе все изменилось. Наш класс соединили с параллельным, и там были девочки, которым я не понравилась. Они настроили против меня весь класс.

— Почему не понравилась? — не поняла я. — На тебя тоже положил глаз какой-то дебил, который нравился местной королеве школы?

Дилара замотала головой, и ее черные волосы разметались по плечам.

— Нет. Просто… Им не нравилось, что я не так выгляжу. Что у меня не то имя. Что я не той национальности. Понимаешь?

Меня словно кипятком ошпарило.

— Что?..

— Они говорили, что я не русская, и что мне тут делать нечего. Это было несправедливо, понимаешь? — по щеке Дилары поползла слеза, и она торопливо ее смахнула. — Мы все родились в этом городе. Мои бабушки, дедушки, родители, я с сестренкой. Но все равно как чужие в глазах таких, как они. Меня не били, но обзывали по-разному, смеялись за спиной, давали обидные клички. Никто не хотел сидеть со мной, никто не здоровался. Как будто я прокаженная! Я… Я не могла больше ходить в ту школу, Полин. И родителям тоже сказать не могла. Просто терпела. А потом мы переехали, я перешла сюда и выдохнула — здесь меня приняли.

Дилара замолчала, и я обняла ее, чувствуя новую волну гнева.

— Те, кто обижал тебя, просто мрази, — прошептала я, чувствуя, как слезы подступают к горлу. — Никто не имеет права оскорблять других. Тем более, из-за национальности. Мы все равны. Господи, ну какие же твари, а!

Дилара всхлипнула, и я обняла ее еще крепче. Уткнулась лицом в ее плечо и стала гладить по спине. Я знала, что она беззвучно плачет, да и сама с трудом сдерживалась. Раньше я не сталкивалась ни с чем подобным. И теперь меня разрывало на части от обиды и злости.

Почему мир настолько несправедлив? Почему есть люди, которые могут позволить себе быть моральными уродами? Почему в мире столько боли?

— Мне стало легче, Полин. Теперь я не чувствую себя такой убогой, — вдруг сказала Дилара, отстранившись. — Когда Малиновская решила устроить тебе бойкот, я испугалась, что если останусь с тобой, меня снова начнут травить. И молчала. Девочки тоже молчали. Они тоже боялись.

— Понимаю, — вздохнула я.

— Знаешь, я себя чувствовала такой слабой. Такой ужасной. Я ведь помнила, каково это — быть изгоем. Но не помогала тебе. А теперь я, наверное, тоже стану крысой. Но в душе теперь легче.

— Я буду тебя защищать, — пообещала я, а она лишь рассмеялась.

— Давай не пойдем на урок?

— Давай.

Дилара вытащила телефон и наушники. Один протянула мне. Я надела его, и она включила песни из последнего альбома BTS. Мы сидели на подоконнике в туалете, прижимаясь друг ко другу предплечьями, и слушали музыку, пока в туалет не заглянула какая-то незнакомая учительница.

— Вы что тут делаете? — спросила она, с подозрением на нас глядя. — Курите?

— Нет, мы не курим. Просто вышли в туалет, — ответила я, прячу наушник.

— Тогда немедленно марш на урок! Нечего по туалетам прохлаждаться.

Учительница одарила нас нелестным взглядом и скрылась.

— Так всегда, — сказала Дилара, немигающим взглядом глядя на закрывшуюся дверь.

— Что? — переспросила я.

— Учителя так всегда поступают. Делают вид, что не замечают. А на самом деле все замечают. Просто связываться не хотят. Так в моей прошлой школе было. Все знали, что меня травят, но никто ничего не делал. Типа, не бьют — и ладно. Это же просто конфликт подростков. Они сами разберутся.

Мы вернулись за десять минут до окончания урока. Я боялась, что с нашими вещами что-нибудь сделают, но нет — все было на месте. На своей парте Дилара нашла записку. В ней было все два слова — «Новая крыса», и мы обе поняли, что это — объявление войны.

Теперь мы держались вместе, и так было спокойнее. Ощущение того, что ты не один, помогало, да еще как!

На какое-то время одноклассники успокоились. Только вот Милана с близняшками перестали общаться с Диларой — не подходили, опускали глаза в пол. И она, все прекрасно понимая, тоже не заговаривала с ними, хотя я была уверена — Дилара переживала из-за того, что ее подруги бросили ее. Это действительно было тяжело.

На последней перемене к нам подошли пацаны — те самые, из компании Малиновской. Она сидела на своем месте, а я стояла рядом с тетрадью по математике. Над нами стали пошло шутить и так громко ржать, что разбудили спящего за партой дружка Барса, который от всего происходящего держался в стороне. Будто вообще не в этом классе учился.

— Слушайте, дебилы, вы меня задрали! Заткните паяльники! — прорычал он, подорвавшись на месте. Парни попятились — испугались его. Я бы тоже испугалась — хулиган же.

— Сорян, Леха, мы не хотели! Вообще мы с Айдаровой беседовали. Да, Айдарова? Хочешь с нами после школы потусоваться? Тебе понравится!

Снова мерзкий смех и пошлые шутки, от которых тошнило. Дилара покраснела, а я открыла было рот, чтобы ответить придуркам, но этот Леха выругался, да так грязно, что у меня едва уши не завяли.

— Заканчивайте с фигней, — велел он и кинул на испуганную Дилару быстрый взгляд. — Еще раз увижу вас рядом с ней, задницы на глаз натяну, мать вашу! Трижды. Каждому.

— Чувак, да какая тебе разница?

— Ладно-ладно, мы с Тумановой пообщаемся, норм?

— И к ней не лезьте! — вызверился вдруг Леха. — Че за хрень развели? Заканчивайте уже. Бесит.

Парни ретировались — не захотели связываться с дружком Барса. А тот снова улегся на парту и закрыл глаза.

— Спасибо, что вступился, — тихо сказала Дилара.

— Да мне пофиг. Мешают.

— Все равно спасибо.

— Поможешь мне с контрольной по матеше, — выдал Леха. Она улыбнулась.

— Помогу.

— Договор. — И он отвернулся, а мы с Диларой переглянулись. Надо же, заступился. А вроде хулиган и все такое…

— А где Барсов? — зачем-то спросила я. Странно, но я все время искала его глазами.

— В душе не… кхм, не знаю, то есть, — поправился Леха, не поворачиваясь к нам. — Работает, наверное?

— Зачем? — удивленно спросила я.

— Во дурная. А зачем люди работают? Чтобы бабки были.

— А родители ему деньги не дают? — не отставала я от него.

Леха хрипло засмеялся.

— Я же говорю — дурная. Все, отстаньте. Я спать хочу.

Нас больше не трогали, однако я все время чувствовала на себя взгляды Малиновской и ее подружек. И знала — просто так нас не оставят в покое. По крайней мере, меня. Я должна подготовиться и дать отпор.

После уроков за Диларой приехала мать, и они подвезли меня до дома. Я сначала отказывалась, но Айдарова настаивала.

— Так безопаснее, — тихо сказала она. — Они и выследить тебя могут…

От ее слов по коже мороз прошелся, и я села на заднее сидение черной иномарки, в которой пахло теплыми цитрусовыми духами. Мама Дилары оказалась разговорчивой миловидной женщиной с черными кудрями, которая своей манерой речи, темпераментностью и жестами напоминала итальянку.

— А Дилара про тебя рассказывала! Сказала, что к класс перевелась девочка, которая слушает ту же группу, что и она! — весело сказала ее мама. — Теперь будете о парнях вместе мечтать! Она у нас, между прочим, их плакаты целует. Я захожу в ее комнату и вижу, как…

— Мама! — возмущенно перебила ее Дилара. — не позорь меня перед Полиной!