Царская свара (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 14

Не гвардия, конечно, но шефами всегда весомые персоны значились — как только всесильный фельдмаршал Миних Бревернский кирасирский полк учредил, то первым шефом стал принц Антон-Ульрих, затем наследник престола Петр Федорович, который императором от своего шефства не отказался. А теперь Павел Петрович — персоны влиятельные для полка, такие, которым приставка «лейб» положена.

Сейчас вообще случай подвернулся, после мятежа одного эскадрона Конной гвардии. И весьма вероятно, что его переведут в этот полк секунд-майором, что похоже на невероятное везение. Нужно только отличиться в делах против мятежного принца, и обязательно придет милость Екатерины Алексеевны, а то и графский титул последовать наградой может, если удастся пленить Иоанна.

При этой мысли Александр Иванович прикрыл глаза — подполковник прекрасно понимал, что живым Иоанн Антонович для императрицы опасен. А для шефа его полка цесаревича вдвойне — ибо прав на трон имеет многократно больше, чем царственные мать с сыном. Потому должен умереть, хотя, как говорили офицеры между собой, Елизавета Петровна должна была сделать это раньше, когда император был младенцем. Но не решилась пролить родственную кровь, а теперь за эту доброту принимать смерть будут сотни, если не тысячи людей, причем и они тоже.

Симпатий к «секретному узнику» никто не испытывал — старых кирасир и офицеров, что присягали Иоанну Антоновичу, в полку не осталось. Последнего, кого он видел — барона Карла Иеронима фон Мюнхгаузена, удивительного выдумщика, рассказы которого иной раз доходят до столицы. Над ними не только люди смеются, говорят, лошади ржут так, что от смеха помирают. Немец сей, пусть и знатного рода барон, но такие непотребные фантазии пускает, что всем стыдно за враля несчастного, сослуживца бывшего, однополчанина.

Сейчас за цесаревича они всех мятежников палашами покрошат без раздумий — незачем помешанного узника, юродивого, на престол, что мудрой правительницей занят, возвеличивать. А потому следовало поторопиться, чтобы мятеж не успел расползтись во все стороны. Сорокаверстный марш от Петербурга сделали быстро, расположившись на берегу полноводной реки. Переправа через Неву уже началась — пришедшие весельные барки и несколько адмиралтейских малых галер уже перевезли на левый берег передовой отряд авангарда в три роты.

Сейчас должны были начать погрузку на суда главные силы лейб-гвардии Семеновского полка, два с половиной батальона, благо подошли еще с десяток барок и два прама, а вверх по реке ушли три небольших бота, вооруженных пушками.

— А почему мы сразу всеми силами на Шлиссельбург не пошли, а здесь переправу устроили, Александр Иванович? Время ведь несколько часов потеряем — а так расстояние бы немного сократили. Ведь до крепости верст двенадцать пути осталось.

— А что нам это дало бы, Иван Павлович, — Полянский удивленно выгнул бровь на вопрос секунд-майора Татищева. — Придем туда и все равно нам переправляться через реку, так как смоленцы с измайловцами на другом берегу в форштадте у канала ладожского. А от нас их крепость прикрывает, взять с наскока ее вряд ли удастся, хотя к нам эскадра с Кронштадта идет. А тут переправившись, мы с юга подойдем и Миниха к берегу прижмем. У нас пехоты вдвое больше и кавалерии четыре полка — а у них пара драгунских эскадронов всего. Враз мятежников раздавим и в озере утопим, если не сдадутся. Вот и вся диспозиция!

Полянский пожал плечами, он знал, о чем говорил — рано утром, перед выходом, старших офицеров собрал генерал-аншеф Панин, рассказавший о предстоящем походе и о силах восставших. И подметил, что после сорока верстного перехода потребуется длительный привал, который придется по времени как раз на переправу. Из столицы подвезут на весельных судах кашу в котлах, хлеб и фураж — так что нет нужды брать обозы, что будут замедлять марш, на который и так ушло почти десять часов.

На левой стороне реки переправу прикроют конногвардейцы, что с ночи преследуют измайловцев. Тем до Шлиссельбурга чуть ли не вдвое больше идти, так что мятежники вымотались в дороге совершенно и им потребуется ночь для отдыха, которую им никто не даст. Атака начнется через пять часов — гвардейцы внезапно обрушаться в полночь, как снег на голову, упадут на врага, мятежники просто не успеют спохватиться.

Продуманный и прекрасный план!

Кирасиры расседлали коней, отведали каши и спят на теплой земле, подстелив попоны. Тем же занята гвардейская инфантерия — благо циновок и парусины на судах подвезли достаточно, не на голой земле же спать. А на тот берег переправляют поочередно, рота за ротой, так что через пару часов переправа будет уже закончена.

К этому времени сюда подойдут и главные силы — все четыре батальона Преображенского полка с батальоном измайловцев, а следом полк Петербургского гарнизона в арьергарде поспешает — еще два батальона. Драгунские полки с раннего утра пошли походом по южному берегу Невы, а с ними направилось три эскадрона лейб-кирасир с командиром полка во главе. У него под командой имеется всего два эскадрона — один прикрывает разъездами берег — на что отправлена рота, другая рота здесь, как и весь его эскадрон, где он является шефом.

— Твой эскадрон, Иван Павлович, здесь еще долго стоять будет, пока приправу не обеспечит всей пехоты, кроме одного гарнизонного батальона, — теперь можно было поставить и дальнейшую задачу. — Пойдешь маршем по правому берегу до разоруженного шанца. Там поблизости высадят инженеров и осадные пушки с канонирами — установят на укреплениях, если потребуется обстреливать крепость с северной стороны Невы, как в 1702 году. И это весьма возможно — терять «царю Ивашке» нечего, за убитых конногвардейцев их миловать не собираются.

Полянский остановился, посмотрел на уходящее в закат необычно теплое сегодня солнце. Вот только нехорошей красноватой наливалось светило, и ему на память пришли сказанные недавно в столице блаженной Ксенией страшные пророческие слова:

«Там кровь, кровь, кровь! Там реки налились кровью, там каналы кровавые, там кровь, кровь!»

Подполковник мотнул головою, отгоняя страшное видение, взял себя в руки, и спокойным тоном произнес:

— Твоя задача прикрыть разъездами тыловую сторону с севера и отлавливать всех, кто попытается сбежать из Шлиссельбурга или форштадта. Думаю, их там много будет, когда припечет с юга изрядно наша артиллерия. И еще одно дело…

Александр Иванович оглянулся — с ними рядом никого не было, только вездесущие комары, страшный бич чухонских болот и канав, устремились напиться дворянской кровушки. И тихо сказал, наклонившись почти к уху секунд-майора, почти шепотом:

— Попадется в руки «принц Ивашка» — убей не задумываясь…

.

Западнее Шлиссельбурга

Ладожского пехотного полка

Премьер-майор Кирилл Плещеев

вечер 6 июля 1764 года

— А ведь «воевода» заранее все предусмотрел, теперь столь удачный момент потерять никак нельзя…

Если бы кто сказал три года тому назад капитану Кириллу Андреевичу Плещееву о том, что от его короткого слова будет зависеть жизнь и смерть сотен, а то и многих тысяч русских людей, он бы не поверил такому провидцу. Но именно сейчас ему предстояло произнести страшные слова, а он все никак не мог выкрикнуть, крепкий спазм перехватил горло так, что и дышать офицеру было затруднительно.

Так случилось, что вот уже четверть века Ладожский пехотный полк по прихоти судьбы был неразрывно связан с именем генерал-фельдмаршала Бурхарда фон Миниха. В 1737 году ладожане ходили с ним в Крымский поход, участвовали в штурме Очакова. Затем последовала знаменитая битва при Ставучанах — турецкая армия была наголову разгромлена, а победитель получил от солдат уважительное прозвище «воевода». Армия долго ликовала, пируя на месте незабываемой виктории, восторженно крича «виват великой государыне!»

Хотинский комендант Колчак-паша был настолько потрясен разгромом, что сдал крепость на милость победителя, не дожидаясь отчаянного штурма. Свидетелями тех памятных дней в полку оставалось пять заслуженных сержантов и подпрапорщиков, тогда бывших недавними рекрутами, еще юнцами. Брить таковым лбы еще было непринято, чтобы отличать дезертиров — из рядов русской армии бежали сотнями, страшась нелегкой военной службы. А он сам, тогда новик, как сказал отец, испытывал чувство гордости за полк, в который попал.