Разящий клинок - Дункан Дэйв - Страница 30
- Предыдущая
- 30/93
- Следующая
У Фриэль было Зрение, и ей самой оно подчас казалось и благословением, и проклятием; этим отчасти объяснялось, отчего она согласилась устроить Дом вдалеке от суматохи чужих эмоций.
Вопреки своим очевидным способностям, ни она, ни Гаиб никогда даже не были записаны, как имевшие Дар. Да и предки их тоже, вплоть до прапрапрародителей, которые у них были общими. Семейные рассказы, передававшиеся от поколения к поколению, не сохранили преданий о более далеких предках, но учетчики настаивали на своем: семья обладает Даром.
Троих детей они воспитали здесь. Фиин в свое время ушел от них и нашел себе собственный Дом в кедровых рощах хребта Кестрель, где и жил, разделяя кров с хорошей женщиной. Шиила, старшая дочь, заигрывала с несколькими ухажерами, пока ее детский дружок, простодушный и вечно веселый Уайд, не пригласил ее взглянуть на место, которое нашел примерно в двух днях ходьбы к югу. Она приняла его там. Родители мало знали о дальнейшей судьбе старшей дочери, хотя молва донесла до них весть, что у Шиилы родилось по меньшей мере одно дитя.
Теперь только Тхайла оставалась дома. Ей уже пятнадцать; пока еще долговязая и неловкая, она оставалась доброй, любящей девочкой, радостью для стареющих родителей. Год назад Тхайла стояла на Страже Смерти при Фейн из Дома Кииза и приняла у нее Слово. И тогда в их спокойную, размеренную жизнь впервые вошел страх.
Сезон дождей почти закончился. Зима еще правила бал на высокогорьях, но холодная пора была наиболее приятным временем года в Тхаме. Денек выдался солнечный и спокойный, хотя темные тучи и заволокли частокол пиков Прогиста, этот утешительный барьер, запиравший Тхам от опасностей и ужасов Внешнего мира. Аромат цветущего кофе уже успел растаять, но в воздухе, окружавшем Дом Гаиба, еще стоял запах буйной, сочной зелени, в которой нежно курлыкали горлицы.
Этим утром Гаиб зарезал свинью, дабы пополнить сокращавшиеся запасы. Он сидел на скамеечке у дверей хижины, радуясь солнцу и вычищая свиную кожу каменным скребком. Фриэль готовила сосиски в их крошечной кухне.
Она вышла во двор с корзиной требухи и высыпала ее в выгребную яму, к которой наперегонки заспешили цыплята. Возвращаясь, Фриэль вдруг остановилась и уставилась на убегавшую вдаль тропинку, словно ожидая увидеть приближающегося по ней гостя. На лицо ее будто бы набежала тень, хотя поляна перед хижиной щедро была залита ранним весенним солнцем.
Гаиб не произнес ни слова, ибо был человеком скупым на слова, но перестал скрести кожу и поднял голову. В его глазах Фриэль все еще была прекрасна, хотя мужчины помоложе наверняка заметили бы, что фигура ее уже не отличалась прежней тонкостью, а в волосах, высоко подвязанных на голове, поблескивают серебряные нити. Свой шерстяной халат Фриэль связала своими руками; шерстью соседи расплачивались за кофе – и шерсть эта была тускло-коричневого, кофейного цвета.
Черты лица Фриэль уже не были такими точеными, как раньше, а шея – столь стройной. По лицу, когда-то светившемуся чистотой весенней росы, пробежали морщины печали – ибо такова была цена Зрения. Цена знания о том, что внутри каждого прячутся непроницаемо-черные тени, наряду с радостями и любовью. Вопреки этой тяжести, Фриэль оставалась счастливой и до сих пор бывала горяча на папоротнике у валуна.
– Схожу-ка я в Дом Фиина, – вполголоса молвила она, поспешая к двери, – отнесу им свиные ножки и немного ребрышек.
Глаза ее сказали больше, и, обернувшись, Фриэль вновь посмотрела на тропу.
– Ты не поспеешь до темноты, – тихо заметил Гаиб.
– В таком случае не забудь задать цыплятам корму. – Она скрылась в хижине.
Нахмурившись, Гаиб продолжал трудиться над шкурой, когда, на редкость быстро собравшись, Фриэль торопливо выбежала снова – с корзинкой в руке, с теплой накидкой на плечах, в ботинках и еще не завязанной шляпке. Подойдя к мужу, она нагнулась, чтобы поцеловать его в лоб, и, протянув руку, Гаиб погладил ее по щеке тыльной, чистой стороной ладони. Фриэль скрылась под сенью деревьев. Она непременно пошла бы по тропинке, но Зрение подсказывало, что этого делать не стоит.
Неприятности, что бы они ни несли, надвигались быстро. Гаиб поднялся со скамеечки и закинул вычищенную шкуру на крышу, где она будет сушиться, не страдая от цыплячьих посягательств. Затем подошел к роднику – смыть кровь с ладоней – и вновь заметил, что ключевая вода зимой кажется теплее, чем летом. Гаибу нравилось думать, что это – тайный знак снисхождения Богов, маленькое благословение, данное только его Дому.
Закончив, он вернулся к скамеечке, где присел, готовясь встретить гостя. Над головой шептали листья и деловито вскрикивали птицы, подыскивая место для гнезд.
Он не имел понятия, что это за гость. Фриэль тоже, но она вполне ясно увидела настроение приближающегося, и эти эмоции ей явно не пришлись по нраву, так что оба могли только строить догадки. В окрестностях жил один престарелый вдовец, на которого нашла как-то блажь сделать Тхайлу своей второй женой; кроме него, были и другие малоприятные соседи – пара взбалмошных старух, например. Но никто из них, пожалуй, не заставил бы Фриэль покинуть Дом в такой спешке, и едва ли кто-то отважился бы посетить столь удаленную от остальных хижину в этот час зимнего дня, да еще в новолуние.
Гаибу и в голову не приходила мысль о том, что посетитель может оказаться вором или убийцей. У него не было ничего такого, что стоило бы украсть (кроме разве что съестных припасов), но он с радостью поделился бы с незнакомцем всем, что только нашлось в Доме. Любой пике знает о том и едва ли откажется от учтивого приглашения разделить пищу и кров.
Наконец гость, следовавший прихотливо извивавшейся тропкой, появился на поляне – мужчина, высокий и худощавый, шедший легко и быстро – молодым, широким шагом. Куртка и штаны незнакомца были зеленые, как и его широкополая шляпа; от весенней прохлады странника защищал темный плащ с меховой оторочкой, а с плеча свисала обычная сумка учетчика.
Незнакомец остановился и окинул взглядом Дом, прежде чем обратиться к хозяину.
– Добрый Гаиб?
Гаиб осторожно поклонился. В своей жизни ему, наверное, раз пять довелось разговаривать с учетчиками, и всякий раз он чувствовал себя не в своей тарелке.
– Я Гаиб, и добро пожаловать вам в Дом Гаиба.
– Я Джайн из Колледжа.
Гаиб предложил пришедшему отдохнуть после долгой дороги, поесть или напиться, и тот принял лишь место на хозяйской скамеечке и глоток воды. Он похвалил Дом, как и подобает, но лишь мимоходом. Джайн из Колледжа осторожно уселся на самый краешек, стараясь на испачкать обувь. Сняв шляпу, он открыл солн цу курчавые темные волосы и такие же острые уши, как и у самого Гаиба.
– Прошу вас, садитесь, добрый Гаиб. И простите меня, если я сразу же перейду к делам… Простите меня также, если я позволю себе заметить, что ваш замечательный Дом расположен несколько в стороне от задуманного мною пути. Я завидую вашему уединению здесь, разумеется, но надеюсь также вернуться в Дом Грайка к закату.
– Дорога неблизкая, – вежливо заметил Гаиб и повторил свое приглашение переночевать здесь. Свои слова он приправил скрытым укором вечному нетерпению молодости.
– Надеюсь, что это не окажется необходимо. – Янтарные, очень яркие глаза Джайна оказались менее раскосы, чем у большинства пикссв. Он улыбнулся хозяину и, подтянув к себе сумку, раскрыл ее.
Гаиб отлично знал, что зачастую учетчики владеют странными искусствами, но ничем не выдал своего беспокойства. Он терпеливо ждал, пока Джайн достанет бумаги и просмотрит их. Чтение, вот как это называется.
– Не хотелось бы вторгаться в жизнь вашей семьи, но наша беседа намного сократилась бы, если только добрая женщина Фриэль и ваша дочь Тхайла смогли бы присоединиться к ней.
И снова этот пытливый взгляд янтарных глаз…
– Моя добрая жена отправилась навестить семью нашего сына.
– Вот как?.. И давно она ушла?
Он заходит уже чересчур далеко, даже для учетчика. Гаиб выдержал короткую паузу, прежде чем ответить:
- Предыдущая
- 30/93
- Следующая