Вкус подчинения (СИ) - "StilleWasser" - Страница 54

– Не беспокойся об этом, – казалось, его голос заполнял собой все помещение, окутывая, обволакивая собой, одурманивая и пленяя. – Мой специалист взял с собой работу в отпуск, никого не предупредив. Перед самым твоим приходом сова принесла мне перевод. Отменять нашу встречу уже было поздно, поэтому я решил не лишать себя удовольствия… увидеться с тобой.

Гермиона выпрямилась, словно ее окатили холодной водой. Пальцы в ее волосах вдруг напомнили копошащихся насекомых, и она резко дернула головой, сбрасывая его руки.

– Вот как, – сухо проговорила она, с шумом отодвигая стул и вставая. Однако ощущение, что она увязла в чем-то цепком и липком, осталось. – Спасибо за массаж, Драко. И за зелье. Извини… мне нужно в туалет.

Не оглядываясь, она вышла из кабинета, краем глаза заметив, что Малфой снял для нее Защитные заклятия, перед тем как она коснулась ручки двери. Радуясь, что бывала здесь раньше и поэтому знала, где находится туалет, Гермиона завернула за угол и ворвалась в небольшое, выложенное бледно-желтой плиткой помещение уборной, в котором находились два умывальника и три кабинки. Огромное зеркало безжалостно явило отражение ее сверкающих возмущением глаз и растрепанных после манипуляций Малфоя волос.

Манипуляций Малфоя.

Манипуляций, черт побери! Гермиона в сердцах стукнула кулаком по раковине, даже не обратив внимание на ушибленные пальцы. Как она могла быть такой слепой?! Как она могла столь наивно увязнуть в липкой паутине, которую Малфой, даже особо не скрываясь, скрупулезно плел вокруг нее в последние недели, дракл его дери?! Застонав, Гермиона сжала кулаки, вонзив в ладони острые ногти. Тяжелый вздох вырвался из груди, и горестное осознание собственной ошибки навалилось, лишая сил. Драко был ее Верхним. Вот почему она позволила ему загнать себя в ловушку: она безоговорочно ему доверяла. Интересно, Астория тоже ему верила? Верила, что сейчас он задержался допоздна, работая над документами или новым зельем… Или какую там отговорку Малфой нашел для своей беременной жены, пока сам решил поразвлечься в офисе с бывшей нижней? Он ведь никогда раньше не смешивал работу и интрижки – таким было его железное правило, и даже когда его пальцы коснулись ее плеч, Гермиона все еще верила ему! Глупо и наивно верила, что его прикосновения могут быть просто дружескими! Но шитая белыми нитками история с рецептом не оставила никаких сомнений: Малфой решил соблазнить ее, наплевав на все свои обещания, данные когда-то и ей, и собственной жене. Что ж, он же Малфой. Это было вполне в его духе.

Тихонько щелкнула дверь, и Гермиона замерла, когда осторожные крадущиеся шаги приблизились и остановились позади нее. Сердце испуганно пропустило удар, а потом резко набрало темп и заколотилось в груди, будто в истерике, а мозг отказывался анализировать и понимать. Неужели Малфой посмеет…

Горячие руки легли ей на талию и медленно поползли вверх, постепенно смещаясь вперед, к груди. Гермиона закрыла глаза, не веря, что это происходит на самом деле. Словно посчитав ее оцепенение за безмолвное согласие, к тонкой беззащитной коже на шее прижались огненно-горячие губы, будто оставляя болезненное клеймо. Захлебнувшись очередным вздохом, Гермиона дернулась в кольце чужих рук и резко развернулась, желая встретиться с ним лицом к лицу, как когда-то с врагом на войне. Но, словно почуяв неладное, Драко атаковал первым: толкнув ее бедрами к раковине, он прижался к ней всем телом, горячо и властно притянув к себе. Безжалостно сметая все яростные слова и возражения, рвущиеся с ее губ, он набросился на нее жарким поцелуем, собственнически проникнув в рот наглым языком и вырвав из груди протестующий стон, который заставил его вцепиться пальцами ей волосы, против воли удерживая на месте. Гермиона забилась в его стальной хватке, отчаянно пытаясь избавиться от нежеланных рук и губ, но Малфой усилил напор, чувствительно потянув за прядь волос, отчего у нее в душе поднялась ярость. Воздух затрещал от всплеска магии, и краем глаза Гермиона заметила яркую вспышку, охватившую их тела. По ушам ударило бесшумной волной, дыхание перехватило от резкого перепада давления, и в следующий миг словно какая-то неведомая сила одним рывком отбросила Драко к противоположной стене и впечатала спиной в кафельную плитку. Ошеломленная Гермиона, все еще задыхаясь, инстинктивно схватилась за ожерелье на шее и тут же отдернула руку, когда поняла, что змейки словно взбесились и беспорядочно мечутся, источая такую мощную магию, что в кончики коснувшихся их пальцев будто впились миллиарды острейших иголок. Взглянув на свой ошейник, Гермиона увидела, что его окутывает мягкое сияние, которое тут же потускнело и угасло, после чего змейки мгновенно успокоились, снова притворившись обычным ожерельем.

Подняв взгляд, она поняла, что кафель на стене напротив треснул от силы магического удара ее ошейника и уже сделала шаг вперед, чтобы посмотреть, все ли в порядке с сидящим на полу Драко, как вдруг тот поднял на нее безумные глаза на залитом кровью из прокушенной губы лице.

– Гермиона… – прошептал он, протянув к ней руку, и она отшатнулась, выхватив палочку. – Позволь мне объяснить…

– Что тут объяснять, Драко? – горло сдавило спазмом, и голос прервался, но Гермиона успела отстраненно подумать, насколько равнодушно и безжизненно прозвучали ее слова. – Ты… не приближайся ко мне. Просто не приближайся. Не смей, слышишь?

– Пожалуйста… – прошептал Драко, и его взгляд пронзил ее насквозь, заставив ошеломленно замереть, затаив дыхание. В его глазах горел такой острый голод, такая пронзительная мольба, что Гермиона невольно отшатнулась, понимая, что раньше уже видела подобное. Еще совсем недавно таким взглядом на нее смотрело собственное отражение в зеркале, и безысходность тяжелым грузом лежала на плечах, а разрывающую душу тоску невозможно было ни утопить в алкоголе, ни похоронить под тоннами сверхурочек, не нужных даже Кингсли. Жизнь была похожа на душную пустыню, в которой она медленно умирала от жажды.

До тех пор, пока не встретила Снейпа.

В груди все сжалось, и Гермиона поняла, что сейчас ее просто разорвут бурлящие внутри мысли и эмоции.

– Это… слишком для меня, – пробормотала она и, толкнув дверь, выбежала из туалета. Даже не подумав о том, чтобы забрать пальто, она выскочила на улицу и, не чувствуя холода, бросилась в ближайший переулок, чтобы трангрессировать. Оказавшись дома, она трясущимися руками достала из кухонного шкафчика бутылку Огневиски и пила, пока сознание не поплыло, с облегчением готовясь отключиться. Запоздало подумав о том, как она завтра пойдет на работу, Гермиона добралась до постели и забылась тяжким сном.

Наутро ее охватило странное оцепенение, которое не прошло даже после принятия антипохмельного зелья. Дни полетели кувырком куда-то в невозвратное прошлое, и Гермиона не поняла, когда успела наступить среда – день ее встречи со Снейпом. Она ходила на собрания и на автомате выполняла свои обязанности «правой руки Кингсли», но ее мысли все еще были в офисе Малфоя, застыв там, будто в огромном гадком желе. Она не могла поверить, что все произошедшее действительно реально, а не приснилось ей в каком-то фантасмагоричном сне. Когда Драко почти три года назад объявил, что оставляет Тему, его глаза горели искренней любовью к своей будущей жене. Неужели, как это всегда и бывает в браке, спустя несколько лет между ним и Асторией возникли настолько неразрешимые проблемы, что это подтолкнуло его к измене? Гермиона знала, что такое Тематический голод не понаслышке: этот пожар невозможно потушить ничем, и каждый раз, когда ты наивно полагаешь, что сублимация начала помогать, он вспыхивает с новой силой и опять с легкостью выбивает тебя из колеи. Поэтому она не собиралась осуждать Драко за желание вернуться в Тему, как и за попытку изменить жене: в конце концов, Малфой уже большой мальчик и прекрасно осознавал, что делал и к каким последствиям это могло привести. Чего она не могла никак понять, а следовательно, простить, это его намерение вмешать в свой адюльтер ее. Она никогда не согласилась бы стать любовницей Малфоя, и он знал об этом с самого начала. Гермиона всегда считала это подлостью, не говоря уже о том, что интрижка с женатым человеком могла бы пагубно сказаться на ее карьере.