Отсроченный шанс, или Подарок из прошлой жизни - Алюшина Татьяна - Страница 9

А, вообще-то, почему? Да потому что так удобней, потому что это придает какую-то женскую уверенность, опору, что ли, когда числится где-то в подсознании, в памяти надежный мужчина, который когда-то искренне тебя любил. И на кой это обдумывать и анализировать, когда просто теплее жить с таким ощущением?

М-да, такая вот психологическая фигня. Обманка.

Они тогда на самом деле были детьми, что уж вспоминать теперь. И какая такая опора и уверенность? Мало ли кто, кого и когда любил в прошлой, другой жизни…

Так рассуждала нерадостно Алиса, выходя с покупками из огромных, нерасторопных стеклянных дверей. После такой встречи слоняться по магазину ей стало совсем неинтересно и грустно до невозможности, и, махнув мысленно на то, что намеревалась еще купить и не купила, она ушла из супермаркета.

Чтобы ощутимо сократить путь к дому, надо было пройти через автостоянку перед супермаркетом по небольшой дорожке. Она и пошла, лавируя между машин. И вдруг остановилась, замерла, снова увидев Дениса. Тот закрывал багажник машины, внутри которого белели ручки пакетов с продуктами, хлопнул крышкой, сел на водительское место, завел автомобиль и начал медленно выруливать со стоянки.

А Алиса, не замеченная бывшим одноклассником, все стояла, провожая удаляющуюся машину взглядом, непроизвольно отмечая в памяти марку, цвет и номер.

М-да, надо что-то делать с этой ностальгией. И вообще, разозлилась вдруг она на себя невероятно: самолет в пять утра, а у нее еще конь не валялся – вещи не собраны, дела не доделаны, и надо обязательно просмотреть новые данные, поступившие от ребят на Байкале, а она стоит тут горестной Василисой, грустит о былом и несбывшемся, провожая коровьим печальным взглядом машину школьного друга.

Вздохнула, одернула себя, обругав мысленно парочкой нелестных эпитетов, и деловитым шагом скоренько направилась в сторону дома.

Кедров досадовал на себя ужасно!

Протупил он конкретно! Лепетать что-то там начал про работу и занятость. Бли-и-ин!

Хрена он сунулся обнимать-утешать ее, идиот!

Стоял вот так, гладил по голове, и пахнуло на него ее запахом, тем самым, от которого у него всегда немного голова кружилась, и он вдруг так остро почувствовал тепло тесно прижавшегося тела, что его шибануло, пробрало до потрохов. Вот так – в один момент.

Господи, он давным-давно забыл и эмоции, и те невероятные ощущения, которые она в нем возбуждала, то особенное, обжигающее, чувственное и одновременно нежное желание, которое испытывал к ней в том далеком прошлом.

Денис был совершенно не готов к тому, что все то далекое, почти позабытое, особенное, не испытанное больше им никогда ни с одной другой женщиной, вдруг обрушится на него, вызвав прилив настолько офигенного желания, приправленного какой-то печальной ноткой сожаления и грусти.

Охренеть! Твою ж метель!

Как щегол зеленый, как пацан завелся, возбудился и… и такое прочувствовал… М-да. Утешитель хренов!

Покидав кое-как в раздражении в холодильник и на полки продукты из пакетов, утеряв всякий аппетит, недовольный, разворчавшийся мысленно на себя Кедров послонялся по квартире, сел к мониторам, вроде бы отвлекся немного, стараясь сосредоточиться на программе, да какое там! Из головы все не выходила эта их встреча, ее лицо, улыбка, как она вдруг внезапно заплакала…

Алиса… Ах ты ж господи.

Принесло на его голову! Поднялся, вернулся в кухню, хлопнул по кнопке электрического чайника, тут же забыв про него, подошел к окну, сунул кулаки в карманы домашних брюк, в которые и не заметил, как и когда переоделся, так завелся на себя. И уставился задумчиво на улицу за стеклом.

И вспомнилась ему вдруг так живо, так ярко их первая встреча. Словно перед глазами встала реальная картинка из старого фильма его жизни.

Ему было пятнадцать, когда к ним в лицей пришла новая девочка.

Шел урок литературы, дверь открылась, и в класс вошла завуч, а за ней незнакомая девчонка. Тоненькая такая, хрупкая, симпатичная, улыбалась совсем не робко, а открыто и чуть иронично.

– Так, молодые люди и девушки, – обратилась к классу завуч и, указав на девочку, представила: – Это Алиса Ельская, ваша новая одноклассница. Любите, жалуйте, не обижайте.

– А Ельская, Светлана Аркадьевна, это от слова «елка»? – спросил громко Денис у учительницы.

– Нет, Кедров, – не самым благостным тоном пояснила она, – Ельская, как я понимаю, от слова «ель».

– А какая между ними разница? Они обозначают разные деревья? – не унимался Денис, ободренный смешочками одноклассников и отметивший про себя, что девчушка улыбаться не перестала, а смотрит на него с явным интересом.

– Нет, слова «ель» и «елка» обозначают одно и то же хвойное дерево, – явно преодолевая желание одернуть Дениса и выговорить ему, все же ответила Светлана Аркадьевна. – Почему существуют в русском языке два этих слова, обозначая один и тот же предмет, неизвестно. Есть разные версии. По одной предполагается, что словом «ель» пользовалось в основном высшее сословие, а словом «елка» – простонародье, но эту версию опровергли некоторые летописные источники. Лингвисты склоняются ко второй версии, по которой считается, что просто в разных регионах страны это дерево называли по-разному, а с объединением земель оно вошло в наш обиход в обоих вариантах. – И не удержалась, отчитала все же, правда только интонацией: – Надеюсь, я дала достаточно развернутый для тебя ответ, Денис.

– Вполне, – изобразил он благодарный поклон в сторону преподавательницы, но не угомонился. – То есть получается, Светлана Аркадьевна, что по первой версии Ельская – это так, для изыска, а по-простому это все та же Ёлкина?

Давно ожидавший развязки этого неожиданного разговора класс грохнул дружным смехом.

– Денис, остановись, – предупреждающим тоном охладила его завуч.

– Да я к тому, Инга Валерьевна, что в нашем ряду прибыло, – веселился он. – Раньше у нас были только Кедров и Сосновский, теперь полный комплект хвойных: Кедров, Сосновский и Ёлкина. А это уже целый лес!

Народ уже откровенно хохотал, веселясь от души, и новенькая девочка посмеивалась, и эта ее необидчивость и легкость, и этот ее тихий смех необычайно понравились Денису.

Так она стала Ёлкиной. Никогда не обижалась на эту вариацию своей фамилии, но использовать прозвище позволяла только самому автору, то есть Денису, каким-то непостижимым образом: не открыто противостояла, а мягко, исподволь, но достаточно твердо не разрешала никому другому обращаться к ней так же. Просто игнорировала, когда кто-то иной пытался назвать или окликнуть ее Ёлкиной. Мило, без разговоров и объяснений, всегда открыто улыбаясь, но как-то так, что очень быстро одноклассники и пробовать перестали шутить и подначивать на тему ее фамилии. Было что-то такое в новенькой девчонке – особый характер, эдакий гвоздь в мягкой, улыбчивой и милой упаковке.

А он, Денис, влюбился. Сразу, в тот же день.

Первый раз в своей жизни. Ему пятнадцать, девочке Алисе, пошедшей в школу в шесть лет, четырнадцать.

М-да… Денис с силой потер лицо ладонью, прогоняя непрошеные воспоминания. Ладно, хорош лирику разводить, надо на самом деле поработать, а для начала неплохо все-таки поужинать.

Алиса запретила себе думать о Денисе Кедрове и прокручивать раз за разом в голове их встречу в супермаркете и как он откровенно сбежал от нее, наговорив сто бочек ерунды про работу и занятость.

Запретила, строго так, как умела освобождаться и отделываться от всякой лишней, отвлекающей ерунды, которая лезла порой в голову. Но что-то в этот раз пошло не так, и привычная схема не сработала – и Алиса все думала и думала о нем, и всплывало перед глазами то их далекое прошлое, словно она просматривала чью-то чужую жизнь, от которой остались лишь воспоминания и потрясающее послевкусие ослепительно ярких чувств и эмоций.

Не то чтобы прямо только о Денисе она и думала, но в какие-то моменты вспоминала. Пока добиралась до байкальской научной станции и там, в часы отдыха. И даже сейчас, когда снова входила в свой подъезд, закатывая чемодан, бросила случайный взгляд на просматриваемый отсюда угол дома, в котором раньше жила бабушка Анюшка, а теперь вот обосновался ее внучок, – и сразу же вспомнилось лицо Дениса и эта его приподнятая бровь.