Девушка из письма (ЛП) - Гуннис Эмили - Страница 34

Отец Бенджамин испустил тяжкий вздох, вспомнив обитель Святой Маргарет в пору ее расцвета. Добавив к щедрым пожертвованиям прихожан взятую в банке приличную ссуду, им удалось купить с аукциона бывшую школу-интернат. Прошло чуть менее полугода, и обитель Святой Маргарет распахнула свои двери. За три десятилетия скопилось достаточно денег, чтобы сохранить крышу над головой и отложить кое-что на будущее.

Но, кажется, недостаточно, чтобы гарантировать ему и Сестрам Милосердия спокойную старость. В конце концов, предложение от «Слэйд Хоумс» поступило в подходящий момент. Дом признали непригодным для использования, а давление Совета, пытающегося узнать местонахождение архивных записей обители, достигло пика. На священника указывали пальцем, и это тревожило. Как и то, что ни ему, ни Сестрам не выказывали должного уважения, которого они заслуживали.

Отец Бенджамин остановился и прислушался, в надежде уловить движение снизу. Тишина. Возможно, тот, кто назначил встречу, еще не пришел. Или никто не придет, и его лишь хотели расстроить. О записях знали всего несколько человек, и он понятия не имел, почему встречу назначили здесь, а не обсудили этот вопрос непосредственно в «Грэйсвелле». Возвращаясь в этот дом, он чувствовал себя намного неуютнее, чем предполагал. Было мучительно тяжело согласиться его продать, но, в то же самое время, он радовался, когда это случилось. До тех пор, пока «Слэйд» придерживались условий контракта, на которых настаивал священник при его подписании. Вести строительные работы внутри четко установленных границ и наглухо запечатать туннели.

Когда Отец Бенджамин добрался до конца последнего из длинных коридоров, то наткнулся на запертую дверь. Он вытащил латунный ключ с прикрепленной к нему биркой. Надпись на ней гласила: «Задняя лестница». Направив фонарь на замочную скважину, он вставил ключ в замок и повернул. Потом распахнул дверь и осветил уходящий вниз темный лестничный пролет.

— Здравствуйте! Кто-нибудь есть? — позвал он. Ответа не последовало.

Он вздохнул, ощутив, как сильно болит спина. Подошвы ботинок застучали по холодным каменным ступеням, усталые руки вцепились в перила. Казалось, в молчании пустого дома вот-вот раздастся звук шагов Матушки Карлин, несущей мертворожденного младенца вниз по лестнице, через гладильную комнату и дальше в туннели. Так много смертей. Роды случались постоянно и зачастую проходили неправильно. Невозможно было похоронить должным образом каждого младенца, появившегося на свет мертвым. У них просто не было ни денег, ни времени.

У подножия лестницы Отец Бенджамин обнаружил еще одну тяжелую дубовую дверь и снова потянулся за ключами, освещая связку фонарем, пока не отыскал бирку с надписью «Гладильная комната». А потом священник уронил фонарь. Крышка его отвалилась, батарейки разлетелись по грязному полу.

Без фонаря в недрах дома, да еще посреди ночи, невозможно было даже разглядеть поднесенную к лицу руку. Священник опустился на колени и принялся шарить по полу. Он пыхтел и тяжело дышал, потерявшись в пространстве и борясь с все возрастающим головокружением. Вокруг него бегали мыши, а он пытался сохранять спокойствие. Наконец, он нащупал одну батарейку, потом вторую.

— Проклятая штука, — пробормотал он, крутя батарейки и так и этак, прежде чем вставить их на место и, наконец, включить фонарь.

В этот самый миг дверь наверху лестницы со стуком захлопнулась.

Отец Бенджамин был уверен, что закрывал ее. Направил свет фонаря вверх по ступенькам, вглядываясь в темноту, но ничего не увидел.

— Здравствуйте, — пробормотал он в непроглядную черноту. — Кто здесь?

Наконец, он решил сосредоточиться на том, что привело его в этот дом. Схватившись за дверную ручку, чтобы подняться на ноги, священник громко застонал, и звук этот эхом разнесся по каменным ступеням позади. Дрожа от напряжения, он помедлил, чтобы собраться с силами, и вставил ключ в замок. Тот повернулся не с первого раза.

Гладильные прессы из комнаты еще не убрали. Почему-то помещение казалось меньше, чем он помнил. Когда священник двинулся к противоположной стене, ноги захрустели по осколкам разбитого стекла из двух зарешеченных окон. Низкий потолок вызывал клаустрофобию. Здесь, внизу, сквозь стены сочилась влажность, остро пахло плесенью. Дважды он наталкивался на острые края прессов. Пол почернел от скопившейся копоти и грязи, которая цеплялась за подошвы шаркающих ботинок. Ноги священника болели от долгой ходьбы. Он тяжело вздохнул, пустив гулять по комнате эхо. Почему-то этот звук пробудил незнакомое доселе беспокойство. В тусклом свете он почти видел девушек, наблюдающих за ним сквозь облака пара, занятых работой, утирающих испарину со лба рукавами своих роб.

Он взглянул на часы: полночь. Луч фонаря блуждал по комнате, но здесь священника никто не ждал. Это был обман, чья-то больная шутка. Вероятно, этот «кто-то» сейчас дома, в тепле и безопасности, устроившись у камина, поднимает тост за начало нового тысячелетия.

— Где вы? — позвал он в последний раз. Тишина.

Когда Отец Бенджамин повернулся, чтобы уйти, то услышал шум. Еле слышный, будто далекий звук удара металла о металл. Он медленно двинулся вперед и направил фонарь в ту сторону, откуда раздался шум. 

И неподвижно замер.

Дверь, что вела вниз, в туннели, была открыта. Он подошел ближе. Внизу определенно кто-то шумел. Будто бы стучал молотком по чему-то металлическому. Единственное, что приходило в голову — дверь в септический резервуар [36] . Но это было невозможно. «Слэйд» уверяли, что туннели под зданием запечатают и засыплют сразу же, как только священник подпишет контракт.

Отец Бенджамин почувствовал все нарастающую панику. И, шаркая, двинулся к открытой двери. Если «Слэйд» нарушили слово, ему нужно знать. Конечно, резервуар засыпали песком и валунами, он сам много лет назад оплатил услуги подрядчика. Но и ведущие к нему туннели уже должны быть зацементированы.

Отец Бенджамин стоял на лестничной площадке. Каменные ступени, убегавшие вниз, вели к туннелю и резервуару. Когда-то эти стены регулярно чистили, туннель освещали лампы. Теперь же темно-зеленый камень покрывала вонючая грязь. С потолка капала вода, вызывая в пустом туннеле гулкое эхо, похожее на удар колокола. Он пытался не обращать внимания на поднимавшуюся панику, на темноту замкнутого пространства. В воздухе висел едкий запах, вызывая тошноту: смесь остро пахнущей плесени и тухлых яиц. Цепляясь за стену, чтобы определить направление, Отец Бенджамин опустил ногу на край верхней ступеньки и начал осторожно спускаться. Он понимал, что если упадет, никто не сможет найти его до утра. Или не отыщет совсем. Спускаясь, он беззвучно считал: «Один, два, три…», будто предупреждая кого-то внизу, что идет.

Гнилостный запах начал действовать подобно кислоте, обжигая слизистую оболочку носа. Мертвый воздух вокруг едва ли был пригоден для дыхания. И когда он спустился по лестнице и зашагал по туннелю к резервуару, то вскоре понял, что плутает в темноте.

Капающая вода превратила туннель в ров. Запах, обжигающий нос, теперь раздражал глотку и щипал глаза. «Еще минута», — сказал он себе. Еще минута, и он получит нужные доказательства. И сможет отправиться домой спать.

Священник с усилием волочил вперед отяжелевшие ноги. Теперь к жжению добавилась и тяжесть в груди. Пытаясь ровно держать фонарь в дрожащей руке, он услышал позади какой-то шорох, словно шелестел на ветру бумажный пакет. Остановился и обернулся, направив фонарь туда, где слышал шум, но увидел лишь пустой туннель. Когда Отец Бенджамин снова двинулся вперед, отчаянно желая добраться до резервуара, шуршание превратилось в шепот. Сначала один голос, затем два, непонятный, еле слышный разговор. Несколько раз он останавливался, оборачивался, слушая собственное затрудненное дыхание. Ответа на его зов не было.

— Что он делает? — вдруг отчетливо прошептал кто-то прямо ему на ухо.

Отец Бенджамин вздрогнул и посветил фонарем в том направлении, но снова увидел вокруг лишь темный туннель.