Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 62

— Ну спасибо, — мысленно вздохнув с облегчением от того, что она сама так здорово расставила все на свои места, с притворной обидой на «эгоистичного типа» протянул я. — Но хоть в сексе-то я неплох?

— Как меня и предупреждали — все вы, самцы, жутко любите себя нахваливать, — усмехнулась она.

Ответ на мой вопрос был мне и так известен — его можно было прочитать на ее лице. Но даже если бы я и не владел умением читать человеческую мимику — вместо нее все сказали бы действия девушки, которая вернулась ко мне в постель, чтобы повторить то же самое во второй раз.

То было время сладостного блаженства, безделья и расслабленности. Насытившись сексом, мы долго еще продолжали валяться в кровати, и, как это сотни раз бывало ранее, болтали о разной фигне, слушали музыку из Интернета, ржали над смешными видяшками, над нелепыми постами и фотками знакомых в социальных сетях. Вроде бы все такие же друзья — но при этом теперь еще и любовники, и одно другому ничуть не мешает. Я чувствовал себя хорошо и беззаботно — главным образом из-за того, что наши с Мей отношения ни к чему не обязывали, не сковывали и не усложняли жизнь никакими обетами и запретами. Не знаю, было ли для нее все так же, или она прятала за своим показным безразличием какие-то возвышенные девичьи чувства — кто поймет, что творится в женском сердце? Лучше уж об этом не задумываться.

Засобирались мы на выход вечером. Мои родители, конечно, не будут иметь ничего против, что подруга зашла погостить, но вот Мей после случившегося стеснялась с ними пересекаться.

Натягивая на себя многочисленные слои одежды и тщательно застегиваясь, мы обратили внимание, как под окном, на освещенной вечерними фонарями Центральной улице прокатились, покачиваясь на «лежачих полицейских», колонна пятитонных грузовиков, крытых припорошенным снегом зеленым брезентом. Обычно эти махины на дизельных двигателях, испускающие из выхлопных труб ядовитый дым, вредящий озоновому слою, не пускали в селение — но сейчас был другой случай. В одном месте брезентовое покрытие было неплотным, и я смог разглядеть, как на лавке примостились, тесно прижавшись друг к другу, солдаты в подбитых мехом бушлатах зимней камуфляжной расцветки.

— Что твой папа говорит об этом всем? — кивнул в сторону окна, спросила Мей.

Я заметно помрачнел. Как сыну главного дипломата Генераторного, допущенного, по всеобщему убеждению, ко всем политическим тайнам, мне этот вопрос в последнее время задавали все друзья и знакомые. И все они не были удовлетворены тем ответом, который мне приходилось им давать.

— Он говорит, что все будет хорошо, — ответил я. — Говорит, что вся эта игра мускулами — часть дипломатии, только и всего. По-настоящему опасности нет.

— Дима, когда под окнами домов каждый день происходит настоящий военный парад — то совсем не складывается впечатление, что «опасности нет», — Мей со скептическим видом прищурилась. — Тебе не кажется, что твой папа, при всем к нему уважении, пытается смотреть на мир через розовые очки? Или, может быть, преуменьшает опасность, чтобы избежать паники?

— Не кажется. Не знаю, — я неопределенно пожал плечами. — Если послушать, что говорил нам комендант на последнем уроке допризывной подготовки — нам суждено сложить головы, защищая Родину. Вопрос только в том — когда. Но мы слышим все эти мрачные пророчества о войне с самого детства. Все постоянно твердят, что ЮНР на нас нападет. Но они существуют почти двадцать лет — и за это время ни разу на нас не напали. Сама суди.

— В последнее время они ведут себя по телевизору очень агрессивно.

— Папа говорит, это естественная реакция на укрепление Альянса.

— А как насчет того, что их поддерживает Евразийский Союз? Все об этом говорят.

— Папа считает, что дружба ЮНР и Союза — противоестественна, и поэтому обречена на провал. Ильин ненавидит китайцев и прогнувшихся под них россиян не меньше, чем нас. Он берет у них все оружие, которые те дают — но лишь для того, чтобы потом обернуть его против них же.

— Когда-нибудь потом. А вначале — против нас.

Мей была вовсе не глупа и интересовалась такими вещами не меньше меня. Впрочем, сложно не интересоваться политикой, находясь в маленьком селении на границе государств, относящихся друг к другу, мягко выражаясь, недоброжелательно.

Папа возлагал большие надежды на создание Центральноевропейского альянса — но на деле, после того как Альянс был создан, ситуация стала даже опасней, чем раньше. Никто из больших игроков прежде не воспринимал всерьез разбросанные по Балканам мелкие города и общины. Но когда они объединились и вступили в большую политику в качестве самостоятельного игрока, это не понравилось не только ЮНР, но и сверхдержавам. Ставки возросли.

— Александр Кириллович считает, что создание Альянса и наше участие в нем было ошибкой, — вспомнила Мей слова нашего учителя истории. — Говорит, залогом нашего спокойствия и благополучия было то, что мы сидели и не высовывались.

— А папа говорит, что страусиная политика все равно не сработала бы, — припомнил я папин ответ после того, как я рассказал ему об услышанном на уроке. — Он говорит, что укрупнение общин, их интеграция в крупные сообщества — это закономерный процесс в постапокалиптической политике. Если бы мы не стали частью Альянса, то стали бы частью чего-то другого — и нашего мнения никто бы не спросил.

Я боялся, что Мей ответит на это словами, которые я много раз слышал в толпе и читал в комментариях на местных сайтах — что мнение моего отца по этому поводу стоит недорого, ведь он был одним из вдохновителей вхождения Генераторного в Альянс и просто не готов признать своей ошибки. К счастью, подруга была достаточно тактичной, чтобы обогнуть этот острый угол.

— Может, и так, Димитрис, — примиряюще закрыла тему она. — Очень надеюсь, что твой папа окажется прав.

Чтобы провести Мей к ней домой, пришлось преодолеть суровое испытание зимней стужей и морозом, которые превращали прогулку длинной в полкилометра в тяжелое путешествие. Ковыляя по заснеженным тротуарам, мы не раз еще стали свидетелями мрачных предвестий тяжелых времен. В небе пролетел сквозь метель, отсвечивая сигнальными огнями, вертолет. По улице навстречу нам прошествовал строй замученных солдат: замерзшие юноши мужчины дышали паром, кутались в бушлаты и потирали руки в рукавицах одна о другую. Это были наши мобилизованные «народные дружинники» — их призвали на внеочередные двухмесячные сборы после последних угрожающих жестов со стороны ЮНР.

Обгоняя двух пожилых женщин, медленно ковыляющих по тротуару и тоже наблюдающих за строем солдат, я расслышал сквозь порывы ветра обрывки их разговора — слово «бедняги» и нечто подозрительно очень похожее на «вступили, на свою голову». Еще один камень в огород моего отца. Впрочем, я привык к этому в последнее время.

— Ух. Ну и собачий же холод, — выдохнул я, захлопнув изнутри дверь парадного, в котором находилась квартира Юнгов. — Ты как, жива?

— Ага. Только на бровях выросли сосульки, — пошутила она.

Момент был слегка неловкий, так как я не был уверен, как нам стоит прощаться после случившегося сегодня. К счастью, Мей оказалась расторопнее меня — улыбнулась, как ни в чем не бывало, и по обыкновению чмокнула меня в щеку.

— Спасибо, что провел. Созвонимся завтра.

На обратном пути я заглянул в пункт раздачи, чтобы получить суточную социальную порцию питьевой воды, и купил, как просил папа, еще одну вязанку дров у мужика возле Привратного рынка. На рынке народ толкался, запасаясь дровами и свечами у окрестных торговцев, сумевших пробиться в Генераторное этим ненастным днем. Ходили слухи, что грядут отключения электроэнергии, а значит, и отопления. А еще, конечно, бродили мрачные слухи о грядущей войне. Треклятый вертолет, будто нарочно, каждые пятнадцать минут проносился над селением, и люди недобро поглядывали на небеса, покачивая головами.

К тому времени, как я вернулся домой, мои мысли уже были далеки от случившегося сегодня у нас с Мей и возможных из-за этого осложнений. Военные маневры, проходящие чуть ли не на самой Центральной улице, не позволяли думать о чем-либо еще. «Неужели они не могут заниматься этим где-нибудь за городом, чтобы не нервировать людей?» — недоумевал я, переступая порог дома. Впрочем, комендант, наверное, убежден, что таким образом он внушает людям чувство безопасности.