Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 101

— Забудь, Дима, — Роберт похлопал меня по плечу. — Сайджел получил по заслугам.

— Как ты думаешь, он?..

— Исполнит все, что пообещал, как миленький, — предугадав мой вопрос, заверил полковник. — Так что второй твой год должен быть полегче первого. Надеюсь, это поможет тебе смириться с перспективой возвращения туда.

Покачав головой, я произнес:

— Я не знаю, как благодарить тебя.

В сердцах я протянул Роберту руку, крепко пожал ему ладонь, а затем, поддавшись внезапно порыву, слегка приобнял опекуна, который был на добрую голову ниже, чем я.

— Дима, тебе не стоит меня благодарить, — я заметил, что Роберту от объятий сделалось несколько неловко. — Я лишь стараюсь исполнять свою святую обязанность, которую доверил мне твой отец. Мне хотелось бы верить, что теперь ты сможешь больше доверять мне, и…

— Никто, кроме моих собственных родителей, не сделал для меня больше, чем вы, Роберт. Клянусь, что с этой минуты я доверяю вам целиком и полностью!

— Да брось ты, — вконец смутившись, махнул рукой Ленц. — Пустяки. Поехали домой, что ли?

Тем вечером, во время сеанса видеосвязи с Джен, я находился в приподнятом состоянии духа. Девушка заметила это, но на вопрос о причинах моего хорошего настроения я лишь уклончиво ответил, что сегодня выдался удачный день.

— Дима, ты ведь уже окончательно решил все со вторым курсом? Не собираешься никуда бежать? — в конце разговора спросила Джен, подозрительно на меня уставившись и уже готовясь к очередному сеансу увещеваний по поводу безрассудства моих планов побега.

— Не беспокойся об этом, любимая, — заверил ее я.

Попрощавшись с Джен, я услышал, как кот Ленцов мявчит и скребется в дверь моей комнаты. За эти полтора месяца пушистый питомец Ленцов здорово ко мне привязался. Приоткрыв дверь, я подхватил проскользнувшего внутрь кота на руки и, почесывая его за ухом, подошел к окну, за которым раскинулся живописный ночной мегаполис. Мой коммуникатор находился в режиме записи видеоосообщения для родителей — уже двадцать девятого с того дня, как я покинул Генераторное, и седьмого за время моих каникул. Ни одно из них еще не было просмотрено.

— Надеюсь, что с вами все хорошо, и вы сейчас думаете обо мне так же, как я о вас, — обратился я к маме и папе. — Мне предстоит отправиться на второй курс, а значит, скоро у меня снова не будет возможности записывать для вас эти сообщения. Я делаю все так, как вы мне велели, хоть мне это и не слишком приятно. Я хотел бы сейчас быть вместе с вами в Генераторном или не важно где. Как жаль, что все эти годы я провел в глупых мечтах о взрослой жизни и о далеких городах, и так мало ценил то, что у меня было. Вы так многому меня научили, но лишь расставшись с вами, я усвоил простую истину — нет ничего дороже дома, и людей, которых любишь…

15 сентября 2078 г., четверг. 472-ой день.

Несмотря на то, что я выразил свою благодарность Роберту еще на каникулах, лишь по возвращении в интернат я смог сполна оценить, насколько велика была его услуга и как сильно она облегчила остаток моего заключения.

Сайджел выполнил не все пункты соглашения, навязанного Робертом. Но даже тех вещей, которые он сделал, оказалось достаточно, чтобы сделать меня самым «блатным» (да и, по сути, единственным «блатным» вообще) среди нескольких сотен учеников 4-го специального интерната «Вознесение».

Первые проявления своего нового неофициального статуса я смог лицезреть сразу же по возвращении в стены интерната. Когда во время врачебного осмотра врач деловито сообщил мне, что результаты моих анализов показали признаки аллергии на один из компонентов нанокоммуникатора, вследствие чего устройство не может быть мне вживлено — я понял, что Сайджел сдержал свое слово.

Я мог только представить себя, с каким радостным предвкушением Кито ждал моего возвращения все летние каникулы и сколько желчи он для меня накопил. Однако по выражению мины куратора, которого я впервые увидел на линейке в день своего возвращения, я понял, что японец получил на мой счет некоторые инструкции, которые ему очень не понравились. В узеньких глазках азиата было теперь еще больше ненависти ко мне, чем раньше (а я-то полагал, что больше там уместиться просто не сможет), однако выместить ее сполна он не мог — словно ядовитая кобра, которой удалили жало. Я не сомневался, что далеко не все люди, которым я передал весточки на волю, оказались достаточно разумны и сдержанны, чтобы скрыть свою осведомленность о делах учеников от администрации заведения. Однако Кито не устроил мне публичный разнос и не выписал особо строгий выговор за нарушение правил конфиденциальности. И это красноречиво свидетельствовало о том, что в моей жизни произошли большие перемены.

Конечно же, изменившееся отношение ко мне со стороны педагогов и руководство интерната не могло укрыться от моих товарищей. Как Кито не лез из шкуры, стараясь продемонстрировать свою беспристрастность, как не старался публично выплескивать на меня весь свой яд, статистику не обманешь — на меня практически не вешали выговоров, а те, что появлялись, были не строгими и загадочным образом окажутся сняты в преддверии очередного «созвона».

Я то и дело ловил на себе заинтересованные взгляды товарищей, в которых можно было с легкостью прочесть интерес, зависть и немой вопрос: «Как, черт возьми, тебе это удалось?!» Хорошо понимая, на чем зиждется мое благополучие, я, конечно, ни словом не обмолвился им о том, что видел в «Доме отдыха Самуи», даже в тайных разговорах.

Сокурсники догадывались, что мой опекун, вытащивший меня из интерната на каникулы, каким-то образом сумел повлиять на руководство интерната, хотя могли лишь гадать, как он ухитрился оказать столь магическое воздействие на неумолимую и неподкупную администрацию, и, если он так могущественен — то почему он не сделал этого раньше. Все они, конечно, страстно завидовали мне черной или белой, в зависимости от их отношения ко мне, завистью. Это они еще не знали о том, что раз в месяц меня, под видом выездной тренировки или медицинского осмотра будут вообще выпускать на несколько часов из интерната, и эти часы я планирую провести вместе с Джен, не вылезая из постели!

Я понимал, что если начну вести себя вызывающе гордо или небрежно, то могу спровоцировать ситуацию, в которой у Сайджела просто не будет возможности меня выгородить. Поэтому я старался не искушать судьбу. Чтобы не испытывать на прочность свой «блатной» статус, я делал все, что в моих силах, чтобы не дразнить воспитателей, с первого же дня добросовестно взялся за учебу, избегал двусмысленных ситуаций и сомнительных разговоров.

— Как справляешься? — спросил у меня Роберт во время первого в этом году (и в моей жизни вообще) «созвона», который состоялся 15 сентября.

Мероприятие проходило в небольшой закрытой комнатке, в которой был лишь диванчик, журнальный столик и современная мультимедийная система, проецирующая в воздух дисплей, на котором отображалось лицо собеседника. Жалюзи были плотно задернуты, чтобы солнечный свет не портил изображение на экране. Я знал (и это даже было официально записано в правилах), что все разговоры учеников во время «созвонов» прослушиваются администрацией. Для моих разговоров с Ленцом директор должен был сделать исключения. Однако, на всякий случай, мы с Робертом еще загодя оговорили, что не стоит слишком уж сильно рисковать и затрагивать «опасные» темы.

— Намного лучше, чем раньше, Роберт, — улыбнулся я, выразив ему взглядом благодарность. — У нас очень напряженный график занятий, но морально второй год, похоже, будет легче, чем первый.

— Все так, как ты и ожидал?

— Да.

— Прекрасно.

— Нет никаких новостей о родителях? — поинтересовался я, хоть и имел теперь «лазейку», с помощью которой мог несколько раз в день заглядывать во Всемирную паутину.

— Ничего, Димитрис, — как и следовало ожидать, покачал головой он, печально вздохнув.

— Джером, Мей?

— Ничего, к сожалению.

— Боря не оставлял больше сообщений?