Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 35

— Информация об их судьбе случайно отыскалась в разведывательных данных, которые поступили от агентурной сети в Евразийском Союзе. Никто не должен знать, что эта сеть существует и какую информацию она нам передает — иначе люди могут погибнуть. Коммунисты с этим не шутят, ты же понимаешь.

— Роберт, может быть лишь одна причина, почему в официальных данных Союза, которые решил передать вам какой-то тайный агент, упоминалась судьба моих родителей. Это может быть связано только с тем, что я упомянул их на Олимпиаде, — нетерпеливо произнес я, едва держа себя в руках.

— Твоя логика верна, но лишь отчасти.

— Роберт, прошу, говори прямо. Я хочу знать правду. Даже если правда в том, что я сам лично убил их.

— Это не так! — поспешил заверить меня Роберт. — Димитрис, забудь об этом, сбрось с себя этот груз сейчас же! Твой поступок на Олимпиаде никак не повлиял на судьбу твоих родителей!

— Ты говоришь это, чтобы меня успокоить?

— Это правда, клянусь! — горячо заверил меня Ленц. — Если ты и сделал что-то, так это помог нам отыскать их. Результатом спровоцированного тобой скандала стало то, что китайцы сразу же после Олимпиады произвели расширенный поиск по своим базам данных, желая убедиться, что людей с такими именами действительно нет на подконтрольных им территориях. Копия результатов этого поиска, произведенного в августе 82-ого — это как раз то, что попало в руки к нашему агенту.

— Что было в этих данных?

— Дима, — тяжело вздохнул Роберт. — Они погибли задолго до 82-го. Их больше нет. Я не уверен, что тебе нужны подробности. Это может быть тяжело.

— Конечно же мне нужны подробности, Роберт, — все еще сохраняя самообладание, я тяжело поднял на Роберта взгляд. — Я ведь для этого сюда и приехал. Не надо щадить моих чувств. Я давно не ребенок. Что с ними случилось?! Почему евразийцы решили это скрыть?!

Ленц тяжко вздохнул.

— Информация нашлась в архивах КГБ ЮНР, которые перешли евразийцам «по наследству» после того, как они взяли власть в Бендерах. Судьба Володи и Кати… разрешилась еще до того, как эти территории де-юре перешли под юрисдикцию Союза. Формально Союз не имел к этому отношения. Поэтому они сочли возможным и удобным заявить, что им ничего не известно. Ведь правда была не слишком приятна.

— Что с ними произошло, Роберт? — уже в который раз упрямо переспросил я.

— Что касается Кати… она… погибла в первые же дни войны, Дима.

— От обстрелов? — почувствовав себя во сто крат хуже, чем когда я получил удар от Андрея Соболева в полуфинале 82-го, тихо спросил я.

— Нет, — ощущалось, что Ленцу тяжело говорить, и он едва выдавил из себя следующие слова: — Они расстреляли ее.

— Почему? — упавшим голосом спросил я.

— Из-за того, что Катя — жена Володи. У головорезов Ильина были приказы, предписывающие уничтожать определенных людей во всех поселениях Альянса, которые они захватывали — правящую верхушку и приближенных к ней лиц, командиров военизированных подразделений. Всех остальных они привлекали к различным работам, но тех, кто попадал в «черный список» — расстреливали на месте. В архивах есть отчет, подписанный неким «капитаном Фроловым, командиром 224-го мотострелкового батальона» о том, что 23-го марта 2077-го года «пособники империалистического Альянса, идейные враги» в количестве тридцати двух человек были конвоированы к сгоревшей церкви неподалеку от селения Генераторного. Там они были расстреляны, а их тела — сожжены. В отчете были фамилии. Она была там, Дима. Мне очень жаль.

Я смотрел в одну точку, кусая губы и медленно качал головой, как будто пытаясь сказать этим жестом: «Нет-нет, Роберт, это какая-то дурацкая шутка». Я не мог и не хотел представить себе маму, которую какие-то безликие озверевшие люди в камуфляже ведут по тропинке в сторону Храма Скорби, толкая в спину стволом автомата.

Я ни за что не стану представлять себе, что творилось в ее душе и о чем она могла думать, совершая эту последнюю тысячу шагов, а затем оборачиваясь и заглядывая в черную бездну ствола, которая означало, что все кончено. Если бы я попробовал представить себе это, я просто сошел бы с ума.

Нет. Этого просто не могло быть.

— Покажи мне этот список! — потребовал я.

Тридцать два имени, почти каждое из которых было мне знакомо, смотрели на меня злобно скалящимися пустыми глазницами истлевших человеческих черепов. «1. Добрук Сергей Николаевич»… «13. Войцеховская Катерина Васильевна»…

— Она же врач, — продолжая недоверчиво качать головой, произнес я, будто и вправду полагал, что для этих людей это могло иметь какое-то значение.

— Мне так жаль, Дима. Никто не заслуживает такого, но Катя… она была просто ангелом.

Нет, Роберт, ты плохо знаешь маму. Она не была ангелом. Ангел — это непорочное существо с белыми крылышками, летающее высоко над землей и не видавшее в жизни дерьма. Я видел ангелов на ненавистных плакатах, развешанных на стенах «Вознесения». Я слышал о них от пастора Ричардса. Нет, мама была не из них.

Катя Войцеховская пережила в своей жизни все.

Она была свидетелем Апокалипсиса. Она видела ядерный гриб из выбитого ударной волной окна своей квартиры и понимала, что старый мир перестал существовать. Она пряталась от радиации в темных подвалах и тоннелях метро, голодала и плакала от отчаяния, но не сдавалась. Она оставила за плечами тысячи километров дорог, ведущие через разрушенные и охваченные хаосом земли, прежде чем обрести свой новый дом. Она перезимовала в простой палатке самую долгую зиму в истории человечества, не надеясь увидеть еще когда-нибудь солнечный свет. Она проводила сутки напролет в окружении заразных больных, облегчая их страдания и не заботясь о собственной судьбе. Она не побоялась бросить вызов полоумной фанатичке, один лишь вид которой вызывал оторопь. После всего пережитого она принесла в этот мир меня. Она воспитала и поставила на ноги десятки детей в центре Хаберна, вложив в них ту часть своей души, которую она не вложила в меня. И она победила болезнь, которая готова была отнять у нее обретенное такой ценой счастье.

И все ради чего? Ради того, чтобы кто-то, не знающий всего этого, не знающий даже ее имени, бесстрастно пустил пулю ей в грудь, а потом кинул ее бездыханное тело на кучу других, облил бензином и поджег, словно опавшие листья?

Я отказываюсь в это верить.

Если так может быть — тогда для чего все это? Какой смысл жить в мире, напрочь лишенном справедливости? Верующие полагают, что справедливость ждет их на том свете. Но я-то понимаю, прекрасно понимаю, что нет никакого «того света», что есть лишь пустота, лишь ничто!

Нам хочется верить, что в нашем существовании есть высший смысл, что нам уготовано судьбой какое-то предназначение. Но наша жизнь — это не книга, не кино. В ней может не оказаться сюжетной логики, кульминации и эпилога. Она может бессмысленно оборваться в любой момент безо всякой причины, безо всякой вины.

— Дима, — обратился ко мне Роберт. — Поверь, я долго колебался, говорить ли тебе это.

Я лишь продолжил размеренно качать головой.

— А что папа? — выдавил из себя я.

Ленцу тяжело было продолжать — я это чувствовал. Он заерзал на своем кресле, будто ища предлог уйти от ответа. Затем вздохнул, сделал большой глоток коньяка и выпалил:

— Казнен.

— Когда?

— 2-го февраля 2078-го года. В документах сказано, что смертный приговор за шпионаж в пользу Альянса, оглашенный еще при жизни Ильина, был приведен в исполнение в следственном изоляторе в Бендерах. Это была смертельная инъекция. В тот же день тело было кремировано.

Это было еще хуже. Еще хуже, чем мамина смерть. Два года содержания в жутких условиях югославской тюрьмы, без надежды на избавление, в условиях голода и издевательств, в окружении бесчувственных тварей, ненавидящих папу всеми фибрами того, что у них было вместо души. И лишь тогда — замученного, исхудавшего, утратившего надежду, но не сломленного — они укололи ему смертельную отраву и сожгли тело в тюремном крематории.