Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 64

Я посмотрел на Клаудию Ризителли, подавленно опустившую голову. Ее прежний образ растворился, словно бы его никогда и не было. Не было больше веселой преподавательницы английского, как не было и немного грустной, но умиротворенной молодой женщины, увлекшейся буддизмом. Передо мной был сейчас совершенно другой человек, которого я никогда не знал, с грузом тайн, обид и вины за плечами. Любовница моего отца. Раскаявшаяся шпионка Содружества, ставшая его противницей. Что я вообще о ней знаю? Должен ли я верить ей?

— Ты не веришь мне, да? — печально спросила она. — Этого стоило ожидать.

— Я не знаю, чему верить. Даже если то, о чем ты говоришь — правда, мне вряд ли стоит тебя благодарить за ту роль, которую ты сыграла в жизни моих родителей.

— Я не надеюсь, что ты простишь меня, — она расстроенно опустила голову. — Я лишь хочу помочь тебе не быть игрушкой в их руках, как ею всегда была я. Я не стала бы говорить тебе всего этого, если бы не была уверена, что они готовят для тебя какую-то ужасную участь…

— Папа, наверное, хотел для меня этой участи. Иначе почему он жаждал отправить меня сюда, несмотря на то, что спецслужбы, по твоим словам, шантажировали его?

— Он, наверное, полагал, что для тебя будет лучше жить здесь, несмотря ни на что, — она пожала плечами. — Люди готовы многим пожертвовать ради своих убеждений, но не готовы, чтобы чем-то жертвовали их дети.

— Что, по-твоему, я должен теперь сделать?

— Я не знаю, — она опустила глаза. — Это твой выбор. Я лишь хотела, чтобы ты знал правду.

— Хотела отомстить Ленцу? — проницательно взглянув на нее взглядом, которому научился у сержанта-детектива Филипса, поинтересовался я. — За то, что он бросил тебя здесь после пятнадцати лет верной службы?

— Вовсе нет! — в голосе Клаудии появилось раздражение, какое часто бывает у людей, отрицающих неприятную для себя правду. — Я сделала это ради Володи! Ради тебя, Дима!

— Папы больше нет. А на меня, с тех пор, как я ступил на этот чертов континент, давит уже столько этой проклятой «правды», что она вот-вот размозжит меня своей тяжестью, — покачал головой я.

Некоторое время мы помолчали.

— Знаешь, о чем я думаю? — продолжил я. — Мама с папой просто хотели, чтобы я был счастлив. Как и все родители. И в то же время они учили меня жить по совести. Тянуться к правде, к справедливости. В реальной жизни эти вещи оказались несовместимы.

Сказав это, я встал с кровати.

— Ты уходишь?

— Ты сказал все, что хотела. И я услышал тебя.

— Что ты собираешься делать?! — слегка дрожащим голосом спросила Клаудия, будто ужаснувшись возможных последствий той правды, которую она открыла, не думая о последствиях.

— Еще не знаю.

— Я проведу тебя назад. Ты не найдешь дорогу, — засуетилась она.

— Найду. Мне надо подумать, — сумрачно ответил я.

— Мне так хотелось бы… — она замялась, неловко посмотрев на меня исподлобья. — … чтобы ты не держал на меня зла, Димитрис. Ты очень дорог мне. Я всегда желала тебе лишь самого лучшего.

Я задумчиво посмотрел на нее, но так и не нашелся с ответом и взялся за ручку двери.

— Ты… позвонишь мне? Когда-нибудь? — робко переспросила она вдогонку.

Мне стало жалко в этот момент эту одинокую женщину, мучимую виной и грузом прошлого. На языке уже вертелся ответ «Да». Пусть даже это будет ложь, но ей станет легче.

Но я так ничего и не ответил.

***

Мне действительно было что обдумать. Я думал все время, пока добирался по темным дебрям «желтой зоны» обратно до станции электрички; пока ехал в переполненном вагоне до остановки рядом с мусороперерабатывающим заводом (в этот поздний час здесь зашел я один); пока ковылял пол задворкам промышленной зоны до калитки, через которую не сменившийся еще офицер ПОП молча пропустил меня; пока шел по чистеньким улицам к станции метро; пока ехал в поезде вместе с усталыми сиднейцами; пока шел к своей, пока еще, квартире, с которой мне как раз этим вечером предстояло съехать, по вечернему Студенческому городу, глядя на молодежь, бегающую трусцой и играющую в настольный теннис.

Зайдя в квартиру, я сразу почувствовал в ней чье-то присутствие. Нельзя сказать, что я сильно удивился. Было у меня предчувствие, что бригадный генерал Роберт Ленц не станет ждать, пока я соизволю выйти с ним на связь.

Не став включать в квартире свет (достаточно было вечерних городских огней, проникающих через панорамное окно), я спросил у силуэта, уютно умостившегося на диване:

— Злоупотребляешь служебным положением, Роберт? Дверь, вообще-то, запирают для того, чтобы никто не заходил.

— Жаль, что ты не захотел поговорить со мной, перед тем как отправиться туда, — донесся из полумрака тяжкий вздох. — Столько лет прошло, а я так и не смог снискать твое доверие.

— Я должен был услышать то, что Клаудия хотела мне сказать.

— Ты услышал. Что думаешь?

— Думаю, в этом много правды.

Я подошел к кулеру на кухонном столе и налил себе стакан прохладной воды.

— Это старый трюк — рассказать много правды, разбавив ее парой капель ядовитой лжи, чтобы та в ней незаметно растворилась, — хмыкнул Роберт.

«Уж ты-то знаешь толк в таких трюках», — подумал я.

— Зачем ей это?

— Она мстит мне, Дима. Это наши с ней…м-м-м… рабочие дела.

— Ты никогда не рассказывал о ваших с ней «рабочих делах».

— Не должен был. Я никогда не раскрываю имен своих агентов. Это правило — залог их безопасности.

— Бросать своих «агентов» после того, как нужда в них отпадает — это тоже одно из правил?

— Она не рассказывала тебе, как связалась с итальянскими экстремистами? — фыркнул Ленц. — Ей светил до-о-олгий тюремный срок. Я спас ее от тюрьмы и позволил залечь на дно. Не люблю, когда мои люди попадают за решетку. Даже бывшие. Но я напрасно ждал благодарности за свое великодушие. Маленькая наивная девочка, которую я подобрал на улице и излечил от чахотки, давно превратилась в мстительную прожженную стерву, и решила ударить меня по больному месту.

Я прошел к дивану, сел напротив Роберта и испытывающе посмотрел на его лицо. Нет, это бесполезно. Начинающий полицейский никогда не прочитает ничего на лице игрока в покер, каковым был опытный профессиональный разведчик. Так же малы были шансы подловить его на явной лжи. Я мог лишь верить, или нет. Паскудная ситуация.

— Клаудия любила моего отца, — молвил я. — Это заметно.

— Что ж, может быть, — пожал плечами Роберт. — Я не знаток женских сердец. Я невысокого мнения о ее нравственности, но не исключаю, что она могла искренне полюбить Володю. Он из тех людей, в которых влюбляются, даже того не желая.

— Ты свел ее с папой и сделал так, чтобы он изменил маме?

— Димитрис, — Роберт тяжело вздохнул. — Послушай, что ты говоришь. Вопрос пятилетнего ребенка. «Свел с папой, изменил маме». Ты ведь знал своего отца. Неужели ты думаешь, что кто-то способен был заставить его изменить Кате? Как ты это себе представляешь?

— Но ты подсунул ее ему, — чувствуя себя и впрямь глуповато, заявил я.

— «Подсунул», — звучит некрасиво. Сводничеством я никогда не промышлял. Она была моим агентом, и я поручил ей собрать больше информации и Володе. Такова моя работа. Она решила сделать больше, чем я ее просил. А он совершил ошибку, какую иногда совершают многие мужчины. Поддался порыву страсти. Это не тот факт, который хочется знать о своем отце. Я никогда не рассказал бы тебе этого. Но Клаудия решила вытащить старые семейные дела на свет Божий. А что еще делать старой деве, оставшейся не у дел и без пенсии? Она ведь отвыкла работать в прачечной, или где она там раньше работала…

— Тебе ведь это было выгодно. Это давало возможность шантажировать отца. А когда он отказался делать то, что ты требовал — ты рассказал матери о нем и Клаудии.

— Так вот что она тебе наплела? — Роберт искренне захохотал. — Типичная женская логика. Какой-то мексиканский сериал. Димитрис, когда мужья изменяют своим женам — это чаще всего открывается, рано или поздно, по тысяче признаков. Ты можешь прочесть об этом на любом мужском или женском форуме, или узнать от любого семейного психолога. Если относить все раскрытые супружеские измены на счет происков спецслужб — то получится, что все наши люди круглыми сутками только тем и занимаются, что копаются в чьем-то грязном белье.