Под опасным солнцем - Бюсси Мишель - Страница 2

Лошади подходят ближе. У них настолько длинная привязь, что они могут спуститься на пляж, ощипать всю траву у мола, а то и искупаться. Старик рассеянно поглаживает обеих поочередно.

– Не бойся, моя прелесть, для человеческих жертвоприношений орехи перестали использовать, когда заметили, что отравленных чужестранцев труднее переваривать[1]. – Его могучий живот снова трясется от хохота. – Но, зная дозировку, можно истолочь ядра и использовать их, чтобы охмурить рыб… – Он снова окидывает женщину взглядом, от босых загорелых ног до цветка тиаре[2] за ухом. – И красоток-туристок…

Издательство «Серван Астин»

улица Сен-Сюльпис, 41

75006 Париж

Вы были в числе 31 859 участников конкурса «Далекие перья», организованного издательством «Серван Астин», и состязались за право получить личное приглашение в течение недели заниматься в литературной мастерской на Маркизских островах (Хива-Оа) под руководством писателя Пьера-Ива Франсуа.

Поздравляю Вас! С огромной радостью сообщаю, что Вы – одна из пяти победительниц, чьи имена перечислены ниже.

Просим Вас в течение ближайшей недели подтвердить свое участие и сообщить, будет ли Вас кто-то сопровождать. Вы будете жить в пансионе «Под опасным солнцем» (www.au-soleil-redoute.com). Вскоре мы свяжемся с Вами, чтобы уточнить все подробности поездки, но этой прекрасной новостью нам хотелось с Вами поделиться как можно скорее.

Позвольте еще раз поздравить Вас, мадам, и заверить в наших самых искренних дружеских чувствах.

Пока домчалась до пансиона, совсем запыхалась. Дожидаясь, пока сердце перестанет колотиться как бешеное, вспомнила, как три дня назад вместе с мамой и четырьмя другими победительницами конкурса приземлилась в аэропорту имени Жака Бреля и впервые увидела пансион.

Свет внезапно померк. Я подняла голову, посмотрела вверх. Солнце запуталось в облаках, накрывших гору Теметиу, словно луна-рыба, уловленная сетью. Зелень кокосовых пальм, манговых и банановых деревьев окрасилась в цвет потускневшего перед штормом моря.

Воспользовавшись этим, я как можно тише двинулась по сумрачной аллее. Дыхание в тени бугенвиллей постепенно выровнялось. Я только что без остановки пробежала два километра, с перепадом высоты в двести метров.

Ни звука, ничто не шелохнется – ни на террасе, ни в зале Маэва[3], ни в одном из шести бунгало. Я окинула взглядом бухту Предателей, скалу Ханаке, черный пляж безлюдной Атуоны. Всмотрелась в пустое небо – последняя надежда – и без дальнейших раздумий вскарабкалась по бамбуковой стене фаре[4] Танаэ. Опираясь о резные столбы, без труда забралась на крышу из высушенных листьев пальмы панданус. Встала босыми ногами на стропила и скользнула к чердачному окошку высотой в тридцать сантиметров.

Мне шестнадцать лет, я верткая, как угорь, и единственная, кто может проникнуть таким способом в любой из домиков, когда двери и окна закрыты. Я и не отказывала себе в этом в последние дни, помогая Янну. Вот только теперь, когда пролито столько крови, когда столько людей погибло, действовать надо было намного быстрее.

На мгновение повисла на балке и спрыгнула в фаре. Перед глазами снова замелькала дорога, по которой я неслась от кладбища, от надписи на могильном камне, от мертвого тела в яме. Я знала, зачем пришла, – за рукописью, о которой рассказала мне Танаэ. Истории Клем и четырех других участниц литературной мастерской. Полное описание всего, что происходило в эти два дня. То, что каждая из них увидела, подумала, поняла.

Долго искать не пришлось, рукопись лежала на письменном столе розового дерева. Сотня страниц. На первой всего две строчки.

Белое солнце выпуталось из облаков над вершинами гор. Его лучи ворвались в окно, залив комнату безжалостным слепящим светом.

Прихватив папку, я устроилась в единственном затененном уголке – на кровати под москитной сеткой. Не из-за москитов – они предпочитают приезжих – но мне всегда казалось, что этот полог над кроватью придает ей сходство с ложем принцессы.

Наверное, под кружевным балдахином сны и мечты особенно прекрасны.

Я открыла папку.

Если я выпущу эти мечты на свободу под москитной сеткой, она помешает им улететь?

До того, как умру, мне хотелось бы…

До того, как умру, мне хотелось бы…

Написать роман, который будет продаваться на пяти континентах в переводе на 43 языка.

Встретить прекрасного принца.

Совершить кругосветное путешествие на белой яхте.

Дожить до пятидесяти лет без единого белого волоса.

Проскакать через всю Австралию на белом коне.

Мм… Что еще?

Мм…

Белое! Белое!

Мне стыдно перечитывать то, что я написала.

Банально – дальше некуда. Так и хочется смять бумагу в плотный комок и затолкать на самое дно мусорного контейнера на парковке, под диким манговым деревом. Петух насмешливо смотрит на меня с ветки.

Кретин!

Маркизские острова – сказочное место, есть только одно «но»: тысячи разгуливающих на воле петухов ночами не дают вам спать, а днем нагло пялятся на темные круги у вас под глазами.

Беру чистую страницу.

Ну вот, с этого и начну: меня зовут Клеманс.

Клеманс Новель.

Как описать себя покороче? Тридцать лет (без нескольких месяцев), парижанка (несколько остановок на электричке не в счет), одинокая (если не считать нескольких любовников-вампиров, которых, как правило, обращает в бегство утреннее солнце), работаю в колл-центре в Нантерре. Не слишком женственная, с короткой стрижкой, предпочитаю походные ботинки, штаны-хаки и свободные футболки.

Это мой камуфляж.

Хоть я и похожа на парня, но люблю то, что парням не так уж нравится, – слова! Я подала заявку на конкурс только ради этого: укладывать слова, укутывать их, дать им подремать до тех пор, пока не сложатся в роман, в мой роман, в мою брошенную в океан бутылку.

Я боюсь перечитывать начало…

Рассказ Клеманс Новель

До того, как умру, мне хотелось бы…

Часы на атуонской церкви только что пробили двенадцать. Мне ни за что не успеть. Скоро Танаэ позовет нас обедать, а ПИФ собирает задания, перед тем как сесть за стол. И все же я медлю, смотрю по сторонам. Несколько девчонок на самодельных досках пытаются кататься на волнах, мальчишки гоняют мяч на футбольном поле, занимающем весь пляж, – лучший стадион мира! У меня за спиной культурный центр Бреля, до него метров сто, двери открыты, и я слышу, как поет великий Жак: