Грешные записки - Дуров Лев Константинович - Страница 31
- Предыдущая
- 31/50
- Следующая
Однажды я попал в очень тяжелое положение. Мне нужно было вылететь в другой город, а я без денег. Я обратился к товарищам и объяснил им свою ситуацию. Конечно, я понимал, что и они далеко не богатые люди. Но они собрали мне деньги, и я улетел. А потом, задним числом, я узнал, что кто-то продал часы, кто-то куртку, кто-то что-то еще… Вот это дружба!
Как-то со мной произошел дурацкий случай. Позвонил мне Алексей Баталов. А я к нему очень трепетно отношусь. Он один из редких актеров, который сумел сохранить в себе душевную гармонию, интеллигентность. Все, в общем-то, разночинцы, а он аристократ в нашей профессии. И он мне говорит, что есть возможность купить «волгу», а у него не хватает денег. А у меня в это время были на книжке какие-то деньги, и я отвечаю:
– Леша, о чем разговор! Сейчас съезжу, сниму деньги и еду к тебе. Жди!
Только положил трубку – снова звонок. Звонят из магазина «Детский мир»: собрали, говорят, для дочки Кати кое-какие вещи, и их нужно выкупить.
Еду в сберкассу, снимаю все деньги, какие были, и мчусь в «Детский мир». Там мне вручают пакет с детскими вещами, я расплачиваюсь и спускаюсь вниз. И тут чувствую, у меня чего-то не хватает. Ну, конечно! На руке у меня болталась такая маленькая сумочка, которую в народе зовут «педерасткой», с деньгами. И вот ее нет! Мне становится как-то нехорошо. Что делать, где искать? И все же я на всякий случай возвращаюсь к прилавку. Вижу – лежит моя «педерастка», а продавщица спрашивает:
– Это ваш кошелек?
– Мой, – говорю.
– Вот я его стерегу. А там есть деньги?
– Есть.
Расстегиваю сумочку, продавщица заглянула в нее и ахнула. А у меня мысль совсем не о деньгах. Я думал о другом. Что бы я сказал Баталову, если бы приехал к нему без денег? И что подумал бы Баталов? Что я в последний момент раздумал давать ему деньги? Ведь только что звонил: жди, еду! Какой стыд! Какой позор!
Слава Богу, отдал эти проклятые деньги. А он мне говорит:
– Возьми, пожалуйста, расписку. Она лежит под хрустальной вазочкой.
– Леша! – начинаю обижаться. – Ведь мы же с тобой друзья, как я могу взять у тебя расписку? Мы что, уже не доверяем друг другу?
– Возьми, возьми, – говорит он мне. – Мало ли что может со мной случиться.
Вот такой это странный, замечательный человек – Алексей Баталов.
В детстве у меня было очень много друзей: по играм, по дуракавалянию, по дракам. Были и подружки: Наташа Соколова, Марина Мусинян и Неля Горидько. Нас связывала дружба по драмкружку и по катку.
Надо сказать, что каток был самым популярным местом, где собирался весь район. Девочкам нравилось, когда местная шпана говорила:
– К этим девчонкам не приставать: это девчата Седого.
Было у меня среди множества прозвищ и такое. Волосы у меня за лето выгорали, потому мне и дали такую кликуху. Мы здорово катались. Особенно нравилась нам одна шутка. Мы выстраивались в цепочку и гнали по периметру катка. А потом по сигналу разворачивались на девяносто градусов и мчались поперек поля, сметая на своем пути всех встречных. Получалась такая огромная куча мала, и никто не мог разобрать, где у кого руки, где ноги. Стоял гомерический хохот! И ни у кого не было ни злобы, ни обиды. Шутка!
А ведь и в то время дружба ценилась не по чему-нибудь, а только по поступку. Вот началась какая-то заваруха и вдруг кто-то один исчезает: смалодушничал, испугался. Всё! Он для нас был уже потерянным человеком. Ну, чего испугался? Ну выйдешь из свалки с тремя синяками, с вывернутой рукой. Эка невидаль! Всегда надо стоять стенка к стенке, спина к спине. Все дворовые игры ценились только по поступкам и ни по чему больше.
У меня были очень хорошие школьные друзья. Я дружил с Капланом, а у него лицо, как у Сирано, состояло из одного носа, оно как бы перетекало в один огромный нос. И он представлял для всех большой интерес.
Когда мы шли с ним по улице и встречалась какая-то шпана, обязательно кто-то не выдерживал и начинал:
– Ой!..
Продолжить он, как правило, уже не мог, потому что кто-то из нас врезал ему по морде и начиналась свалка. Мы очень часто дрались из-за этого носа, но честь его всегда была защищена. И он так же гордо носил свой огромный нос, как носил его Сирано.
Потом была дружба в Школе-студии МХАТа. Я уже говорил о нашей троице: Горюнов, Анофриев, Дуров. Нас педагоги даже порознь никогда не называли, всегда три фамилии сразу. Студенческие годы были связаны с пирушками, с серьезными моментами и с грустными. Но нашу троицу всегда уважали за верность друг другу.
Потом что же?.. Потом взрослеешь и «Аннибаловы клятвы» остаются легкими приятными воспоминаниями. Конечно, приятно, когда есть надежда на сохранение дружбы. Бывает, что дружба сохраняется на долгие годы. Но в основном жизнь разбрасывает людей и по профессиям, и по месту жительства, и по семейным обстоятельствам. Но все же память о добрых порывах сохраняется и согревает наши души. А с годами появляются новые друзья. Жить без друзей нельзя вообще. Тех, у кого нет друзей, называют «нелюдь». И другого слова они не заслуживают.
Вот у меня был хороший друг – гаишник. Мы подружились, когда я еще не думал ни о какой машине.
Ира Мирошниченко предложила довезти меня на своей машине из Внукова до дома. Едем. Она проскакивает один красный светофор, другой, и я говорю:
– Что ты делаешь?
А она мне:
– Ничего, ничего, все нормально.
Опять проскакивает красный светофор. И я снова прошу ее остепениться.
– Ира, ну что ты делаешь! Ты кончишь плачевно.
И вот гляжу: от тротуара медленно отделяется инспектор ГАИ и пересекает дорогу.
– Вот это теперь за нами, – говорю ей.
– А, ерунда!
– Вот посмотришь.
Смотрим. Останавливает нас этот инспектор и очень вежливо, интеллигентно говорит:
– Знаете, вы уже третий раз проскакиваете на красный свет светофора. Если уж вы не жалеете себя, то пожалейте тех, кто может попасть под вашу машину, кто может столкнуться с вами. Прошу ваши права.
Она подает ему, он смотрит и удивляется:
– О, у вас уже здесь есть дырочка! Придется составить протокол. – И уходит к своей машине.
– Ну, доигралась? – спрашиваю.
Она, видно, думала, что вот ее моментально узнают и все обойдется. Делать нечего, вылезаю из машины и иду к инспектору.
– Что, заступаться пришли? – не поднимая головы, спрашивает он.
– Ну, командир, – говорю, – что тут поделаешь… Женщина!
– А-а, – говорит он мне, – она думает, что артистам все можно? – Поднимает голову и смотрит на меня. – О, Дуров, здорово! Ладно, отдай ей права и скажи, чтобы была поосторожнее, а то она очень уж рисковая.
– Слушай, – говорю, – приходи к нам в театр.
– Да некогда все, – пожимает он плечами. – А, впрочем…
Я дал ему свой телефон. Через какое-то время он позвонил, и я пригласил его на спектакль. Ему понравилось, и он стал частенько наведываться к нам. Оказался очень интересным человеком. Мы дружили с ним много лет. Попадали в разные интересные ситуации. Всякое бывало. Между прочим, когда я приобрел машину, он стал моим первым учителем по вождению. Вот тут уж я выкозюливал! Потом его перевели в другое место, и наша связь прервалась. Но у меня остались о нем самые добрые воспоминания.
Люди, люди, люди… Добрые вы, мои люди. Это же вы – мои зрители, ради которых я выкладываюсь на сцене, в кино, на телевидении, потому что не могу обмануть ваши ожидания.
Среди вас есть академики и шоферы, сантехники и ученые, рабочие, крестьяне и военные. Но я играю не для специалистов и профессионалов, я играю для людей, которые не потеряли еще веру ни в «чувства добрые», ни в прекрасные человеческие отношения.
Вот у меня есть хороший товарищ Александр Александрович Ким. Он не имеет никакого отношения к искусству. Он руководит строительно-дорожными работами. В его распоряжении вся дорожная техника – самосвалы, грейдеры, катки, и весь его материал – асфальт, гравий, щебенка, песок…
И этот, казалось бы, сугубо технический человек оказывается нежнейшей, интеллигентнейшей личностью, тонко чувствующим театралом, не пропускающим ни одной премьеры! Он мне очень многим помог. А главное, помог понять своего зрителя. И я ему бесконечно благодарен за все это.
- Предыдущая
- 31/50
- Следующая
