Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ) - Забудский Владимир - Страница 104

Захери понурился.

— Сопротивление превратилось во что-то несоизмеримо большее, чем я мог себе представить. Большее в масштабах, меньшее в содержании. Однако это лишь немногих огорчало. Количественные изменения всегда заметнее качественных. Появились новые люди, которые перехватили наши знамена. Появился тот, кто назвал себя «Фримэном», и объявил себя вождем. Многих вокруг меня все больше охватывал азарт борьбы. Я же все больше погружался в пучину сомнений. Я видел, как руками якобы моих соратников, со многими из которых я лично никогда не говорил, совершаются ужасные деяния. Меня убеждали в том, что самые ужасные из них — это происки властей, попытки возвести на нас напраслину. Но порой у меня создавалось впечатление, что никто уже не знает точно, стоят ли за этим власти, или незнакомые люди, услышавшие наши лозунги и понявшие их по-своему. Даже от тех «побед», о которых мне рассказывали с гордостью, у меня по коже пробегали мурашки — почти все они были связаны с насилием, причинением боли и страданий, запугиванием, а порой и лишением жизней. Я бы давно решительно воспротивился происходящему. Лишь одно удерживало меня — Всевышний продолжал нам благоволить. И я окончательно во всем запутался.

Я слушал внимательно, не отрывая от Амира глаз. Но в этот раз пауза затянулась.

— Как ты оказался здесь?

— В 2090-ом грянула война. Это окончательно все изменило. Те, кто называл себя лидерами Сопротивления, решили поддержать Евразийский Союз. Они были так объяты ненавистью к своему врагу, что готовы были вступить в союз хоть с самим шайтаном. От единичных акций отряды Сопротивления перешли к полноценной партизанской борьбе. В ответ силовые структуры Содружества, получив еще больше полномочий в условиях военного положения, начали мощную «антитеррористическую кампанию». Случилось то, чего все опасались с самого момента основания движения Сопротивления, и что ранее не случалось вопреки логике — ячейки Сопротивления начали массово выявлять и громить. Ответные вылазки заканчивались лишь провалами и потерями. Люди гибли и попадали в тюрьмы сотнями, тысячами. Словно вдруг открылись врата Ада. Меня это не удивило. Я давно чувствовал, что мы сошли с Праведного пути. Так стоило ли удивляться, что наконец закончилось терпение Аллаха к нашим деяниям, и Он отвернулся от нас? Мне оставалось лишь молить Его о прощении и снисхождении. И я делал это безустанно. Но мои молитвы не возымели результата.

В глазах Захери отражалась грусть.

— Конец 90-го был критическим моментом для движения Сопротивления в Австралии и Океании. Почти все члены организации были убиты, арестованы, бежали с континента или ушли в глубокое подполье, надеясь, что их связи с организацией не будут раскрыты силовиками. Меня ждала такая же участь — это был лишь вопрос времени. Я был готов стоически принять эту судьбу. Но Лейла все-таки убедила меня бежать за границу.

Мне вспомнились слова Лейлы о Захери.

— Она все еще была с тобой к тому времени? — спросил я.

Лицо Амира странным образом изменилось — мелькнула едва заметная улыбка, полная светлой грусти и доброй памяти. Прошло некоторое время, прежде чем он поведал:

— Я впервые встретил Лейлу в 77-ом, вскоре после того, как я попал в Австралию. Видеть вокруг несчастных, обездоленных детей — это рок, предписанный мне Всевышним. Куда бы меня ни забросила жизнь, они были рядом. Но я так и не научился мириться с этим. Каждый раз, когда я встречался взглядом с этими невинными, наивными созданиями, страдающими за чужие грехи — мое сердце обливалось кровью. Так было и с ней. Всю свою жизнь Лейла прожила в подземных катакомбах Нового Бомбея. Круглую сироту, ее воспитывали дальние родственники, нищие люди, у которых не было куска хлеба, чтобы прокормить хотя бы собственных детей. Ей было тогда 13, но выглядела она младше — так часто бывает из-за недоедания. Но вот ее глаза… это были не глаза ребенка. Меня в первый же миг поразила внутренняя сила, которую они излучали. Дикая, необузданная, фанатичная сила духа — а ведь она гораздо могущественнее, чем сила мускулов. Лейла — не простая девочка. И дело здесь не только в ее царской крови, которая мало что значила без царских дворцов, балов и придворных. Ей на роду были написаны великие свершения. Она способна на величайшую веру. Величайшую любовь. И на величайшую ненависть. Единственное, что не было ей дано — так это покорности и смирения перед судьбой. Энергия, сила — не имеют морального окраса. Направить их на добро, или на зло — этот выбор Всевышний оставил за нами. Так что она могла стать святой целительницей, или великой разрушительницей — но только «не серой мышкой». И я понял это с первого взгляда.

Я согласно кивнул. Вспомнил обжигающий огонь в ярких аметистовых глазах. Описание было как нельзя более точным.

— Она слушала меня, проникалась моими словами. Понимала больше других. Больше многих взрослых. Все время оставалась после моих проповедей. Задавала больше вопросов, чем другие. Сложных вопросов. Но я никогда не боялся вопросов. Наоборот, они искренне радовали меня. Мы могли беседовать часами. И так она со мной сблизилась. Я полюбил ее очень сильно — словно младшую сестренку. Ощутил чувство ответственности за ее судьбу, и за ее душу. Я решил, что помогу ей раскрыть ее потенциал. Направить ее великую энергию на добро и созидание.

Лицо Амира оставалось грустным, но это по-прежнему была светлая грусть.

— В душе Лейлы живет добро, Димитрис. В ней очень сильна тяга к правде и справедливости. Она искренне верует в Бога и любит его — хоть и редко говорит об этом с другими. Она очень стойкая, терпеливая, способна на мученичество и самопожертвование. Лишь одного я не смог ей внушить — любви к людям. Я весьма силен в философских диспутах, Димитрис. Для этого мне не нужны никакие приёмы — достаточно лишь говорить правду. Мне всегда удавалось её убедить. Но только не в этом вопросе. Как и мне, Лейле люди причинили очень много боли и страданий. Я пытался убедить ее в том, что они — творение Аллаха. Что невозможно любить Его, но не любить Его творений. Однако она не могла принять этого своей душой. Не могла им простить всего, что они с ней сотворили — нищеты, голода, обид, насилия над ее хрупким девичьим телом, которое они осквернили и заразили тяжким недугом. Она так и не полюбила людей, Димитрис, какими они есть. В них она видела источник зла, будто они были творением Иблиса, а не Аллаха. Я тешил себя иллюзией, будто имею на нее влияние, смогу переубедить ее. Но она восхищалась не мной и уважала не меня — предметом ее восхищения и уважения был образ меня, который она построила в своих фантазиях. Она замечала во мне лишь то, что желала замечать — стойкость, бесстрашие. Что до мягкости, добродушия — их она считала лишь приятной маской, которую я способен снять, если захочу. Как раз когда ты встретил нас впервые — я начал осознавать утрату с ней духовной близости. Ее всецело поглотила борьба. Ее энергия нашла свой выход там, где ей не приходилось преодолевать в себе внутреннее противоречие, не приходилось заставлять себя любить людей, а наоборот, она могла благими целями оправдать свою ненависть к отдельным из них.

Я кивнул. То, что говорил Захери, соответствовало тому, что я слышал от Лейлы.

— Но она не бросала тебя, — заметил я.

Он усмехнулся все с той же теплотой, которая не покидала его глаз, когда он говорил л Лейле.

— Людям иногда кажется, что они способны изменить себя как хотят. Но это не так. Они могут изменить лишь внешнюю оболочку — поступки, слова, отчасти мысли. Но не свою душу. Лейла внушила себе, что во имя своей великой борьбы откажется от любых привязанностей и симпатий. Но в душе она любила меня так же, как я ее любил. И она не могла этого изменить. Она пыталась убедить меня, что я по-прежнему важен для Сопротивления, что я должен быть в безопасности, чтобы дальше сочинять свои проповеди и трактаты — и поэтому ей важно сохранить меня живым и на свободе. Но на самом деле она просто не хотела потерять последнего близкого ей человека.