Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ) - Забудский Владимир - Страница 20

Я неопределенно покачал головой, не уверенный, готов ли я согласиться с такой логикой даже после всего, через что я прошел. Увидев нерешительность на моем лице, Ши изрек:

— Вот почему они так сильны! Вот почему не удается вырвать у них власть десятки лет! Все из-за того, что они так глубоко запудрили людям мозги, что те не способны распознать лицо врага, даже когда их начинают открыто уничтожать. Никакая открытая диктатура не может быть опаснее и долговечнее, чем тирания под маской демократии!

— Так что? — спросил я, окидывая взглядом барак. — Это — местная ячейка Сопротивления? И ты ее возглавляешь?

— Если тебе удобно называть это так, то называй.

— Я и не представлял себе, что Сопротивление имеет здесь такое влияние. Урки вас боятся.

— Власти сами позаботились об этом. Они наводнили тюрьмы политзаключенными в не меньшем количестве, чем ворами, насильниками и бандитами. Но, в отличие от быдлоты, которая не может и дня продержаться без того, чтобы резать друг другу глотки, мы способны объединиться.

— Почему вам вообще позволяют открыто этим заниматься?

— В других тюрьмах все иначе. Администрация не так занята тем, чтобы держать в узде быков, как тем, чтобы травить политзаключенных. За одну лишь символику светит карцер и долгие побои. Нам не дают между собой общаться, разделяют, сажают по одному в камеры вместе с самыми опасными уголовниками, да еще и приплачивают уркам, чтобы они расправлялись с каждым из нас поодиночке. Большую часть этих шрамов я получил как раз так.

Ши провел рукой по животу в районе печени, и я обратил внимание на два характерных шрама от колющих ножевых ударов. После таких ран люди обычно не выживают.

— Но здесь все иначе, — продолжил он. — Ты ведь узнал здешнего коменданта?

— Такую физиономия не забудешь, — кивнул я.

— Со времен интерната Полулицый заметно «эволюционировал». Из обычного тупого быка и мелкого садиста он сделался садистом изощренным — отбитым религиозным фанатиком, который зациклен на искуплении грехов, изгнании дьявола и тому подобной чуши. То, что он тронулся, заметно с первого взгляда. Но лишь при более близком знакомстве становится понятно, насколько. Он живет тут в отрыве от реального мира, как монах в келье. Не выезжает отсюда никуда. Ходят слухи, что даже Инетом не пользуется. Ему похер что происходит в мире. Кажется, ему и на указки высшего начальства насрать — если только оно у него вообще есть, это высшее начальство. Все, чем он занят — заставляет каждого вкалывать и страдать, замаливая грехи. И это ублюдок действительно умеет — так, что ты и представить себе не можешь.

На лицо Ши опустилась явственная тень.

— Но в его отбитости есть и один маленький плюс. Ему похер, кто из нас обыкновенный отброс общества, а кто борец за свободу. И его совершенно не трогает, чем мы занимаемся в перерывах между его истязаниями.

— Он тут не единственный. Наверняка тут есть смотрящий от эсбэшников, — предположил я.

Ши вздохнул, согласно кивая. Его взгляд проводил пару миниатюрных дронов, которые тихо и медленно проплыли под сводами пещеры, фиксируя происходящее внизу.

— Эти ребята уверены в надежности своих систем безопасности, — признал он.

Нахмурившись, кореец поведал:

— Говорят, что за сорок лет отсюда никому не удавалось сбежать. Вранье, конечно. Удавалось, и не раз. Старожилы помнят много таких случаев. Но ты ведь увидел уже, что там, за стенами. Побег туда — это всего лишь один из видов самоубийства.

— Это уж точно, — признал я, поежившись от одного воспоминания о лютом морозе.

— Что касается бунта… даже если бы кто-то и решился на такое, не посмотрев на то, что здешняя охрана вооружена лучше миротворцев и готова стрелять без раздумий — сам понимаешь, как глупа была бы такая затея, когда у каждого в голове сидит заряд нановзрывчатки.

— Это не блеф?

— Однажды Гриз продемонстрировал нам, как это работает. Просто для наглядности. Тот парень прожил после этого еще пару недель. Но больше не двигался, не говорил. Жизни в нем было не больше, чем в тухлом помидоре.

Сжав кулаки, Кореец прошептал:

— Ты ведь знал меня когда-то, Дима. А с тех пор я стал только упрямее. Поверь мне, если бы был хоть один шанс из тысячи, или даже из сотни тысяч, устроить здесь бунт — я бы им давно воспользовался. Смерти я не боюсь.

— Ши, они ведь могут слышать все, что мы сейчас говорим, — напомнил я.

Но это его особо не обеспокоило. Он махнул рукой.

— Пусть слушают. Я никогда и не пытался строить из себя пай-мальчика, смирившегося со своей судьбой. А если бы и попытался — вряд ли бы в это кто-то поверил, учитывая мою биографию. Скажем так, среди тюремной братии я весьма известный персонаж.

— Ты ведь и есть Кореец, чьим именем пугают криминальных авторитетов?

Вместо ответа Ши криво усмехнулся. Меня интересовал еще один вопрос:

— Ты узнал обо мне от того парня, Фрэнка? Как ты успел так быстро послать помощь?

— Парни всегда готовы. Им долго собираться не надо. Как только он прибежал — сразу рванули к тебе. К счастью, Султан со своими отморозками оказался в этот раз не особо расторопен.

После недолгой паузы Хон добавил:

— Что до твоего прибытия… скажем так, он не стал для нас полной неожиданностью. Ты ведь теперь известная личность, Димон.

В ответ на мой вопросительный взгляд он пояснил:

— Кое-какие весточки иногда попадают сюда извне. Не спрашивай как. Это одна из тех вещей, которые вертухаям действительно знать не стоит.

Я согласно кивнул.

— До меня никаких вестей давно не доходило, — молвил я, благоразумно сочтя, что не стоит даже вскользь упоминать о разговоре с Анной Миллер. — Последние три с половиной месяца я провел практически в полной изоляции. Часто мне казалось, что обо мне все давно забыли.

— О, нет! — рассмеялся Кореец. — Будь спокоен, о тебе забудут нескоро!

— Что происходит в мире? Протектор, Консорциум — все еще конфликтуют? В Содружестве — все еще политический раскол? Или уже открытая война?

Ши упредил дальнейшие вопросы движением руки.

— Я знаю несколько больше, чем могу сказать тебе в присутствии незваных ушей. Так что обрисую тебе все очень просто. В мире вокруг разгорается пламя перемен. И я бы очень дорого отдал, чтобы стать его частью. Пусть даже я бы и сгорел, как спичка на ветру.

Сделав паузу после поэтического сравнения, которое явно пришло к нему не спонтанно, он добавил:

— Но надо смотреть правде в глаза. Лучшее, что мы можем сделать, находясь здесь — это оставаться верными себе и своим идеалам. Держаться все вместе. Не давать друг друга в обиду разным ублюдкам. И ждать, пока наши братья и сестры там, снаружи, положат конец глобальной тирании. Я уверен, что этот день — уже не за горами. И когда это случится, все политзаключенные во всем мире будут освобождены.

Я недоверчиво усмехнулся.

— Не вполне разделяю эту уверенность.

— Да? — удивился Ши. — А зачем тогда начал бороться, если не веришь?

— У меня была скорее безумная надежда, чем твердая вера, что справедливость восторжествует. Но эта надежда не оправдалась. Внимание общественности не помешало превратить мой суд в фарс, сделать меня козлом отпущения, а настоящих преступников — оставить на свободе.

— Конечно же! А ты что думал?! — прыснул Ши, удивляясь моей наивности.

Посмотрев на меня сочувственно и покровительственно, он молвил:

— Твоя проблема в том, Димитрис, что ты пытался бороться с ними не теми методами, которыми следовало. Попал в ту самую ловушку, о которой я говорил. Имитация законов, имитация судов, имитация свободы слова, дебатов, выборов — все это служит прекрасной ширмой, чтобы отвлекать внимание людей от реальной картины.

— А какие методы предлагаешь ты? Захватывать термоядерные электростанции?! Взрывать бомбы в метро?! — не смог сдержаться я.

Опустив на меня тяжелый взгляд, Ши нетерпеливо вздохнул, как человек, которому в тысячный раз в жизни приходится объяснять одни и те же прописные истины. Я уже успел позабыть, что по своей натуре Ши был холериком, и быстро распалялся, когда споры начинали крутиться вокруг его весьма спутанных и противоречивых, но всегда радикальных убеждений.