Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ) - Забудский Владимир - Страница 90

В 83-м, едва выйдя с зоны, он нанялся по контракту в «Чи Милитари». Тут-то и началась история того Томсона, которого я знал. Он проявил себя нехилым головорезом во время карательных акций в Юго-Восточной Азии. Дальше, судя по всему, он дал согласие на то, чтобы стать одним из первых подопытных кроликов на Грей-Айленде. Что было дальше, я видел собственными глазами.

Читать это было очень странно. Представить себя Томсона в виде человека по имени Роджер, который живет обычной жизнью со своей женой, воспитывает детей (или хотя бы кое-как пытается воспитывать) — это было что-то столь невероятное, что я усомнился, не выдумал ли Герман эти факты его биографии, чтобы произвести на меня впечатление.

Для меня Томсон был воплощением зла, адским отродьем, созданным, чтобы нести людям боль и страдание. Я помнил лишь его выпяченные дергающиеся глазки и смрад изо рта совсем рядом, когда мне на спину безжалостно обрушивается кнут. Помню лишь его садистский хохот, когда он сидел на мне верхом, заставляя отжиматься на кулаках на битом стекле.

Но я видел перед собой самые настоящие фото, на которых человек, мало похожий на Томсона, которого я знал, молодой брюнет, запечатлен улыбающимся, с младенцем на руках, рядом с симпатичной стройной индуской, которая держала за руку трехлетнего мальчика. И все они выглядели счастливыми.

Я ожидал, что Томсон, как и Колд, остался на службе у Чхона, может быть, по прежнему инструктор на Грей-Айленде. Но я ошибся. Если верить файлу Германа, в начале 94-го его комиссовали. 44 года — слишком почтенный возраст для простого головореза. А до военачальника он, очевидно не дотягивал из-за расшатанной наркотиками психики и IQ ниже среднего. Так что его отправили в утиль.

Насколько я могу судить, как только он оказался на гражданке, как тут же пустился во все тяжкие. Правда, перед тем как сделать это, он перевел крупные суммы средств из своего наемнического гонорара на счета своих детей — сыну на университет и дочери на колледж. Судя по кое-каким ванильным постам в соцсети его дочери, как раз переживающей подростковые комплексы, горе-отец даже делал попытку восстановить отношения с детьми (потерпевшую, как и все в его жизни, эпическую неудачу). Но в итоге оказался там, куда его всю жизнь тянуло — в помойной яме.

Сейчас он прозябал в Даполи — одной дыре неподалеку от руин Бомбея, на пустошах западного Индостана, которые после войны стали еще большей клоакой, чем были ранее. Если верить данным, собранным Германом, он подрабатывал охранником групп сталкеров, которые лазили в Бомбей в поисках барахла, которое до сих пор сохранилось в некогда 20-миллионном городе, куда в 2045-ом упала пара пакистанских атомных бомб. В свободное от работы время он валялся в своем фургоне обдолбанным или бухал в местном дешёвом баре и пытался нарваться на драку, в результате чего нередко ночевал в яме, исполняющей обязанность тамошнего обезьянника. В общем — жалкая, опустившаяся личность. Немного похожая на многих из тех, кого я встречал, когда был в клубе ветеранов. Но, в отличие от тех ребят, к Томсону мне сложно было почувствовать жалость.

Много лет я мечтал о наступлении момента, когда я смогу выбить дерьмо из Томсона — в честном бою, один на один, безо всяких уловок. Я представлял себе, как буду избивать его, больше раз, чем мог сосчитать. Я был уверен, что моя рука не дрогнет и что при каждом ударе, который будет превращать его рожу в бифштекс, я буду вспоминать даже не всю ту боль и все те унижения, которые он мне принес, а лица ребят, которых он сломал и угробил на моих глазах.

Но при мысли о том, что я найду этого урода обдолбанным в какой-то канаве, не способного ни оказать сопротивление, ни даже толком ощутить происходящее, жгучее желание праведной мести невольно поубавилось. А может быть, это случилось из-за информации о детях, которых я никогда в жизни не мог представить себе даже в миле от этого ублюдка, на фоне новости о том, что и у меня самого скоро может появиться ребенок.

Подонок заслужил все несчастья, которые выпали на его голову, сполна. Каждое из них! Он заслуживал и большего. Но я не был уверен, хочу ли я стать тем, кто заставит его наконец заплатить по счетам. Я еще помнил об обещании, данном Лауре.

И все-таки я решил наведаться к нему. Лишь по одной причине.

Он-то точно знает, кто такой генерал Чхон. И, возможно, сможет навести на его след.

***

Добраться до Даполи оказалось куда сложнее, чем отыскать там Томсона.

В унылом скоплении жестяных жилищ, фургонов и землянок прямо под палящим индийским солнцем, не защищённом никаким озоногенератором, обитали стервятники, не от хорошей жизни промышляющие тасканием металлолома и изредка чего-то более ценного из радиоактивных руин, которые были видны, если зайти на ближайший пригорок.

Это был неприятный и очень непростой бизнес — не столько из-за радиации и других опасностей пустошей, сколько из-за конкуренции с другими бандами, которые вели схожий промысел. Люди, которые этим занимались, были довольно толстокожими, циничными и не особо приветливыми.

Чужаков здесь не любили. Однако время от времени сюда заезжали «туристы», готовые щедро заплатить местным, чтобы те сопроводили их в Бомбей — ради острых ощущений, поисков мифических сокровищ и реликвий, посещения могилы любимой бабушки или старой халупы любимого дедушки. Туристы были «золотой жилой». Так что, едва я назвался таковым и согласился отдать завышенную пошлину за вход, — все вопросы у охранников сразу же исчезли.

Здесь был лишь один бар. Унылое загаженное место. Бармен, по всем канонам профессии, был человеком, у которого можно навести справки. Когда я объяснил ему, что мне нужен человек по имени Бронсон (оказавшись на гражданке, Карпентер жил под этим именем, созвучным с его старым позывным в Легионе), чтобы тот сводил меня в руины, тот доверительно шепнул:

— Плохая идея, дружище. Не знаю, что там тебе про него наплели, но это — пропащий алкаш и торчок. Я могу посоветовать тебе пару ребят получше.

— Мне все-таки хотелось бы вначале взглянуть на Бронсона. Если он такой алкаш, как ты говоришь, то, наверное, сидит где-то тут, у тебя в заведении?

— Ага, как же. Он должен мне денег, и я не налью ему ни грамма, пока эта пьянь все мне не отдаст. Я его уже пару дней не видел. Валяется, небось, обдолбанным в своем трейлере. Я бы заплатил ребятам, чтобы пошли вытрясти из него долг — но не хочу руки марать. Да и пес у него этот долбанутый — если только он еще не сдох с голодухи.

— Где его трейлер?

— Самый дальний с северной стороны лагеря. Ржавая запущенная жестянка, выглядит так, будто в ней бомжи гнездятся. Но ты туда лучше не суйся. Он конченый. Еще стрельнет в тебя в приступе белой горячки! Вон смотри, сидят два парня, Давид и Рамзан — они профи что надо, тебе все организуют в лучшем виде…

— Спасибо.

Старый трейлер-прицеп, окруженный сетчатым забором, выглядел ровно настолько жалко, насколько и описал бармен. Ржавая колымага, припаркованная рядом (старый джип с огромным кенгурятником, навешанными на двери бронелистами и решетками на окнах) дополняла эту унылую картину.

Еще издали я услышал жалобный и одновременно яростный лай, раздающий около трейлера. Подойдя ближе, я убедился, что его издавала крупная, но худая и облезшая собака, кавказская овчарка, прикованная цепью к металлическому колышку невдалеке от трейлера. Собака рвалась с цепи и исходила лаем не без причины — миска с водой, которая виднелась под жестяным навесом, под которым она, очевидно, спала, была сухой и пустой.

Я подходил медленно, опасливо зыркая по сторонам. Как и у большинства местных, нижнюю половину моего лица прикрывала пылезащитная маска, глаза — затемненные очки, а на голове была повязана бандана. Никто не узнал бы меня в таком виде, если только не поджидал меня специально. Но последнего варианта полностью исключать было нельзя.

У меня на поясе, словно у старомодного ковбоя, были закреплены две набедренных кобуры, в которых находилась пара пистолетов П-407, которые оставались моими верными спутниками со дня моего освобождения из «Чистилища», где мне их «любезно уступил» их прежний владелец, покойный интендант Гриз. Я был уверен, что этого арсенала хватит, если Томсон решит не сдаваться по-хорошему — однако не ожидал, что его придется применять.