Преступление и наказание (СИ) - Наконев Владимир - Страница 56

— Угощайтесь, Владимир!

— Спасибо.

Растопыриваю пальцы, протягиваю руку к тарелке, чувствуя, как мне в запястье впиваются зрачки моих «товарищей». Отламываю маленький кусочек некоего подобия халвы, отправляю его в рот и медленно жую. Мне показалось, что вздох облегчения донёсся с другой стороны. Тарелка пододвигается к жаждущим и мгновенно пустеет.

Волонтёры рассаживаются среди зэков, чтобы начать праздничные беседы по душам. Выбираю самого молодого из них, полностью завладевая его вниманием. Разговариваем на темы моего писательства. Чуть позже, даю ему почитать пару моих рассказов об этой тюрьме. Закончив, он поднимает взгляд на меня:

— Как тебе разрешают посылать такие рассказы из тюрьмы?

— Интересно? Тебе понравилось? — отвечаю вопросом.

— Да! Очень захватывающе. Но, наверно, руководству тюрьмы это не понравится.

— Не понравится, — подтверждаю я, — Но я не для них пишу и, уж тем более, не для того, чтобы им нравилось. А посылаю это в письмах. Как наберу на хорошую книгу, издам.

Воспользовавшихся тем, что среди зэков, на этом праздничном ужине были те, кто должен получать лекарство перед ужином, вместе с ними покидаю вечеринку, с лёгким сожалением, что больше не приду пообщаться с этими симпатичными людьми, которые тратят своё время, чтобы спасти овцов, заблудших среди решёток, каждому из которых я бы с удовольствием перерезал горло, хоть я и не джихадист.

После Ниф-Нифа в блоке появился Наф-Наф. Помните, так звали второго поросёнка в знаменитой сказке. У Наф-Нафа, разумеется, есть имя, но это не важно, в данном случае, потому что он был серьёзно болен. Что-то с головой. Зэки не доктора, но сразу заметили, что этот охранник был зациклен, чтобы делать гадости. Сразу всем. Чтобы не заметно было. Когда Наф-Наф появлялся на дежурстве, зэки оставались без электричества в розетках для телевизора, без воды вообще или, по крайней мере, без горячей. Почти всегда с ним нарушался распорядок дня и зэки больше времени проводили в закрытых камерах.

Со мной Наф-Наф был любезен. Он знал о моём писательстве и не сремился стать героем очередного рассказа. Мы беседовали о политике, здоровье, коррупции в Испании. Когда он был в кабине, то хватался за всё сразу. Начинал делать одно, бросал, начинал другое. Тут же отвлекался на постороннее, и ему стоило больших усилий вспомнить и вернуться к тому, чем он занимался вначале.

Подхожу к окошку, когда моё имя прозвучало в списке на получение писем.

— Как твоя фамилия? — спрашивает Наф-Наф.

Не нахожу слов: он меня знает уже больше двух лет. В лёгком ступоре произношу, но Наф-Наф просит мою карточку. Понимаю, что у него сегодня совсем плохо с мозгами и протягиваю пластик. Дальше — классика: он берёт мой NIS, смотрит в него, отвлекается и начинает какие-то другие дела по ту сторону окошка. Жду около получаса. Наконец он возвращается, спрашивает, чего я хочу, находит письмо и отдаёт. Я тоже забываю всё, забираю письмо и ухожу, оставляя мою карточку в кабине. Спохватываюсь через пару часов и возвращаюсь, чтобы спросить Наф-Нафа.

— Нет у меня твоей карточки, — говорит он, — Зачем бы я её у тебя брал, если я тебя знаю.

Ну вот! Я стал жертвой распространённой практики испанской пенитенциарной системы: психически больные люди охраняют здоровых. Не обижаюсь на произошедшее и плюю на эту карточку. Когда она мне понадобится, в их пенатах тут же дубликат сделают. Но через три дня ко мне подходит один зэк и с ужасом говорит, что нашёл мою карточку в своём конверте, который получил в тот самый день, что и я и не понимает, как она туда попала. Но я — то понимаю. Дожидаюсь очередного появления Наф-Нафа на дежурстве и говорю ему тет-а-тет:

— Нехорошо засовывать мою карточку в письмо другого зэка. Вот так я и пишу книгу о тюрьме.

Наф-Наф густо краснеет и даже не пытается оправдываться. И жизнь продолжается.

— Почему ты не делаешь destino в модуле? — спрашивает, однажды он.

Дестино — это когда зэки добровольно и бесплатно трут, метут, моют, собирают окурки, чтобы заработать перевод в респектабельный блок, где можно получать отпуска, работать за деньги и иметь другие ништяки.

— Моя основная задача здесь — избегать нежелательных контактов с другими зэками и охранниками. Тем более с вашими педофилами и насильниками в тех респектабельных местах, — отвечаю.

И снова вечером остаёмся без горячей воды в душе.

В дальнейшем, когда он спрашивал NIS, я просовывал руку с пластиком в окошко, чтобы ему лучше было видно, и проговаривал при этом.

— Руками не трогать!

Познакомившись с Испанией, начинаешь понимать отношение других европейцев к испанцам. В какой другой стране услышишь в теленовостях, что 36-летние мальчики отъимели 18-летнюю женщину? Впятером. В подъезде жилого дома. Один из этих мальчиков — военнослужащий. А ещё один — жандарм. Именно он забрал телефон у той «женщины», когда компания уходила удовлетворившись.

В приговоре двух судей, рассматривавших дело этой «стаи», на 140 страницах машинописного текста не обнаруживается признаков насилия, а только принуждение. Ещё один член суда, в соём особом 260 — страничном мнении, вообще не находит никаких признаков принуждения и объясняет всхлипывания жертвы, как возгласы удовольствия и наслаждения. Документально подтверждённые на видео заталкивания писек в загнутое тело, которое снимали «мальчики», Один из них повторил дважды.

Испанская тюрьма — отражение испанского общества.

— Любой педофил имеет в тюрьме такие же права, как и вы, — заявила мне психолог тюрьмы «Кастейон-2», когда я пытался выяснить секреты индивидуальной программы перевоспитания зэков. Хорошо, что только так меня оценила! Могла бы проценты моей психологической неполноценности посчитать. Как сделала одному из моих коллег. Он, проведя девять лет в заключении и семнадцать раз сходив в разрешённый отпуск, из которых возвращался без замечаний, на восемнадцатый, вдруг, получает отказ в этом отпуске, и резолюцию психолога, что «у заключённого наличествует 75 % вероятность нарушения режима». За три месяца до освобождения!

Зэки, у которых есть семьи по ту сторону забора и которым отпуск нужен как воздух, представляют собой желанную жертву для таких горе-специалистов, исправляющих клиентов тюрьмы.

— Почему мне отказали? — вопрошает один такой сиделец у воспитателя, — Я уже выходил в другой тюрьме. Здесь я закончил курсы, был ответственным за уборку, участвую в конкурсах. Сейчас работаю распорядителем. Почему и за что мне отказали?

— Да, — соглашается воспитатель, — Никто здесь не продвинулся так, как ты. Но в этом модуле не принято давать разрешения на отпуск.

— Тогда переведите меня в любой другой, где я смогу выйти.

— Перевести тебя тоже не можем. Ты работаешь хорошо и нам надо сохранять здесь порядок.

Тут уж ничего не поделаешь. В тюрьме «Кастейон-2», если начинаешь делать что-то для тюрьмы, будь готов, что тебя за это же и зачморят. А если проступок совершишь нечаянно, по неосторожности или угодишь в подставу, то тебя вернут в «плохой» модуль, где будешь, среди наркоманов пытаться пройти наверх по второму кругу. Не всегда успешно.

Не у всех хватает терпения при таком процессе перевоспитания, практикуемом испанской исправительной системой. У нормальных не хватает. Наркоманы, наоборот, довольны. Такие напряжения в земной коре приводят к землетрясениям. В тюрьме к дракам. Они, в большинстве случаев, носят испанский характер: покричали, погрозили, пообзывали и, иногда, помордобойствовали до небольшой крови.

При участии в драке иностранцев ситуация меняется. В глаз могут ручкой ткнуть или какой-нибудь другой предмет не по назначению применить. Экс-советяне просто обозревают такие ристалища без желания вмешиваться. Но только до тех пор, пока не затронут кого лояльного. У меня уже вошло в правило составлять схему уязвимости для каждого идиота.