Повелитель кладбища (СИ) - Ворон Делони - Страница 31

Всё произошло за два удара сердца, от чего Альта даже не успела понять, что потеряла последний лучик счастья и надежды, который удерживал её на земле. Шэнтер разъяренно крикнул что-то нечленораздельное и бросившись вперёд попытался наотмашь ударить ближайшего рыцаря. Но тот, за имением большего опыта, чем у мальчишки, что дрался лишь с деревянным мечом, легко уклонился от неумелого удара и одним резким взмахом обезглавил нападающего. Голова Шэна, с застывшим на лице оскалом и бешенством в глазах, прокатилась по комнате и остановилась возле двери, в то время как тело уже плашмя лежало на полу и извергало из себя фонтаны крови. Единственное, что сделал Альта, это очень громко вскрикнула и даже не успев заплакать, потеряла сознание.

В себя она пришла лишь когда на неё вылили ведро холодной воды. Открыв глаза, она почувствовала, как болит её голова, и насколько неровно бьется её сердце. Она подняла пустые глаза, боясь вновь увидеть своего обезглавленного сына, но вместо этого она увидела толпу. Она, стоя на коленях, находилась на небольшом грубо сколоченном помосте, в то время как внизу собрались все жители деревни, смотревшие на неё злыми глазами. Вокруг неё стояло шесть мужчин в доспехах, трое с левой и трое с правой стороны. Чуть левее неё стоял глава рыцарей, а рядом с ним, на мягких креслах восседало трое. Высокий и худощавый мужчин, кто был никто иной как маркиз Толиман, в центре сидел мужчина немного за шестьдесят, с куцей бородой и проплешинами на голове, а по правую от него руку сидел юноша немногим за двадцать, с очень смазливым лицом и с почти незаметными жидкими волосами цвета соломы. Все трое были одеты очень богато, на пальцах кольца, пуговицы камзолов из серебра, мех на плащах из лис и волков. Все трое аристократов, смотрели на Альту так брезгливо и надменно, что по неволе хотелось скрипеть зубами, а когда заговорил мужчина, что сидел по средине, от его тона и вовсе хотелось забить уши грязью, лишь бы его не слышать.

— Так значит это и есть та ведьма? — небрежно заговорил он, зевая через каждое слово. — Я думал у них бородавок больше и лица более страшные. А это, я скажу вам, ничего.

— Да, ваше благородие, — отчеканил сир Тэрмор. — Эта женщина обвиняется в использование чёрной магии, в связи с нечистой силой, а также наведение порчи на эту деревню.

— Порча, — задумчиво проговорил тот, кто несомненно являлся бароном Торинтором, властителем восточного надела земли, к которому относился и Доримор. — Уважаемый маркиз, это случайно не та болячка, о которой вы мне рассказывали?

— Да, господин Лоркин, так и есть, — кивнул Толиман старший. — И эта женщина, вместе со всем её семейство, приютила у себя больного. Это из-за них в деревне началась эпидемия. — Заркан посмотрел на рыцаря. — Сир Горствир, а где остальные её родственники.

— Муж и дочь умерли от болезни, — начал отчитываться рыцарь. — Сын оказал сопротивление, когда его пытались привести сюда, убил моего человека, вследствие чего был казнён на месте.

— Вот как, — одними губами проговорил Толиман. — Ну собственно ничего не удивительно. Не родит свинья бобра.

Альта попыталась дёрнуться вперёд, подталкиваемая каким-то внутренними инстинктами и ненавистью к этому мужчина, как её тут же прижали к земле грубые мужские руки, закованные в железные перчатки.

— Вы что-то хотите сказать? — небрежным тоном спросил барон.

— Лишь то, что этот человек, — она зло посмотрела на Толимана, который нисколько не поменялся в лице, — наглый лицемер. Он лишь обижен на то, что своим хамским поведением, заставил моего покойного мужа научить его уму разуму, раз его родители этого сделать не догадались.

— Замолчи! — взвизгнул Заркан. — Ты, шлюха нечистого, будешь учить меня манерам? Ведьма, что навлекла на деревню столь страшное горе, недостойна ни слова, ни жизни.

Толпа, что стояла возле помоста, как-то странно загудела, отчего было непонятно, поддерживают они его или нет. Когда Толиман уселся обратно в кресло, слово вновь взял барон.

— Я наслышан о том конфликте, что у вас здесь случился, — голос барона стал немного жёстче, но зевки через каждое слова так никуда и не делись. — Только это сейчас не имеет никакого отношение к вашему делу. Мне привели достаточно доказательств того, что вы находитесь в тесных связях с силами зла. Что вы можете сказать на это?

— Ничего, — сухо ответила Альта, прекрасно понимая, что любые оправдания, при таких судья, абсолютно бессмысленны. — Я не ведьма, с силами зла дел не имею и порчу на деревню я не насылала. Я не вела праведную жизнь, но молитвы по вечерам возносить не забывала.

— Тогда как вы объясните то, что вчера видели мои люди на кладбище, — жестким тоном заговорил сир Тэрмор. — Свет, который шёл с кладбища, зловещая аура и прочие странности.

— Не знаю, — равнодушно ответила Альта. — Я ничего такого не видела.

Когда она сказала эту фразу, то её вдруг пронзила странная мысль, от которой она невольно засмеялась. Все присутствующие, теперь смотрели на неё как на сумасшедшую, а рыцари, что окружали её, похвастались за мечи, но никто не двинулся с места, наблюдая за истерично хохочущей женщиной, бывшей хозяйкой трактира, а теперь обвиняемой в колдовстве. Альта вдруг осознала, что не боится ни этих мужчин с мечами, ни тех, что так важно восседают на своих стульях и думают, что они здесь власть и закона. Вчера она видела врата, разговаривала с самой смертью, поэтому все эти мелкие люди, что пытались строить из себя чуть ли не богов, в этой неизвестной никому деревушке, вдруг так рассмешили её, что она не могла остановиться. Лишь когда по приказу сира Тэрмора один из стражников окатил её холодной водой, от чего невольно начали стучать зубы, Альта немного успокоилась.

— Значит вы смеётесь над нами, — злобно проговорил Толиман. — Думаете, что всё вам сойдет с рук? — он резко встал со своего стула и на его лице проступил злобный оскал. — Господин Лоркин, лично мне всё уже ясно. Эта женщина не в себе, её разум и душа уже полностью поглощены темными силами, от чего она и не может себя контролировать. Я признаю её вину в использование магии и связях с темными силами, и хочу предложить казнь через сожжение. Ибо только благочестивый огонь сможет упокоить эту порочную душу на веки.

— Ну что же, — обыденно проговорил барон Горствир. — Мне не очень хочется здесь задерживаться, всё-таки болезнь никуда не делась, пусть мой священник и освятил всю округу, так что я соглашусь с вами. А ты что думаешь сынок?

— Я, — скучающим тоном переспорил Торинтор младший, тот самый юноша с жидкими соломенными волосами. — Да мне как-то нет до этого дела. Хотите сжигать, сжигайте.

— Суд вынес свой приговор, — громогласно заговорил сир Тэрмом, что вышел на середину помоста. — А́льта Борнгард признана ведьмой и служительницей тёмных сил. Поэтому в качестве меры наказания, она приговаривается к сожжению на костре. Приговор будет приведён в исполнение сегодня на закате!

После этого двое мужчин, что стояли с ней рядом, и под неразборчивые, слившиеся воедино, крики толпы повел её прочь. Когда Альту спускали с помостов, она бросила взгляд в толпу и среди злых, испуганных и разгневанных лиц жителей деревни, рядом с которыми провела всю жизнь, она заметила глаза Вилиона и Гельштэта, которые, пожалуй, единственные среди всех, смотрели на неё с сожалением, но помимо них, она заметила один силуэт, что отличался от всех прочих. Он стоял в самом дальнем ряду, одетый в чёрные одежды. Лицо его было бесстрастным, но вот жёлтые глаза, что светились так ярко, были утоплены в печали. Она смотрела на него до того момента, пока её не завели за угол дома, и он не пропал из виду.

Альта вновь сидела в этом затхлом домике, только в этот раз она была одна. Тело её сына пропало, единственное, что напоминало о случившейся здесь трагедии, последней в жизни бывшей хозяйки трактира, кровавя лужа возле двери. Альта старалась не смотреть туда, чтобы не думать о случившемся, она сейчас настраивала себя на то, что в скором времени ей придётся идти на костёр, а значит ей будет чертовски больно. Альта не любила боль, любая царапина или ушиб вызывали у неё слезы, но сейчас она дала себе слово, что на костре не проронит ни слезинки, чтобы эти напыщенные индюки знали, что гордыми бывают и простые люди.