Собственность зверя (СИ) - Владимирова Анна - Страница 9

Где-то в глубине души я простила ему все. У меня не было ресурса его ненавидеть, мне было, куда потратить силы.

На седьмом месяце я уже вообще боялась двигаться, но хорошо освоилась с каталкой. И каждое утро добиралась до детского отделения, где мы встречались с Нирой. Пили чай, разговаривали, обсуждали новости… Нира еще больше сгладила для меня границу между моим и непривычным миром. Оказалось, что у любых девушек переживания очень похожи.

Она встречалась с человеком, а это, как оказалось, история более сложная, чем когда мужчина-оборотень выбирает человеческую женщину. Дети в таких браках только в половине случаев становятся оборотнями. Но даже не в этом была проблема. А в том, что ребенку нужен проводник в мир животных, и мужчине тут было проще. Короче, Рэм ворчал на этот ее выбор, что расстраивало Ниру, но она стойко держала оборону от брата. С встречной стороны ситуацию смягчала Вика. Но Нире все равно было непросто. С ней я забывала о себе, чувствуя, что не пуп вселенной, как это было с Джастисом. Тот продолжал носиться со мной как с неповоротливым, но ценным по каким-то непонятным причинам тюленем.

— Давай, малышка, еще немного… — усмехался он, орудуя датчиком. — Пару месяцев, и будем бегать за медвежонком по снегу. Тебе показать мордочку?

— Не надо, — отвернулась я.

Это его обещание взволновало, я сразу же живо представила эту картинку. Пусть все забудется быстрее, пожалуйста! Пусть он родится здоровым!

Малыш пнул датчик, и я замерла. Часто после таких его пинков меня скрючивало от боли, и начиналась беготня с капельницами и инъекциями. Я провела ладонью по животу, успокаивая ребенка и успокаиваясь сама. Пока Джастиса не было рядом, я постоянно разговаривала с малышом, гладила живот… Выучила одну колыбельную и напевала ее в тишине. И мне казалось, ребенок меня слышит и успокаивается. Я будто старалась его примирить с обстоятельствами, что так вышло, убедить, что надо постараться еще чуть-чуть, и мы будем вместе…

— Как назовешь?

Вопрос, такой простой и естественный, вогнал меня в ступор. Я и не думала никогда об этом. Для меня это было почему-то непреодолимо сложно — дать ему имя. Будто я права не имею, не справлюсь с последствиями, не могу одна взять ответственность…

— Пока никак.

Я хотела сказать «не знаю». Но почему-то вырвалось именно это.

— Почему? — сузил Джастис глаза на монитор.

— Не знаю, не могу… — пожала плечами. — Не могу объяснить. Боюсь. Будто пока нет имени — нет и смерти… Я дура, да?

— Нет, — глянул он на меня. — Там, откуда родом твой ребенок, это обычно так и происходит. — И он с тяжелым вздохом вернулся к монитору. — Малышам не дают имена, пока те не окрепнут и не переживут первую зиму. Без имени смерть не заберет…

— Откуда ты знаешь? — тяжело задышала я.

— Слышал…

Я хотела было что-то еще спросить, но перед глазами уже полетели картины заснеженного мира, сердце сдавило тоской, и меня снова скрутило пополам от резкого спазма. Да такого, что в глазах потемнело.

Зря мы обсуждали, как собираемся обмануть смерть, наверное…

Это все, о чем я думала, когда коридор наполнился криками, а ощущение горячей струи между ног будто поставило жизнь на паузу. Потому что территория жизни на этом заканчивалась.

Свет коридорных ламп замелькал в глазах. Я слышала, как четко командует Джастис, чувствовала, как слаженно действуют вокруг меня врачи — инъекции, датчики, звон инструментов и вой приборов смешались в одно. А я онемела. Замерла, не в силах ни бороться, ни обещать себе, что справлюсь, ни думать о ребенке. Меня разом скрутило и выжало досуха. А еще тянуло куда-то… Туда, где по лицу хлещет морозный ветер с россыпью ледяных иголок, где воздух обдает легкие болью, не сдается теплу…

— Лали, не смей. — Щеку вдруг болезненно обожгло, а на лице заплясал жесткий собранный взгляд. Джастис обхватил подбородок и заставил смотреть ему в глаза: — Только попробуй не вернуться…

Я растерянно моргнула, но его взгляд начал таять, и его вскоре замело снегом…

Мне хотелось остаться там…

Кожу не жгло холодом, было тепло… А еще я слышала его дыхание, чувствовала кожей жар выдыхаемого им воздуха. Я была дома. Измученная, сломленная и потерянная, и только там в его руках меня собирало по кускам в целое. Я не хотела обратно…

Но дыхание сменилось противным писком прибора, тепло — холодом, а запах его кожи сдался под напором антисептиков…

— Лали, — послышалось хриплое, а по волосам скользнули нежные пальцы.

Я не нашла в себе сил отозваться — дышать не хотелось. Я не могла узнать, не находила в себе сил спросить, что с ребенком. Меня будто выгребли изнутри до основания.

— Дай ей время. — А это Вика.

Да уж, зря ты его ко мне приставила. Теперь мы оба сломлены чувством вины друг перед другом. Джастис сжимал мои пальцы между своими и тем самым окончательно развеивая чувство чужого, но такого необходимого касания.

Кто он? Почему мне кажется, что он рядом? Зачем мне это?.. Я не понимала. Невозможно тянуться к тому, кого не знаешь, кого, может, нет в живых. Видимо, схожу с ума.

— Не пойму, в чем проблема, — устало выдохнул он. — Они оба здоровы, но будто несовместимы…

— Значит, проблема в другом. — Вика говорила тихо, не хотела, чтобы я слышала. — То, что она пережила…

— Ты пережила то же самое, — перебил он ее раздраженно.

— Над Рэмом никто не издевался, — возразила Вика чуть громче.

— Я помню, — усмехнулся он зло. — Рэм загнал тебя на крышу осознанно. А этот — в бреду. Здесь что-то другое. Мы ничего не знаем о тех, кто живет дальше Климптона… Может, они не могут создавать пару с человеческими женщинами?

— Вы можете. Почему они не могут? — Послышался шорох, и голос Вики стал дальше — похоже, Джастис отталкивал ее намеренно. — Лали просто родила недоношенного ребенка. Но мы его выходим. Все будет хорошо… И Лали тоже поправится.

Ее слова о том, что с ребенком все будет хорошо, запустили жизненный ток — я вздохнула глубже, найдя в себе, наконец, силы открыть глаза.

— Привет, — склонился надо мной Джастис. — Как ты?

— Что с ребенком? — мотнула головой. Показалось, все тело начинили свинцом — даже держать глаза открытыми было тяжело.

— Малыш в порядке. Сейчас на аппарате… Но ему ничего не грозит.

— Мне надо его увидеть…

Было чувство, что вместе с ним у меня сердце вынули. Тоска невыносимо сжимала грудь. Я ведь ему нужна…

— Лали, пока нельзя двигаться. — Джастис достал стетоскоп и принялся меня обследовать. Вика стояла рядом. — Ничего не болит?

Я отрицательно мотнула головой и перевела взгляд на Вику. Она мне осторожно улыбнулась, но я не нашла в себе сил ответить. В душе зашевелилась зависть — у нее все хорошо. И дети, и мужчина, который не вызывает вопросов и готов ради нее любому горло перегрызть, что бы там ни говорил Джастис. А у меня — сплошные вопросы. К себе, мужчине, который потратил на меня семь месяцев жизни, не получая ничего взамен, к самой жизни, которая протащила меня через это все… Я не испытывала никакого оптимизма и не понимала почему. Вика же сказала, что все будет хорошо. Что ребенок восстановится, я поправлюсь… Я перевела взгляд на Джастиса, и чувство, что все не так, усилилось. Все неправильно, так не должно быть! А как должно — непонятно.

— С тобой все хорошо, — удовлетворенно заключил Джастис. — Молодец…

— Я хочу увидеть малыша, — прошептала, посмотрев ему в глаза.

— Хорошо, — сдался он.

И я знала, что сдастся. Слишком жалел меня, прогибался и, сам того не подозревая, оставлял мне пустоту, на которую невозможно опереться.

— Он плакал? — глухо спросила, когда он усадил меня в каталку.

— Очень, — улыбнулся. — Сильный.

— Мальчик? — поинтересовалась опасливо.

— Ну конечно, — усмехнулся он. — Ты думала или надеялась, что я ошибся?

— Ну мало ли…

Когда коридор закончился, я вцепилась пальцами в подлокотники, изо всех сил стараясь усидеть и не добавить Джастису забот. Но когда увидела ребенка в кувезе, подключенного к датчикам и аппарату дыхания, чуть не рванулась к нему.