Корзина желаний (СИ) - Смирнов Андрей - Страница 11

Но Флеб только отмахивался. Обычно веселый и бойкий, сейчас он отчаянно зевал, пытаясь проснуться.

– Вот так и бывает, – изображая расстроенный вид (хотя на самом деле расстроен он не был), сказал Вийон. – Все лучшее всегда достается кому-то другому. Тумаки от нарея получил я, и я сказал Флебу о крысиных знаках – а широкобедрая, белокурая хали, досталась не мне, а ему! И теперь он кувыркается с ней в постели целыми днями, а я должен вместо него стоять за прилавком!

Громкий смех был ему ответом, и даже Флеб рассмеялся – устало и немного виновато.

– Зачем тебе белокурая хали, Вийон? – Держась за бока, спросил сквозь смех Майрын. – У тебя одна жена есть, и ты с ней не знаешь как быть, куда тебе еще вторая?

– Твоя правда, – кивнул Вийон, подумав, что беспросветная его жизнь на самом деле, наверное, не так уж плоха, раз над ней можно посмеяться. – Двух жен я точно не переживу…

– А что еще за крысиный знак? – Осведомился Огис.

– Я видел крысу, которая грызла известку на стене дома, оставляя за собой линии, которые показались мне похожими на буквы, – объяснил Вийон. – Я не знаю грамоты, и Флеб не знает, но я показал эти знаки Флебу, а тот – Атабу и Саджиру, и они сумели прочесть, и после этого удача Флебу и улыбнулась.

– Так и было, – кивнул Флеб. – Эта крыса, о которой рассказал Вийон, вертелась у меня в голове, а когда к этим мыслям прибавилось слово, которое она написала, то все вместе сложилось в одно и я понял, что следует посоветовать нарею обратиться за помощью к Крысиному Мастеру, ибо никто другой в городе помогать ему не станет. Торговец так и сделал, и вернул свои деньги, и отблагодарил меня подарком, о котором я и мечтать не мог.

– Что же это было за слово, которое так удачно натолкнуло тебя на правильную мысль? – Спросил Вийон.

Флеб слегка скривился и отвел взгляд.

– Я боюсь говорить его, – признался юноша. – Что, если я скажу и нарушу какое-нибудь правило или закон, или прогневаю высшие силы? Столько ведь есть историй, когда некто получает все, что хочет, но хвастается или нарушает что-то по неведенью или потому, что пренебрегает предупреждениями – и у него отнимается и то, что он получил, и то, что он имел прежде.

– Что ж, молчи, – Майрын по-отечески хлопнул молодого человека по плечу. – Все равно сила этого слова уже использована и не будет никакой пользы от того, что ты его скажешь.

– Почему ты так думаешь? – Удивился Вийон.

– Эх, Вийон-Вийон, неужели ты думаешь, что могут быть слова, сохраняющие свою силу постоянно, для всех и всегда? Если бы такие слова существовали, все бы ими пользовались и всегда были бы удачливы! Но такого нет, и быть не может, а значит нет и знаков, чья сила неизменна.

– Может быть, может быть… – Вийон несколько раз кивнул. Затем он вскинул голову и корзинщики увидели, что глаза его как будто загорелись от пришедшей в голову идеи. – Но знаете, что самое удивительное? Вчера я видел эту крысу вновь, и она снова рисовала на стене знаки!

Корзинщики от удивления поразевали рты.

– Такие же? – Сиплым голосом спросил Огис.

– Нет, – Вийон покачал головой. – Другие. Как жаль, что я не умею читать! Может быть, там сказано о сокровищах забытых королей или о корзине желаний или о чем-то еще таком?

– Я немного знаю буквы, – все тем же сиплым голосом проговорил Огис. – Нарисуй эти знаки, вот здесь!..

Он показал на пыль на земле и даже провел рукой, выравнивая ее.

– Клянусь, я ничего не стану себе присваивать! Но ты ведь поделишься со мной, верно?

– Поделюсь, – пожал плечами Вийон. – Если это будет то, чем можно поделиться. А если эти знаки принесут женщину, как Флебу – забирай ее себе целиком, у меня и без того забот полон рот.

Он склонился вперед и тщательно вывел в пыли линии по образу тех, что видел вчера. Огис зашел с одной стороны, затем с другой – двигаясь очень осторожно и стараясь даже не дышать в сторону знаков. Он долго смотрел на линии, прорисованные на земле, жевал воздух губами и как будто-то что-то про себя произносил. Затем он быстро взглянул на Вийона, Майрына и Флеба, и если сонный Флеб этого взгляда не заметил, а Майрын был слишком сосредоточен на корзине, которую почти завершил, то Вийон заметил этот спешный и напряженный взгляд Огиса, и взгляд ему нисколько не понравился.

– Ну что там? – Поинтересовался Майрын, по прежнему большую часть своего внимания уделяя корзине. – Где спрятаны сокровища?

– Нет там никаких сокровищ, – зевая чересчур демонстративно, ответил Огис.

– Но ты прочел?

– Нечего тут читать. Это не буквы, а белиберда какая-то, – движением ноги Огис затер линии в пыли. – Нет тут никакого послания. Выдохлась твоя крыса, Вийон. Вся ее сила ушла на то, чтобы доставить этому желторотому птенцу блудливую халю, и теперь она грызет известковую стену без всякой цели и смысла, просто потому что хочет жрать или точит зубы…

Флеб неприязненно взглянул на Огиса. Сонным он больше не выглядел.

– Придержи язык, – посоветовал он. – Лорена не халя.

– Халя, халя, – отмахнулся Огис, усаживаясь на свое место. – Каждая из них халя. Ты просто еще слишком молод и не понимаешь этого…

Флеб отбросил прутья и ударил товарища, тот кинулся на него в ответ. Вийон и Майрын также побросали работу и кинулись разнимать дерущихся.

Словом «халь» именовали племя высоких светловолосых хальстальфарцев, а «хали» – их женщин. Слово «халя» изначально было вариантом последнего, но давно уже приобрело иное, уничижительное значение, близкое по смыслу к «шлюхе». Причина этого состояла в хальстальфарских обычаях и нравах: хальстальфарцы полагали, что мужчина и женщина сотворены равными и все, что позволено мужчине, также по умолчанию должно быть позволено и женщине. Некоторые их женщины становились воинами, другие – правителями, но более всего недоумения и насмешек у соседних народов вызывала распущенность хальстальфарских женщин. Справедливости ради следует сказать, что на деле эта распущенность не была так уж велика, но если женщины других народов скрывали свои связи добрачные с мужчинами, то женщины Хальстальфара связей своих до брака или после его завершения ничуть не стеснялись. Они выбирали мужчин сами и легко меняли их, если им что-то не нравилось. Хотя хальстальфарские женщины повсеместно и считались красивейшими, также бытовало мнение, что они – худшие жены из возможных, ибо, не смотря на все усилия Гешского священства, покорность мужу так и не стала для них добродетелью, а как может ехать телега, если одно ее колесо движется в одну сторону, а другое – в другую? Ведь какова бы ни была любовь, но согласие в семье нельзя поддерживать вечно, а значит – один из двоих должен уступать, и если уступает мужчина, то это уже не мужчина, даже в глазах его собственной жены. Так рассуждали в Алмазных Княжества, в Эйнаваре и Ильсильваре, и потому словом «халя» стали называть заносчивую, надменную, властную шлюху, с блудливым лоном, но холодным сердцем.

– Смотрю, сильно ты прикипел к своей Лорене, – сказал Майрын Флебу. – Зря, знаешь ее ты всего лишь один день.

Флеб в ответ процедил что-то раздраженное.

– Халя, – Огис широко улыбнулся. Одна из его губ была разбита. Он повторил еще раз, с наслаждением растягивая слово, глядя, как кипит злости молодой корзинщик. – Халя. Халя.

«Он слишком настойчиво провоцирует ссору, – подумал Вийон в то время, пока Майрын пытался удержать рвущегося в бой Флеба. – Почему?»

Он вспомнил напряженный взгляд Огиса и его ответ относительно знаков, который сразу же вызвал подозрения, показавшись слишком уж натянутым.

«Неужели он делает это для того, чтобы мы поскорее забыли о крысиных знаках? Что же он увидел?»

– Может быть, тебе знаки ничего сказали потому, что ты слишком плохо читаешь? – Спросил Вийон, внимательно следя за лицом Огиса. Он не мог не заметить, что при упоминании знаков тот едва заметно вздрогнул.

– Какие еще знаки? – И снова непонимание Огиса показалось Вийону слишком преувеличенным, слишком наигранным, чтобы быть правдой.