Корзина желаний (СИ) - Смирнов Андрей - Страница 20

Дома и люди в квартале Бездушных выглядели небогато, но ничего особенного по сравнению с тем, как выглядел и жил сам Вийон, не представляли, а если и отличались, то в сторону чуть большего достатка и благополучия. Белый дом с вывеской в виде «Н» в круге он отыскал без труда – самое большое и богатое строение в квартале. На двери, на двух отдельных цепочках, были прикреплены молоток и перчатка. Для чего нужна перчатка, Вийон понял не сразу, но как только он перестал об этом размышлять, перевел взгляд на молоток и засомневался, стоит ли его брать, ведь безблагодатность этого места и дома могла, словно зараза, перейти на него самого – как предназначение перчатки сразу же стало понятным. Толерантность неверующих гуафимов была достаточно велика, чтобы самим предлагать посетителям способ избежать соприкосновения с ними и их вещами, позволяя, таким образом, избежать осквернения тем, кого это беспокоило. Толерантность эта, само собой, образовалась не на пустом месте, а была частью сложившейся традиции, восходившей ко временам, когда гуафима, вольно или невольно осквернившего своим прикосновением свободного человека, могли высечь или даже убить.

Вийон продел руку в печатку, взял молоток и постучал по двери. Услышав шаги с той стороны, он поспешно отступил на шаг. Дверь открыла женщина средних лет, без всякого выражения она молча уставилась на Вийона.

– Добрый день, – Вийон чуть наклонил голову. Использовать обычное обращение «почтенная» к жене или служанке в доме гуафима у него язык не повернулся. – Могу ли я видеть Бару Хуркая? Пусть снимет повязку с моих глаз.

Женщина молча кивнула и ушла в дом, Вийон после короткого колебания отправился за ней.

Первая комната, через которую они прошли, судя по длинному столу и двум десяткам сидений, служила в качестве столовой Бару и его домашним, но сейчас пустовала. Вторая комната, с пюпитрами и свитками, предназначалась для чтения и письма. Короткий коридор привел их к третьей комнате, в которую женщина входить не стала, а лишь молча поклонилась, жестом предложила Вийону войти, и ушла.

Стены помещения, в котором находился Бару Хуркай, были выкрашены в белый цвет, а само помещение разделено тонкой, прозрачной белой тканью надвое. Считалось, что даже дыхание гуафима может осквернить обыкновенного человека, и завеса белой ткани служила преградой – пусть и символической – для разделения посетителя и бездуховного наставника, которого также именовали Устранителем Заблуждений, Разрушителем Магии или просто Очистителем – при чем последний титул прямо указывал не только на роль современных гуафимов, но и на то, чем они были прежде, когда выполняли самую грязную, самую презираемую работу, спускаясь в канализационные стоки, вывозя и сжигая мусор или же собирая по всему городу испражнения людей и животных.

Бару, широкоплечий пожилой мужчина с густой черной бородой, с обильными вкраплениями седины, сидел на подушках, читая какую-то книгу. При появлении посетителя он внимательно осмотрел его, затем отложил книгу в сторону и жестом предложил Вийону занять место напротив, что тот и сделал. Легкая белая занавеска между ними слегка покачивалась из стороны в сторону от дыхания хозяина и гостя.

– Прежде чем мы начнем, – проговорил Бару, – я должен предупредить, что не могу принимать какую бы то ни было плату за свои услуги, ибо плата в таком деле означает обучение, а учить нам чему бы то ни было негуафимов запрещено. Все, что я могу предложить – лишь частную беседу, а за беседу, конечно же, никто не вправе требовать денег. Однако, если вы, уважаемый, следуя непредсказуемому движению души, вдруг захотите внести пожертвование, то ящик слева от вас предназначен именнодля этой цели.

Вийон слышал об этих правилах раньше, и поэтому, развязав кошель, взял два таля из четырех, находившихся там, и опустил их в прорезь в небольшом темном ящике, про который говорил Бару. Говорили, что можно ничего не платить гуафимам за их услуги, и все равно получить желаемую помощь, однако также бытовало мнение, что подобного рода действия не принесут удачи, поэтому Вийон не стал рисковать. Возможно, он поступал глупо, ведь Бару был намного богаче его самого, однако Вийон, как человек честный, полагал, что нельзя пользоваться чужими услугами без возмещения, хотя бы и символического, затрат времени и труда.

– Как вас зовут, уважаемый? – Спросил Бару Хуркай. Корзинщик поежился, настолько непривычным было слышать вежливое обращение в свой адрес.

– Вийон Рауп, гос… – Он осекся, потому что назвать «господином» гуафима не мог, хотя большой и небедный дом Бару, и почтенный внешний вид его самого прямо-таки располагали к этому. Стремясь как-нибудь загладить, затереть неловкий момент, Вийон поспешно продолжил:

– Я бедный человек, простой корзинщик, но говорят, вы помогаете всем, независимо от происхождения и достатка.

– Это так, – величественно кивнул Бару. – Учение, которому мы следуем, спасительно для всех людей и полезно для каждого. Источник всех бед – заблуждения и предрассудки: ни стихийные бедствия, ни войны, ни голод, ни иные несчастья не сравнятся по вредоносности с омрачениями, которыми преисполнены умы людей, и более того – все эти несчастья и все другие имеют своей причиной ум человека. Жадность толкает людей к войне, но разве это не омрачение? Ведь торговать выгоднее. Неурожай и следующий за ним голод вычищает, бывает, целые страны, но разве не омрачение ума побуждает людей проедать все добытое, не делая никаких запасов на случай неурожая? Стихийные бедствия и жизненные неурядицы будто бы насылаются богами, и человек бросается в храм для того, чтобы вымолить себе лучшую долю – вместо того, чтобы потратить больше времени и сил для подготовки к новым ударам, которые произойдут неизбежно, ведь такова жизнь. Люди пытаются отыскать «незримые связи» там, где они якобы есть, и недооценивают силу обычных, естественных причин. Отсюда произрастают все беды, из ложного виденья. На чем же основано это ложное виденье? Только на вере. На вере в богов, в духов, в судьбу, во влияние звезд, даже в магию… Да, маги показывают кое-какие чудеса, но пользуются при этом в очень маленькой степени естественными силами природы, а по большей же части производят свои «чудеса» посредством ловкости рук, фокусов, мистификации, прямого обмана и, наконец, благодаря распространению историй, которые не имеют под собой никакой надежной основы. Проще говоря, все маги, жрецы и мистики дурят толпу, морочат голову простым людям, обманываются сами и вводят в заблуждение других, и все, абсолютно все несчастья в этом мире происходят от этой иллюзии, сплетенной с помощью лжи. Вера – вот зерно порока, стоит лишь разрушить веру и тогда глаза людей откроются, они увидят истинное положение дел, и смогут организовать свою жизнь так, чтобы жить счастливо, или, по крайней мере, комфортно. Всякая вера есть зло, а знание есть благо. Не следует верить никому и ничему, даже мне, следует уничтожить в себе всякую веру, и тогда рассеются и все заблуждения, и человек сможет узреть мир таким, какой тот есть на самом деле.

– Но если я не буду вам верить, – сказал Вийон. – То не буду и отрекаться от того, во что верю. Как же быть?

– Да, это непростой выбор, – согласился Бару. – Но я могу вам помочь, уважаемый: приведите пример того, что вас смущает и я подскажу, как быть. Научившись убивать в себе веру и постепенно прозревая, со временем вы станете делать это без моих подсказок, следуя правильном пониманию вещей, которое в вас зародится.

Вийон отрицательно замотал головой.

– Я не хочу становится гуафимом…

– И не станете, – успокоил его Бару. – Это путь не для всех, лишь для немногих. Но учение наше оказывает пользу всем, даже тем, кто не принимает его полностью. Что же вас беспокоит, уважаемый? Ведь не просто же так вы пришли.

Вийон кивнул.

– Что-то происходит с моей жизнью… – С трудом выдавил он. – Я не понимаю. Творятся вещи… лишенные смысла. Пугающие и странные.

– Например?

Вийон выдохнул так тяжело, что белая занавеска закачалась из стороны в сторону. Мысли его путались.