Свои и Чужие (СИ) - Антонов Сергей Петрович - Страница 9

― Госпожа Гара сама все оформляла, она Вас ожидает, прошу за мной. — солидарно и важно наставлял охранник.

Двое товарищей шли с раскрытыми ртами, вокруг царила такая красота и гармония, что все мысли и цели развеивались как утренний туман, оставляя лишь безмолвное восхищение. Пересекая пруд по мостику, увидели в кристально-чистой воде маленьких золотых рыбок. Русоволосый улыбнулся. Миновав заросли Иван-чая, поднялись на открытую терраску и оказались перед огромными стеклянными окнами, одно из которых выполняло функцию раздвижной двери. На пороге стояла хозяйка, на вид лет пятидесяти, возрастная копия их подруги. Для своих лет выглядела весьма молодо, хотя и страдала полнотой. Волосы золотисто-песочного оттенка с проседью покоились на плече, заплетенные в тугую косу.

― Вот, значит наши гости, Рид, спасибо, — охранник кивнул и удалился, хозяйка обвела двух мужчин взглядом, пригласила в дом.

Прошли в обширную гостиную, совмещенную с кухней. В центре помещения стоял большой бежевый диван и круглый двухуровневый стол из красного дерева. Дама с косой предложила Нарнису и Алеану присесть, а сама отправилась на кухню. Включив чайник, вернулась:

― Итак, господа, добрый день, меня зовут Гара, как я понимаю вы друзья Илоны?

Мужчины переглянулись, Алеан, сложив руки на коленях:

― Очень приятно, я Алеан, а это мой друг Нарнис, да, мы старые друзья, приехали навестить её, а вы как понимаю её мать?

― Да, мама, все от меня взяла, на отца вообще не похожа, разве что характером. Людей, которые в последнее время интересуются Илоной по пальцам одной руки пересчитать можно, а тех кто называет её своей подругой и того меньше. Отрадно слышать, что есть еще кто-то помимо нас, для которых она небезразлична.

― Так мы можем её увидеть? — спросил Нарнис.

― Можете, но не сейчас и не здесь. Давайте, это самое, попьем чаю, и я вам все расскажу, — с нежностью в голосе произнесла госпожа Гара и отправилась готовить угощение.

***

Двое товарищей оглядывали интерьер гостиной, полностью исполненный материалом золотистой элитной сосны. Прямо перед ними, выложенный из разноцветного камня томился в бездействии камин с серебристой трубой, уходящей в высокий потолок. Под массивными балками чердачного перекрытия, на цепях парила изящно-грубая кованая люстра. Весь периметр украсили разнообразные пейзажи неизвестных художников, а рядом с изысканной, винтовой дубовой лестницей, ведущий на второй этаж, красовался портрет, собравший в себе всю семью Авонави вместе.

Через некоторое время госпожа Гара принесла серебряный поднос с тремя чашками из тонкого фарфора, также имелись маленькие плошки с вареньем и вазочка с разнообразными вкусностями. Гара расставила все перед гостями, присела за стол, разминая роскошную косу в руках, погрузилась в воспоминания:

― Когда Илона вернулась с войны, нашему счастью не было конца, вот только дочурка стала сама не своя. Бесконечная депрессия и ночные кошмары изводили всеми днями. Как мы не пытались с ней разговаривать, это самое, поддерживать — без толку. Лоничка замкнулась и практически не выходила из дома. Когда удавалось вытащить её на улицу, погулять в парк или по магазинам пройтись, часто, это самое, начинала вести себя очень странно: на все оглядывалась и находилась в постоянном напряжении, от её пристального взора не могла уйти ни одна деталь, какая-то нездоровая осмотрительность. Бывало и так, что услышав громкий звук ревущей машины, скрежет или еще чего, ни с того ни с сего падала на пол и закрывала голову руками или же на четвереньках, это самое, пряталась за чем либо, как ребенком в прятки играла. Создатель, окружающие смотрели на неё как на умолишенную.

Однажды, на свадьбе сына наших знакомых в ресторане, произошло что-то немыслимое! Когда на стол подали жареного поросенка под огнем — их фирменное блюдо, дочка со слезами и вскриками бросилась от него прочь, будто демона увидала, переворачивала все на пути. Все были в таком недоумении. А дальше, это самое, залезла под стол и обмочилась, представляете?!

— Оу, — нахмурил брови Алеан, — с ней несколько раз такое происходило. Помню, при штурме Цырмен-Мура, на одной из улиц подбили нашу сковородку…

— Сковородку? — перебила женщина.

— Ой, простите, жаргон — танк наш, так вот, из башни попер черный дым, мы бросились спасать кого можно, изнутри доносились жуткие вопли… Втроем, под руки вытащили раненого командира экипажа, рейнорана[2], ноги ему почти срезало кумулятивной струёй, лицо все обожгло, помню еще его ореховые глаза были с кожей в один тон. Жуть. А он всё кричал: «Оставьте меня, сволочи, не трогайте!». Такого ужаса, как тогда, я в ней ещё не видел. Всегда контролирующая себя, при виде этого танкиста, Лони уронила оружие, спрыгнула с машины и побежала прочь с дикими вскриками. Озан, товарищ наш, её еле остановил, выволок с линии огня. Глаза были просто безумными, словно из какой-то другой реальности. Изо рта, Создатель, хлестала кровь, она чуть не откусила себе язык. Разрыдалась. С Илоной что-то произошло до этого, что-то очень страшное… мы долго пытались выяснить, но безрезультатно.

— Бедная моя девочка… — хозяйка запнулась, — дальше, все становилось только хуже. С каждым днем, на контакт шла все меньше и меньше. Мне, это самое, удалось уговорить её пойти на работу, отец пристроил к себе, дал шанс начать жизнь сначала, для вернувшихся с войны- такой шанс, это выигрышный лотерейный билет. Но с коллегами она не поладила, не прижилась в коллективе. Илоночка человек прямой, никогда не перед кем не заискивает, это самое, всегда говорит то, что думает, к тому же с таким жестким и взрывным характером, с которым вернулась, ей приходилось туго, моя девочка никогда такой не была! — голос хозяйки упал, последняя высказанная фраза являлась той истинной, в которую она до сих пор не могла поверить. Нервозность в поглаживании косы нарастала.

― Она уволилась со скандалом, это самое, ударила свою коллегу по лицу. Даже отец, директор фирмы, не смог ничего сделать. Офис Илона покинула со словами: «Поганый гадюшник и змеи подстать!», что-то в этом роде.

― Эта наша Лони, — усмехнулся Алеан и сделал глоток. Нарнис, поднявшись с дивана, неторопливо принялся прохаживаться по помещению, Гара продолжила:

― Мы так и не выяснили, почему возник конфликт, это самое, но после увольнения все усугубилось. Дочка неделями не покидала своей комнаты, все время спала, мало ела, даже за пределы участка выходить не решалась. Однажды, ей позвонили, какой-то мужчина и после того разговора, у неё первый раз за долгое время появилась улыбка. Часто стала уезжать, это самое, видно встречалась с ним, — госпожа Гара просияла, — у неё возник роман с этим незнакомцем.

― А кто он, вам известно, Илона о нем рассказывала? — с любопытством обернулся на хозяйку Нарнис.

― О нет, в её личную жизнь мы никогда не лезли, а она не распространялась.

― Жаль, — разочаровано повел головой Нарнис, подошел к семейному портрету на стене. Подругу узнал сразу, только на полотне она была изображена ещё совсем молодой, лет девятнадцать отроду, с роскошными, как у её матери, светло-русыми волосами и грустью в бледно-серых глазах.

― От помощи отца дочка отказывалась, жила на своё ветеранское пособие. В армии места тоже не нашлось, после войны ветеранов пруд пруди, это самое, ещё и женщина, дали отказ. Мы наняли психиатра, уговорили походить к нему, и занятия дали результат. Доктор рассказал, что у дочи, это самое, как там его, а, вот ПТСР[3], к мирной жизни тяжело привыкает. Но, постепенно, после каждого нового сеанса, начала приходить в себя, возобновила занятия спортом, бегать по утрам и вечерам стала, в секцию какую-то записалась, её молодой человек, похоже, тоже положительно влиял на восстановление. Все испортил случай, один день, двадцать третьего марта прошлого года.

― Что произошло? — оторвавшись от изучения портрета, Нарнис с тревогой обернулся.

Мать Илоны пригубила еще чаю: