Вопреки судьбе, или В другой мир за счастьем (СИ) - Цвик Катерина Александровна - Страница 16

Ехать пришлось два дня, и когда мы прибыли в село, где жил Леб, я поняла, в какой глуши мы в действительности жили до этого. Дома здесь были гораздо больше и выше, явно скрывая высокие потолки, улицы шире и чище, люди одеты более опрятно и красиво. Да даже заборы выглядели как заборы, а не покосившиеся убожества. Невольно напрашивался вопрос: что же я увижу в городах? Появилась надежда, что уровень жизни здесь гораздо выше, чем показалось поначалу.

— Вот! Смотрите! — улыбаясь, открыл он перед нами ворота в свой просторный двор.

Меня впечатлило, как хорошо у него все обустроено: чисто, аккуратные сараи по периметру двора, разнообразная живность и большой дом, рассчитанный на большую семью. Мне стало неудобно в своем непритязательном наряде и с тощей котомкой за спиной.

Мы въехали во двор, следом втянулась телега с помощником Леба. Из дома тут же выбежала пожилая тучная женщина в белом платке, украшенном затейливой вышивкой.

Лианем как-то меня просветила, что в деревнях до сих жив обычай украшать платки такой вот специальной вышивкой, а знающие люди могли прочесть по такому платку о семейном положении женщины, сколько у нее детей и даже какого они пола, женаты или замужем и сколько народили своих детей. Такие платки вышивались в течение всей жизни и считались гордостью хозяйки. И мать Леба явно вышла именно в таком.

— Сын! Как дорога? Как прошла торговля? — она засыпала его вопросами, после того как расцеловала.

— Мама, все хорошо! — немного смутился он. — Вот, знакомься, это Аника и ее названная дочь Лея. А это моя мать — госпожа Кавельде.

По заведенному обычаю, мы поклонились женщине, а она, как более старшая и уважаемая, кивнула нам, придирчиво оглядела и чуть скривились. Мы явно не пришлись по душе этой женщине, но нас с Леей разместили в просторной комнате, где я с удовольствием повалилась на самую настоящую кровать! Не на печь, сундук или лавку, а кровать, пусть и с матрасом, набитым сеном! Какое же это удовольствие для уставшего путника! А я еще и заезжать не хотела. Но Леб заявил, что никаких пиратов не боится, да и сбили мы его со следа своими стараниями.

Я скептически отреагировала на это заявление, но мужчина был настроен решительно, и я уступила. У меня теплилась надежда, что отследить нас до этого места Тарак не сможет, а вернее — не захочет...

***

Мы отдыхали у Леба целую неделю. Но он даже не пошевелился, чтобы отправиться в город и разузнать о караванах. И меня не пускал, говоря, что вот-вот освободится и сам туда съездит.

Госпожа Кавельде с каждым днем смотрела на нас с Леей все угрюмее и отвечала резче, хотя я и старалась как можно меньше обременять хозяев и всячески помогала, но ее это раздражало еще больше. А еще я опасалась, что мое интересное положение скоро перестанет быть тайной и, как все обернется в таком случае — большой вопрос.

Когда приехали в дом Леба, я сильно удивилась, что он не женат. Мне почему-то казалось, что у него уже как минимум семеро по лавкам сидят. Я не сомневалась, что даже несмотря на его увечье, желающих выйти замуж за человека с таким крепким хозяйством тьма!

На седьмой день я не выдержала и, перехватив мужчину во дворе, буквально приперла его к стенке:

— Леб, что происходит? — Он сделал непонимающее лицо. — Я тебе безумно благодарна за то, что ты помог нам уехать из деревни, но сидеть у тебя на шее и дальше не могу!

— Аника, ну на какой шее?! Мне ведь это ничего не стоит. — возмутился мужчина.

— Хорошо, пусть так, но ведь нам уже пора и честь знать. И если тебе некогда, то просто скажи, и мы сами съездим в город и все разузнаем! Ты же каждый день твердишь, что вот-вот туда отправишься, что нам нет смысла самим тящиться в такую даль, а на деле ничего не меняется!

— Ну куда вам торопиться? Побудете у меня лишние день-два, какая разница?

На улицу вышла его мать и так зыркнула в нашу сторону, что никаких слов не надо. Я лишь выразительно перевела на мужчину взгляд. Ну, не ябедничать же, право слово, о том, что последние дни госпожа Кавельде делает все, чтобы показать, что мы с Леей нежеланные гости. Да и жаловаться мне не на что, разве объяснишь мужчине нюансы, которые делают жизнь у него малоприятной? Его мать разве что вслух не говорит «Что-то вы у нас загостились», и я могу ее понять. Небось, для любимого сыночка уже давно невеста с хорошим приданым и уважаемыми родителями припасена, а он тут непонятную оборванку с дитем привез и посматривает так, что закрадываются подозрения.

— В общем, так, Леб, я узнавала: завтра сосед едет распродаваться в город. Я с ним поеду.

— Не нужно, — хмуро ответил он и поглядел странно. — Пошли. Поговорить нужно, — и повел меня в дом, в свой кабинет.

До этого я здесь не была, и меня приятно удивило просторное светлое помещение, пусть и захламленное по углам. А вот поведение Леба насторожило. Он как-то занервничал, засуетился. Сначала прошел и сел за свой стол, потом подскочил, кинулся к свободному стулу, подставил его мне, а когда я присела, не вернулся за стол, а, взяв еще один стул, устроился на нем напротив и замолчал, явно собираясь с мыслями. Наконец, когда я и сама не на шутку разнервничалась, он, утерев платком выступивший пот, начал:

— Аника, я хотел бы... Я тебя того... Ты мне этого... — по мере этого косноязычного монолога, мужчина искоса на меня поглядывал, а мои брови ползли вверх. — Я хочу, чтобы ты, то есть мы, то есть. В общем, вот! — и достал из-за пазухи браслет.

Я даже поначалу и не поняла, зачем он это сделал. Ну, браслет и браслет. Чего он мне его показывает? А потом до меня начало доходить! Это же брачный браслет! Очень уж у него красноречивая форма звеньев. Я уже успела узнать, что такая форма характерна для всех брачных браслетов, сделанных и для бедных людей, и для богатых. Отличается только материал и камни, которыми его можно украсить.

Я подняла на мужчину недоумевающий взгляд. Он что, делает мне предложение? Или я чего-то не понимаю?

— Аника, выходи за меня замуж, — наконец, озвучил Леб.

Я обескураженно заморгала. Не то чтобы я не видела в нем мужчину или считала слишком старым. Просто почему-то с самого начала причислила в разряд «не мой мужчина», скорее уж дядюшка. Почему и как это произошло, я и сама не могла себе точно ответить, но сейчас, глядя на него, отчетливо понимала, что не вижу себя рядом с ним ни по жизни, ни в одной постели. Однако проблема сейчас была даже не в моем нежелании выходить именно за него замуж. Даже захоти я это сделать, все равно ничего бы не вышло.

Отчего-то стало жутко стыдно, что я скрывала свою беременность и что живу в его доме, можно сказать, обманом. Как-то вдруг накатило ощущение неправильности происходящего, захотелось убежать отсюда: из этой комнаты и из этого дома. Но понимание того, что и это тоже будет неправильным, окончательно выбило из колеи. А еще очень не хотелось увидеть его отвращение и презрение, когда мужчина узнает правду. Мысли метались, гормоны бушевали, и я сама не заметила, как на глаза навернулись слезы, и я всхлипнула.

— Эй, ты чего? — тут же подскочил Леб и закружил надо мной, не зная, то ли обнять, то ли не обнять, то ли просто погладить руку, то ли и этого делать не стоит. — Что случилось-то, а?

А меня это его поведение совсем расстроило и растрогало, и я разрыдалась. Достала платочек и уткнулась в него лицом.

Леб, наконец, перестал надо мной кружить и, присев на стул, стал растерянно на меня таращиться, явно не зная, что сказать или сделать.

Когда мне удалось обуздать эмоции, я, поглядев мужчине в глаза, сказала:

— Я беременна, Леб. Скоро уже четыре месяца будет. Кто отец — не знаю, потому что не помню себя до того, как меня выбросило на берег в деревне. Так что... — я отвела взгляд, не желая видеть на лице мужчины презрение и разочарование. — Я пойду. Если. — но договорить я не успела.

— Я знаю.

Я так и плюхнулась обратно на стул, не успев подняться.

— То есть как? — уставилась на мужчину во все глаза.