Вопреки судьбе, или В другой мир за счастьем (СИ) - Цвик Катерина Александровна - Страница 58

— Но как это может быть? Это ведь ее собственные воспоминания! Как они могут что-то там перегрузить? — задала резонный вопрос графиня.

А вот для меня слова Этьена многое разъяснили. Действительно, неизвестно, что бы произошло с моей личностью и рассудком, если бы у меня в голове резко поселились воспоминания сразу о двух жизнях! Меня даже озноб прошиб. Страшно представить, что бы из этого вышло. Я и так ощущаю, как личность предыдущей владелицы этого тела меня изменила, подарив какое-то более легкое отношение к жизни и стерев часть багажа разочарований и боли. И это только то, что я заметила.

— А может, это как-то связано с беременностью Аники? — внезапно спросила госпожа Ловель и, сама того не ведая, подарила мне прекрасную возможность переложить все странности на мое материнство.

Признаваться в том, что я вовсе не та Аника, о которой они думают, я не собиралась. Конечно, мне очень хотелось поделиться этим, чтобы не прятаться, не выдумывать оправданий и просто быть собой, но по здравому размышлению я решила, что ничего, кроме новых проблем и непонятностей, это в мою жизнь не принесет. А то и вовсе посчитают меня спятившей, а сумасшедшие маги — это мертвые маги. Таких здесь никто в живых не оставляет.

— С беременностью? — повторила графиня и задумчиво уставилась на мой живот. — Даже и не знаю... Никогда с таким не сталкивалась и ничего о подобном не слышала, — и вопросительно посмотрела на внука.

— Я тоже. Но других мыслей и у меня нет. Кстати, Ани, что ты вспомнила?

Я поморщилась:

— Я и правда дочь герцога Нанского, и все было почти так, как ты рассказал, — вдаваться в подробности не хотелось, да и не нужно было.

В комнате опять повисла тишина, и я решила, что самое время перевести тему разговора и спросить о том, что сейчас волновало меня больше всего:

— Графиня Бриэн, Этьен, — переводила обеспокоенный взгляд с бабушки на внука и обратно. — Лея. Я.

— Мы обязательно об этом поговорим, дорогая, — оборвала меня графиня. — Но не здесь и не сейчас. Ты слишком устала, чтобы поднимать такую серьезную тему.

И я поняла, что сейчас никто не будет говорить со мной о Лее. И дело не только и не столько в моем здоровье, сколько в присутствии госпожи Ловель, которой, видимо, слышать это не нужно.

— Да, уже поздно, Ани нужно отдохнуть, — подбадривающе улыбнулся мне Этьен. — Но я не рассказал об еще одной важной вещи, о которой обязан упомянуть. — Он внезапно замялся, но продолжил. — Когда у меня появились весомые доказательства насчет твоей личности, я написал герцогу Нанскому.

Внезапно в горле у меня пересохло. Одно дело — знать, что у тебя в этом мире есть прошлое, даже заглядывать в чужие вспоминания, которые потом ложатся рядом с твоими собственными, будто присыпанные пеплом, а другое — понимать, что это прошлое совсем скоро превратится в настоящее и сметет все, что за это врем построила своими силами.

— И. Он что-то ответил? — выдавила я, понимая, что иначе Этьен об этом и не заговорил бы.

— Меньше чем через неделю твой отец прибудет в Бравель.

Известие просто оглушило.

— Так быстро? — вырвалось у меня.

— На самом деле он выехал больше двух недель назад, письмо с гонцом отправил в тоже время, поэтому фора у нас небольшая.

— Фора? Для чего? — не понимала я, потерянно глядя на свои руки.

— Ани, — Этьен взял мои ладони и заглянул в глаза. — Ты — дочь герцога, а живешь в доме старой художницы. Я не спорю — дом замечательный, но посмотри на это с другой стороны: Аллирия в моем лице сейчас выступает принимающей тебя стороной. И что увидит герцог, когда приедет?

До меня начало доходить. Действительно. Что увидит высокопоставленный вельможа, когда навестит дочь? Старый маленький домик не в самом престижном районе; дочь, одетую в наряд горожанки; полное отсутствие слуг и привычного ей комфорта. Что он подумает? Да ничего хорошего. И пусть его дочь беглянка и сама умудрилась влететь в эту ситуацию, но пренебрежения со стороны аллирийских аристократов он точно не потерпит.

— Что же делать?

Этьен облегченно выдохнул. Неужели боялся, что я заартачусь и не захочу ничего менять? Наверное, если бы я не была уверена, что являюсь Ревнской розой, то переезжать не согласилась бы, но сейчас... Да-а, хорошо же он успел меня изучить, если даже не пытался завести этот разговор раньше.

Этьен перевел взгляд на бабушку, и я поняла, для чего она была сегодня приглашена на этот ужин. Графиня, видимо, поняла это гораздо раньше, потому что мягко улыбнулась:

— Аника, я буду безмерно рада, если ты и твоя дочь примете приглашение погостить в моем доме.

Я перевела взгляд на госпожу Ловель, и она грустно, но подбадривающе улыбнулась. Она тоже все прекрасно понимала.

— Конечно. Мы с дочерью признательны вам за приглашение и с радостью его принимаем,

— вздохнув, ответила я в той же куртуазной манере.

— Что ж, тогда сегодня отдыхайте, а завтра утром я пришлю за вами карету.

— Но... у меня же работа, — опомнилась я.

— Ани, ну какая теперь работа? — мягко укорил Этьен.

Я нахмурилась и выдернула у него свои ладошки.

— Что значит — какая работа? Я столько сил и времени вложила в эти цветы!

— Ани, но ведь ты уже не беспамятная горожанка без роду и племени. Никто, в том числе и сам господин Мовельдик, не поймет, если ты останешься там работать, — терпеливо объяснял он.

Но ведь. Я же.

Этот аргумент добил меня окончательно. Разом навалились тяжелые, только что пережитые воспоминания смерти Аники; понимание, что нашу с Леей тайну раскрыли и чем это закончится — неизвестно; нервозность ситуации и сегодняшнего дня; прошлое Аники и, как вишенка на торте, полное отрицание всех моих хоть и невеликих, но достижений в этом мире.

И я, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась. Слезы полились нескончаемым потоком, а всхлипы больше походили на завывания.

Этьен растерялся. Но пересел ко мне на диванчик, обнял и начал гладить по спине, говоря что-то успокаивающее. Что — я не разбирала, да это и не было важно. Главное, что я слышала его успокаивающий голос и выплескивала рыданиями страх, неуверенность, обиду и только Пресветлый знает, какой еще сгусток самых противоречивых эмоций.

Когда я начала успокаиваться, поняла, что в гостиной, кроме нас с Этьеном, никого нет. Все еще всхлипывая и вытирая нос и щеки платком, который сунул мне в руки граф, я произнесла:

— Дамы так испугались моей истерики, что решили оставить тебя одного на растерзание?

— Как-то так, — чуть улыбнулся он, ловя мой взгляд. — Госпожа Ловель пошла успокаивать и укладывать детей — Лея к тебе рвалась, поэтому это было непросто.

— О-ох, — я снова уткнулась ему в грудь и почувствовала, что изрядно намочила слезами его рубашку.

— Еще она сказала, что уложит девочку сегодня у себя, чтобы ты смогла спокойно отдохнуть.

И я была ей за это искренне благодарна. У меня просто не хватило бы душевных сил сегодня что-то объяснять ребенку.

— А графиня? Наверное, подумала, что я та еще истеричка.

— Ничего такого она не подумала, — улыбнулся он. — Она просто не захотела смущать тебя еще больше, немного помогла госпоже Ловель справиться с детьми и отбыла домой...

У меня опять вырвался всхлип — привет от прокатившейся истерики. В душе и в голове поселилась опустошённость и усталость.

— .Пойдем, я провожу тебя в комнату. Тебе нужно хорошенько отдохнуть и выспаться.

Он довел меня до кровати, усадил, встал передо мной на одно колено и заглянул в глаза. Так и я сама часто делала, когда хотела поговорить с Леей о чем-то важном или что-то ей разъяснить.

— Ани, не нужно переживать и расстраиваться из-за оранжерей Мовельдика. Поверь, это не то, что должно тебя сейчас волновать. Но я думаю, мы всегда сможем с ним договориться, что ты будешь и дальше в свое удовольствие выводить в его оранжереях новые растения, только уже на правах не работницы, а, скажем, компаньонки. Пока у тебя не появится свой дом в Бравеле, подобное воспримут как твою эксцентричную причуду.