По осколкам твоего сердца (СИ) - Джейн Анна - Страница 24

- Мам, все будет хорошо, - тихо сказала я, обнимая ее. – Нам всем будет лучше. Я сосредоточусь на учебе в прежней школе, буду помогать бабушке, мы с тобой все время будем на связи. Я возвращаюсь в наш родной город, а не переезжаю в другую страну.

- Но это все равно неправильно – оставлять тебя, - всхлипнула она.

- Не ты уезжаешь, а я, - пришлось напомнить мне. Внутри стало больно, и, наверное, я бы тоже все-таки проронила слезу, если бы мама вдруг не выдала:

- Понимаю тебя, малышка… Ты хочешь сбежать отсюда – слишком больно думать о Диме. Я тоже хотела все бросить и уехать, когда твоего папы не стало.

И всю ту нежность, которая была во мне в этот миг, оборвало.

Я отпустила маму.

Серьезно? Она думает, что я уезжаю только из-за Димы?

«Ты что, не видишь, что происходит?! – хотелось выкрикнуть мне. – Неужели ты не видишь, как твой муж относится ко мне? Почему ты не веришь родной дочери?! Почему ты сделала вид, будто забыла, что он поднимал на меня руку?»

Этих «почему» внутри скопилось столько, что действительно хотелось кричать. Но я молчала.

В этом нет смысла. Мои слова ничего не изменят. Отчим заколдовал ее. Будто паук пробрался в нашу семью и опутал маму паутиной, чтобы высосать из нее душу.

- Пора занимать свое место, - появилась рядом с нами вежливая проводница, и я кивнула. Поскорее бы уже оказаться в вагоне.

- Обними напоследок Андрея, - добила меня мама и, увидев, как я закатила глаза, сделала умоляющее лицо.

Хорошо, обниму. Но не для того, чтобы поблагодарить. За другим.

- Обидишь ее – тебе будет плохо, - тихо сказала я отчиму, с отвращением дотрагиваясь до его плеча.

- Не появляйся в нашей жизни, не порти будущее матери, - ответил он тихо, но с угрозой. До меня даже не дотронулся – ему явно было противно.

Больше ничего не говоря, я поднялась в вагон. Нашла свое купе, села на нижнее место возле окна и даже устало помахала маме.

С протяжными гудками поезд тронулся. Я откинулась назад, чувствуя, как напряжение постепенно отпускает меня. А вот боль – нет.

Она все так же удавкой обвивалась вокруг моей шеи. Разве что стала чуть свободнее, не давая мне задыхаться.

Мимо проносились дома, в окнах которых играло заходящее оранжевое солнце. Потом – пригород. Затем – луга и поля, которые вскоре сменил смешанный лес, над которым горело ноябрьское зарево. Яркое, словно небесный пожар.

Точно так же горело мое сердце. Мне действительно было тяжело уезжать.

Сложно было оставлять маму с этим козлом. Хотя я понимала, что быть с ним – это ее выбор. Я не проживу ее жизнь за нее.

Сложно было оставлять Дилару. Нас связывала не только любовь к BTS, разговоры, смех и шоколадки, которые мы вечно делили на двоих. Она была не просто моей подругой, а буквально пожертвовала собой ради, чтобы помочь тогда, когда меня травили. За это короткое время она стала для меня настоящей сестрой. Я надеялась, что наше общение не прекратится.

А еще сложно было оставлять Диму. На могиле папы я бывала часто, а на его – всего раз. Не могла приходить туда. Меня начинало трясти от ужаса от одной только мысли… Что-то в глубине меня, какая-то частица продолжала верить в то, что он не умер… И что это не его могила. И что он однажды появится.

Небо стало темнеть и похолодало. Сверху футболки я надела рубашку Димы – все, что у меня от него осталось. Я берегла ее, будто сокровище. В ней было теплее, чем в самом толстом свитере.

Чувствуя его запах, который сохранился на ткани, я успокаивалась. Свернувшись калачиком на своей нижней полке, я смотрела в окно, слушала мерный стук колес, крутила браслет на запястье и вспоминала его голос.

Встреча с ним – это лучшее, что со мной случилось.

Я действительно буду любить тебя целую вечность и даже немного больше, мой мальчик.

Мое сердце разбито на осколки. Но это не значит, что я опускаю руки.

Я стала другой. Новой Полиной, сильной и смелой.

И я проживу эту жизнь за нас двоих. А через вечность мы встретимся.

Обещаю.

Бабуля встретила меня на платформе, хоть я и говорила, что доеду сама. Она обняла меня, и мы обе заплакали – очень сильно друг по другу соскучились. Домой поехали не на такси, а на машине сына ее подруги.

Бабушкина квартира в старой хрущевке кардинально отличалась от квартиры Андрея в новом комфортном жилом комплексе. Но все здесь было родным и привычным. Все, начиная от запаха бабушкиных духов, заканчивая кружевными салфетками на столе.

Первым делом я схватила своего любимого кота, по которому безумно соскучилась и, прижимая его к груди, села в любимое кресло.

Я дома.

Наконец-то я дома.

Не выпуская кота, который, разумеется, начал мяукать от негодования, я подошла к окну кухни, что выходило во двор, сейчас заваленный снегом. В небе – неожиданно ярко-голубом – вдалеке пролетал самолет, оставляя после себя белую полосу.

Я грустно улыбнулась.

Пап, я скоро приду к тебе, не обижайся, что долго не было.

***

Все случилось так, как и должно было случиться. Зло всегда возвращается обратно, словно бумеранг. Иногда это просто случается не сразу, и порою нужно просто подождать.

Власова, Малиновскую и ее свору выгнали из школы. Директор, видимо, побоялся, что они могут навредить другим ученикам. Все-таки в нашем учебном заведении учились разные дети – в том числе, непростых родителей. Кроме того, их всех поставили на учет в полицию.

Класс расформировали и остатки разбросали по параллели. Милане, правда, повезло, и она оказалась в классе Женьки Соколова, с которым продолжала встречаться.

Мать Малиновской уволили. Директор велел написать ей заявление по собственному желанию, та не согласилась, тогда он быстренько нашел причину, из-за которой сам уволил ее.

Уже потом Дилара рассказала мне, что по словам знакомой ее мамы, он директор дал своим коллегам такую рекомендацию, что мать Малиновской не могла устроиться ни в одно учебное заведение в районе. Никто не хотел ее брать, к тому же на место завуча. Сама Малина перешла в другую школу. И опять-таки по словам той самой знакомой, училась она отвратительно, да и поведение ее было просто ужасным. А еще ее бросил Власов. А сам замутил с дочерью какого-то депутата.

С Сашей и Русланом я больше не общалась. Она перестала мне писать – резко пропала. И я подумала, что они решили не общаться с дочерью новой жены отца. Наверное, это было правильно. Мы должны оставаться в стороне друг от друга.

Дилара тоже не осталась в старой школе. Не хотела видеть лица одноклассников и вспоминать обо всем, что произошло. Поговорим с мамой, она перевелась на домашнее обучение, решив, что должна по максимуму выжать из себя все до конца одиннадцатого класса. Ей не хотелось быть тупой, как она сама говорила. И подруга усиленно занималась с многочисленными репетиторами, которых ей нанимали.

С Лехой они больше не общались. Он не писал ей, а когда она все-таки осмелилась написать ему, то получила долгий игнор. Леха не отвечал ей почти неделю, зато засветился в сторис у какого-то их общего знакомого, где обнимался с какой-то новой девушкой. После этого Дилара ревела целый день. А затем снова заблокировала его. Решила, что пусть он идет на все четыре стороны. Но я знала – подруга продолжала его любить. И никакие другие парни не могли заменить ей его.

Дилара шутила, что теперь любит только одного Обеда, который быстро освоился, в первую неделю ободрал им новые обои, пару раз нагадил в папины тапки, разбил дорогую вазу и разодрал тетрадь младшей сестры. И в итоге стал всеобщим любимчиком, которому все члены семьи едва ли не поклонялись.

Сама я с Лехой поддерживала контакт – ради Лорда. С псом все было хорошо, хотя он очень скучал по Диме и часами лежал на пороге, положив голову на лапы, будто ждал хозяина. Но это общение было редким и мимолетным, словно Лехе неловко было со мной общаться, а мне – с ним.

Я восстановилась в старой школе, но сблизиться, как прежде, со старыми подругами, не могла. Отстранилась от всех. Стала одиночкой. Но это меня не напрягало – так мне было комфортнее.