Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина - Страница 17

Если бы Эспин проявил ко мне хоть капельку внимания, пусть даже соврал о своих чувствах, которых нет, мне было бы проще смириться с мыслью о предстоящем браке, а так… Впрочем, пока я ещё не придумала, что буду делать, когда вернусь во Флесмер. Но ничего, у меня ещё есть время, чтобы всё хорошенько обдумать и обыграть дядю Густава. Лишь бы Эспин не помешал мне это сделать, а то за последние два дня, что мы провели вместе, при виде него я перестала чувствовать резкое отторжение и неприятие. Дурной знак, что-то не то со мной происходит. Ещё влюблюсь и забуду о гордости, а там и плакало моё наследство – дядя Густав быстро найдёт ему применение.

Отогнав ворох странных мыслей, я вернулась в каюту, чтобы переодеться к ужину и послушать недовольное бухтение Брума:

– Кошки… твари… чуют…

– Что ты там опять разоряешься? – выйдя из ванной комнаты, поинтересовалась я.

Хухморчик с хмурой физиономией сидел на моей кровати и недобро поглядывал на входную дверь:

– Я слышал, одна уже приходила сюда, точила когти о косяк. Чует меня, думает, что я крыса, хочет сожрать. Я помню этих гадин, все их звериные повадки знаю наперёд. Я уже плавал на этом пароходе, но в другую сторону. Тогда мне приходилось прятаться в грузовом трюме, а кошки охотились за мной. Перестрелять бы их всех на шубы... Если бы я не побелел после встречи с песцами, то стал бы седым здесь. Мне ведь приходилось заползать от кошек на стены, а они умеют карабкаться по деревянным панелям. Тогда я приноровился цепляться к потолку, по нескольку дней с него не спускался. Даже спать научился вверх ногами, а всё из-за этих хвостатых тварей…

Какой же он трогательный, когда жалуется на жизнь. А когда недовольно хохлится, то становится таким пушистым лапочкой.

– Бедненький ты мой, – скрывая улыбку, я села на кровать и протянула к Бруму ладонь, – давай я тебя пожалею.

– Зачем? – насторожился он.

– Но ведь тебя все обижают и никто не приласкает.

Сказав это, я коснулась указательным пальцем его макушки и попыталась погладить хухморчика. До чего же у него мягкая шерсть, какой пушок…

– Ты это чего? – озабоченно спросил он и немного отстранился.

Я же не упустила момент, когда он невольно выпятил упитанное брюшко, и уже двумя пальцами принялась перебирать шелковистые ворсинки:

– Такой маленький, такой смелый, – приговаривала я, – не боится ни песцов, ни кошек. Отважный путешественник.

Хухморчик растрогался и начал улыбаться, даже довольно посмеиваться. А я всё перебирала пальцами по мягкой шёрстке, наслаждаясь приятными тактильными ощущениями, а Брум уже начал умолять:

– Ну, всё, хватит, щекотно же.

Нет, я не настолько милосердна и потому продолжила гладить хухморчика под мышками, а он залился грубоватым басовитым смехом и вцепился в мой ноготь одной из присосок, но убрать мою руку не пытался – не хватило ни силёнок, ни воли, когда всё тельце сотрясает смех.

Прервал наше веселье только настойчивый стук в дверь. Пришлось отстать от Брума, чтобы впустить визитёра. Им оказался Эспин, и весь его вид говорил о том, что он чем-то не на шутку встревожен.

– У тебя здесь кто-то есть? – первым делом спросил он меня.

– Нет, конечно. С чего ты взял?

– Я слышал мужской смех.

– А, это мы с Брумом развлекались.

– Вот как? А я думал, у тебя здесь посторонний мужчина.

Надо же, да Эспин, похоже, ревнует. Кто бы мог подумать. Мне так хотелось подтрунить над ним, раз он дал мне для этого удобный повод, но наш разговор прервал Брум:

– Что значит, думал? – возмущённо глянул он на Эспина. – Я что, по-твоему, не мужчина?

– Тихо-тихо, – принялся успокаивать закипающего хухморчика Эспин. – я имел в виду человеческого мужчину.

– Надо выражаться яснее, – пробурчал Брум и, потоптавшись по моей кровати, отвернулся.

На этом препирательства были окончены, и мы с Эспином поспешили покинуть каюту, чтобы отправиться на ужин.

Ресторан не поражал богатством убранства и обстановки, что было ожидаемо, но и желание бежать из него сломя голову, тоже не вызывал. Пассажиров и вправду было немного, некоторые столики полностью пустовали.

Эспин выбрал для нас место в стороне от помоста, где пианист развлекал посетителей своей ненавязчивой и тихой игрой. Пока мы ждали, когда официант принесёт наш заказ, я невольно поймала себя на том, что разглядываю вечерние платья дам и ужасно жалею, что своим траурным нарядом не могу блеснуть на этом вечере. Хотя, зачем мне блистать, зачем привлекать внимание? Для чего? Ради кого? Я и так сижу за одним столиком с молодым человеком, которому абсолютно всё равно, во что я одета.

– Прошу прощения, – обратился к нам официант, почему-то вернувшийся с пустыми руками, – не могли бы вы пересесть в центр зала?

– А в чём дело? – живо поинтересовался Эспин

– Капитан приглашает вас за свой стол, чтобы вы составили ему компанию.

– Мы? – немало удивился Эспин

– В первую очередь, ваша спутница, – был ему краткий ответ.

Мы молчаливо переглянулись, не понимая, что происходит.

– Ты знакома со здешним капитаном? – вполголоса спросил меня Эспин, когда официант удалился.

– Нет, – так же тихо ответила я ему. – Я даже не имею понятия, как его зовут.

– Интересно…

А вот мне интересно не было, скорее тревожно. Ощущение, что за приглашением капитана кроется какая-то неприятная неожиданность, не покидало меня. Но Эспин ничего не опасался и потому без промедления повёл меня к центральному круглому столу, за которым уже трапезничало немало гостей.

Убелённый сединами старец в кителе при моём появлении тут же поднялся с места и с улыбкой раскрыл свои объятия:

– Подумать только, всего каких-то тринадцать лет пролетели словно миг, а маленькая девочка успела вырасти и стать настоящей красавицей.

Видимо, заметив моё замешательство, капитан всё же передумал обнимать меня, и вместо этого жестом предложил сесть по левую руку от него. Эспину досталось место рядом со мной, и это внушало слабое ощущение защищённости, но ровно до того момента, пока я не почувствовала прожигающий взгляд чьих-то ненасытных глаз напротив – Мортен Вистинг тоже был здесь.

– Конечно же, вы не помните меня, – обратился ко мне капитан, и мне пришлось перевести на него взгляд и одобрительно кивнуть. – Вы ведь были совсем крохой, когда мы нашли вас в трюме среди персиков и абрикосов.

– Так вы служили на шхуне компании Крогов-Мелингов? – наконец, поняла я.

– В ту пору я был помощником капитана, – согласно кивнул он, – но даже представить себе не мог, что однажды на судне объявится маленький ребёнок, и никто не сможет точно сказать, как такое могло произойти. У вас удивительная судьба, Шела. Не иначе, вы чудом спасшаяся сарпальская принцесса, и провиденье даровало вам долгую и интересную жизнь.

– Это всего лишь одна из догадок, – смутилась я, услышав слово "принцесса".

– Зато какая увлекательная догадка, – подбодрил меня капитан.

И тут же другие гости за столом, особенно дамы, стали просить капитана рассказать им ту давнюю историю о моём появлении на торговом судне, что он и сделал. А ещё капитан решил пересказать домыслы былых времён о тайне моего происхождения и мифической няньке, что служила в семействе брата сарпальского сатрапа и спасла меня, опоив сонным напитком и спрятав в ящике с персиками, который и отправился в трюм тромделагского судна.

Я слушала его рассказ вполуха, понимая, что мне жутко неудобно становиться центром всеобщего внимания, которое я ничем не заслужила. Вся эта история с принцессой была насквозь вымышленной небылицей, и я понимала это всегда. Зато капитан очень хотел поверить в чудо, к которому он хоть и немного, но причастен, а заодно ему не терпелось приобщить к нему и своих гостей. И они были рады соприкоснуться с частичкой тайны – все кроме Мортена Вистинга.

Я отчётливо видела, как едва заметная ухмылка играла на его устах, пока он расправлялся с устрицами на своей тарелке. Отчего-то меня задело его неверие, будто он насмехается лично надо мной, а не над неправдоподобной историей капитана. Я даже поспешила отвернуться, лишь бы не встречаться с ним взглядом.